§ 2. Форма производства и собственность в рабовладельческом обществе

Исторически первой формой частной собственности, обусловившей возникновение первой классовой общественной формации - рабства, была не мелкая индивидуальная частная собственность, а крупная рабовладельческая собственность.

Мелкая индивидуальная частная собственность, основанная на личном труде, возникает еще в доклассовом обществе, в период его разложения. Она существует в эпоху рабства, получает широкое распространение при феодализме, играя роль необходимого придатка крупной феодальной собственности, влачит жалкое существование при капитализме, сохраняется в переходный период от капитализма к социализму и окончательно исчезает только при социализме. Существуя в самых различных исторических условиях, она не характеризует и тем более не определяет ни одного экономического базиса, ни одной системы производственных отношений. Она не объясняет ни развития производительных сил данного общества, ни его экономического строя.

Поэтому мелкое производство никогда и ни при каких исторических условиях не было и не могло быть основой общественного развития.

Сам факт существования мелкого производства свидетельствует о низкой ступени развития производительных сил, слабом разделении труда и невысоком уровне его обобществления.

Рабовладельческая собственность возникает с исторической необходимостью на основе первых форм общественного разделения труда, на основе развития земледелия и скотоводства,, а также зачатков промышленного производства.

Появившееся в эпоху первобытно-общинного строя общественное разделение труда наследуется эпохой рабства. Развиваются земледелие и скотоводство, как более или менее самостоятельные отрасли производства. Зачатки ремесленного производства, характерные для периода разложения родового строя, получают дальнейшее развитие; происходит отделение ремесла от земледелия.

На базе расширяющегося общественного разделения труда, при наличии различных собственников и развивающейся частной собственности, возникает обмен, а затем торговля. Таким образом, к первым двум присоединяется третье "разделение труда решающей важности" (Ф. Энгельс)-создается класс купцов, занимающихся только обменом продуктов.

С развитием общественного разделения труда расширяется процесс его обобществления. Вместо разрозненных первобытных общин, члены которых связаны лишь прочными кровными узами, существуют крупные латифундии и эргастерии, а также бесчисленное множество мелких частных производителей (крестьян и ремесленников), порвавших отношения или все еще в какой-то мере связанных с сельской общиной.

Связь между отдельными хозяйствами и сферами общественного производства еще, конечно, очень далека от той всеобщности и тех масштабов, которых она достигает при капитализме, что объясняется слабым развитием производительных сил. Тем не менее она неизмеримо сильнее и глубже проникает в поры хозяйственной жизни общества в целом, чем это было в эпоху первобытно-общинного строя.

Что же представляли собой в эпоху рабства производительные силы, игравшие решающую роль в развитии сложившейся формы производства?

Орудия производства в эту эпоху в своей преобладающей массе были еще грубы и примитивны^*. Это объяснялось двумя обстоятельствами: во-первых, рабовладельческий строй исторически унаследовал те орудия труда, которые ему оставил первобытно-общинный строй; во-вторых, рабский труд, как труд подневольный по своей природе, исключал применение сколько-нибудь совершенных орудий производства^**.

^* ( Характеризуя уровень техники в Древней Греции, А. Тюменев пишет: «Низкий уровень техники и примитивность приемов производства были, таким образом, одинаково характерны для всех видов производительной деятельности в Древней Греции. Из технических приемов и приспособлений, помимо самых простых, частью даже примитивных орудий, в древности применялись исключительно механические двигатели и приборы, действие которых основано было на одном математическом расчете (рычаги, блоки, винты, частью зубчатые колеса, метательные машины). Главной целью всех этих приспособлений было преодоление силы тяжести, причем применение они себе находили почти исключительно либо в торговле при погрузке судов, либо в строительном и военном деле. В промышленности же, как показывают изображения различных мастеров, равно как и инструментов, развешанных по стенам мастерской, употреблялись исключительно ручные и притом в большинстве самые простые орудия и инструменты" (А. Тюменев. Очерки экономической и социальной истории Древней Греции, т. I. М., 1924, стр. 115).)

^** (Рабский труд находил широкое применение в рудниках. "Разработки велись очень простыми орудиями; основных орудий было четыре: молот, клин, кайло и лопата... Весь процесс работы шел вручную. Вручную - глиняными сосудами или мехами - вычерпывалась в случае надобности из рудников вода, вручную - корзинами или мешками - руда вытаскивалась из недр штолен на поверхность" (История древнего мира, т. II. Древняя Греция, ч. 1. Соц- экгиз, 1937, стр. 307-308).

)

Все же последние были уже таковы, что их применение (при наличии накопленного и передававшегося из поколения в поколение производственного опыта) обеспечивало не только развитие земледелия и ремесла (а стало быть, и углубления общественного разделения труда), но и такой уровень производительности труда, при котором впервые в истории общества появилась возможность получать прибавочный продукт.

Однако человеческий труд был еще не настолько производительным, чтобы стало возможно применить более мягкие формы эксплуатации, чем рабство. Даже небольшой излишек продуктов сверх необходимого для существования непосредственного производителя мог создаваться лишь при исключительно жестоких формах эксплуатации, из которых простейшей и естественной являлось рабство. Оно было не только естественно и необходимо, но и прогрессивно как для общественного производства, так и для рабов, поскольку военнопленные, из которых по преимуществу пополнялась армия рабов и которых раньше убивали, теперь получали жизнь.

При данной форме производства утратила свое значение общинная собственность. Более того, последняя стала тормозом развития общественного производства. Но она далеко не сразу сошла с исторической сцены; длительное время она сосуществовала с рабовладельческой собственностью, придавая своеобразный характер рабству. Ярким примером этому могут служить страны Древнего Востока, где процесс становления рабовладельческого общества затянулся на два-три тысячелетия.

Главной производительной силой в рабовладельческом обществе были рабы. Степень распространенности рабского труда - основной показатель зрелости этой новой общественной формации, которая в классическом виде сложилась в Древней Греции и Риме. Здесь рабство было столь же распространено, как и общепризнано. "В совершенной семье,- замечает Аристотель,- два элемента: рабы и свободные^*".

^* (Политика Аристотеля. Пер. С. А. Жебелева. М., 1911, стр. 9.)

По масштабам применения труда рабов в Греции и Риме можно сделать безошибочный вывод о том, что рабский труд составлял такую же естественную базу для античного мира, как труд крепостных (или зависимых) крестьян - для феодализма и наемный труд - для капитализма.

Ко времени наивысшего расцвета Афин общее количество рабов достигло 365 тыс. и состоявших под покровительством чужеземцев и вольноотпущенников - 45 тыс. На каждого взрослого гражданина приходилось по меньшей мере 18 рабов и более 2 находившихся под покровительством^*.

^* (См.: К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 119.)

Рабство широко применялось в промышленности (конечно, ремесленного типа), в сельском хозяйстве и в домашнем хозяйстве. По данным Валлона^*, в Аттике, в V и IV вв. до н. э., более половины всех рабов было занято в промышленности. В Риме (II в. до н. э.) насчитывалось свыше 1,5 млн. рабов. Здесь рабский труд более всего применялся в сельском хозяйстве. Крупные латифундии были средоточием большого количества рабов, а потому и центром революционных восстаний.

^* (А. Валлон. История рабства в античном мире. Греция. М., 1936, стр. 121.)

Главным и основным источником пополнения армии рабов были войны, в результате которых покоренные народы обращались в рабство.

Насколько обращение в рабство считалось естественным следствием войны, которая, в свою очередь, рассматривалась как законный источник рабов, видно из высказываний Аристотеля. Всячески порицая торговлю, а особенно ростовщичество, называя их барышничеством, т. е. противоестественной формой деятельности, Аристотель выделял в особую категорию так называемую экономическую форму деятельности людей. К ней он относил различные образы жизни тех людей, деятельность которых обращена непосредственно на предметы самой природы и которые не добывают себе пропитание меной и продажей. В качестве представителей таких образов жизни он называл кочевников, земледельцев, морских разбойников и охотников. По утверждению Аристотеля, особенно счастливо живут те люди, которые один образ жизни соединяют с другим, например кочевой образ жизни с морским разбоем или земледелие с охотой. При этом под охотой Аристотель понимал не только охоту на диких животных, но и на людей, которые, "по природе своей будучи назначены к подчинению, противятся своему назначению". Такого рода война, утверждал Аристотель, "по природе своей справедлива^*".

^* (Политика Аристотеля, стр. 21-22.)

При обосновании этих положений Аристотель ссылался то на особую природу варвара, благодаря которой он предназначен повиноваться, быть рабом, то на естественную природу, которая якобы ничего не производит без цели, а все, что производит, предназначает на пользу человека, то на экономическую деятельность людей, которая предопределена природой приобретаемых вещей. Во всех случаях, выступало ли обоснование рабства в грубой или в утонченной телеологической форме, сливающейся с чистейшим идеализмом, Аристотель не только оправдывал существование этого общественного строя, но и рассматривал его как естественную форму общественного производства. Не следует забывать, что для того периода рабство было исторически необходимым. С этой точки зрения утверждения Аристотеля об естественности рабовладения являлись правомерными, а его указания на значение войны как важнейшего источника рабов соответствовали действительности. Однако Аристотель не увековечивал рабства. Если бы ткацкие челноки, говорил он, ткали сами, то не потребовались бы мастеру помощники, а господину - рабы.

Не только история Греции, но и история Рима также показывает, что главным резервом пополнения армии рабов были не разоряемые мелкие производители - крестьяне и ремесленники, а побеждаемые в войнах иноплеменные народы.

Новая форма собственности возникала не вне и помимо старой формы. На основе изменяющейся формы производства прежняя форма собственности превращалась в новую. При определенных исторических условиях в новой форме собственности рабовладельческой сохранялись некоторые внешние черты старой - первобытно-общинной.

К. Маркс и Ф. Энгельс, говоря о рабовладельческой собственности, называли ее античной общинной и государственной собственностью. "Граждане государства,- писали они,- лишь сообща владеют своими работающими рабами и уже в силу этого связаны формой общинной собственности. Это -совместная частная собственность активных граждан государства, вынужденных перед лицом рабов сохранять эту естественно возникшую форму ассоциации^*". Разумеется, античная общинная собственность лишь по форме напоминала прежнюю общинную собственность, а по существу выражала антагонизм между двумя нарождавшимися классами, которого не знала общинная собственность. По мере своего развития, когда индивидуальное владение рабами приобретало решающее значение, античная собственность освободилась и от этого внешнего сходства. А индивидуальное владение рабами нередко достигало значительных размеров. Так, имущество Никия оценивалось в 100, а Каллия - в 200 талантов^**. Сын Каллия Гиппоник имел 600 рабов в рудниках и получал с них ежегодный доход до 6 талантов. Никий затрачивал на наем рабов (на правах аренды) для работы на своих рудниках не менее 10 талантов в год^***.

^* (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 3, стр. 21.)

^** (Талант = 26,2 кг серебра.)

^*** (См.: А. Тюменев. Очерки экономической и социальной истории Древней Греции, т. I, стр. 127.)

На наш взгляд, нельзя согласиться с трактовкой, которую дал рабовладельческой собственности С. И. Ковалев^*. Общинно-государственный характер рабовладельческой собственности не раскрывает ее природы, а скорей является лишь внешней оболочкой, под которой она развивалась и в конце концов сложилась как частная собственность класса рабовладельцев, отличавшаяся тем, что она была полной собственностью не только на средства производства, но и на работника производства - раба. Там, где у С. И. Ковалева речь идет о противоречиях между общинно-государственной и индивидуальной собственностью, как раз и раскрывается процесс становления собственно рабовладельческой собственности. Поскольку последняя возникала на базе разложения общинной собственности, она не могла известное время, в зависимости от конкретных условий (например, в Спарте), не сохранять коллективную форму. Для Афин и Рима сохранение этой формы уже не было столь характерно. Здесь наибольшее развитие получила индивидуальная рабовладельческая собственность. Отдавая непомерно большую дан? внешнему облику рабовладельческой собственности, С. И. Ковалев склонен считать, что "античная собственность в ее наиболее чистой форме" существовала в Спарте, а в Афинах и Риме "античная собственность выступала в модифицированной форме". Это неверно, так же как и утверждение, будто классический образец античного рабства дала Спарта, а не Афины и Рим.

^* (См.: История древнего мира, т. I. Древний Восток. Соцэкгиз, 1936, стр. 12-14.)

Своеобразную позицию в трактовке рабовладельческого способа производства и природы античной собственности занимает М. В. Колганов. По его мнению, рабовладельческое хозяйство "покоится на двух совершенно противоположных материальных основах: на присвоении естественных условий производства и на производстве продуктов^*". В такой довольно абстрактной характеристике погашаются все специфически исторические условия существования и развития рабовладельческого общества.

^* (. В. Колганов. Собственность, стр. 240.)

Если иметь в виду материальную, производственную основу рабовладельческого способа производства, то она представлена земледелием и ремеслом. И в той и в другой отраслях имело место как присвоение "естественных условий производства", так и "производство продуктов". Их противопоставление лишено- реального смысла.

Если же М. В. Колганов полагает, что в эпоху рабства противопоставление присвоения естественных условий производства производству продуктов оправдывается тем, что первое осуществлялось, как он выражается, натурально, а второе - посредством производства и обмена, то и в этом случае его утверждения не соответствуют действительности. Так называемые "естественные условия производства", к которым М. В. Колганов относит не только землю, но и рабов (?), нередко вступали в процесс товарооборота: земля не только закладывалась, но продавалась и покупалась, а невольничьи рынки были весьма распространенным явлением. Что касается продуктов труда, то, как известно, преобладающая их масса не принимала товарной формы, поскольку хозяйство в эпоху рабства имело преимущественно натуральный характер.

Зачем потребовалось М. В. Колганову приписывать рабству не соответствующую ему материальную базу? Затем чтобы подкрепить свой чисто умозрительный тезис о двух видах богатства: естественном, которое "присваивается без труда", и созданном человеческим трудом. Этот тезис положен М. В. Колгановым в основу характеристики отношений собственности в первобытном обществе. Он же служит ему отправным пунктом и для характеристики собственности в рабовладельческом обществе. Двоякая форма богатства, по мнению М. В. Колганова, определяла двоякую форму присвоения: частное владение недвижимым имуществом и частную собственность на движимое имущество. Частное владение распространялось на землю и на рабов, частная собственность - на продукты производства.

Известно, что основоположники марксизма не проводили резкой грани между собственностью на движимое и собственностью на недвижимое имущество в эпоху рабства. Они писали: "Наряду с общинной собственностью развивается уже и движимая, а впоследствии и недвижимая, частная собственность^*..."

^* (46 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 3, стр. 21.)

Почему же совместная собственность активных граждан государства, да еще прикрытая общинной формой собственности, была названа классиками марксизма частной собственностью? Потому, что она выражала не общинные отношения, исключавшие эксплуатацию, а рабовладельческие, предполагающие деление общества на два противоположных класса. Именно в отношениях эксплуатации заключена сущность рабовладельческой собственности даже в том случае, когда она выступала в виде собственности "естественно возникшей ассоциации активных граждан античного государства". Подобно тому как наемный труд превращает средства производства в капитал и определяет капиталистический характер собственности независимо от того, выступают ли в качестве собственников отдельные самостоятельные капиталисты или их объединения (акционерные общества), так и рабский труд определяет природу рабовладельческой собственности независимо' от того, выступают ли собственниками рабов отдельные рабовладельцы или "ассоциации" активных граждан античного общества. В последнем случае собственность на все средства производства, включая и землю, тоже являлась частной рабовладельческой собственностью.

К естественным условиям производства М. В. Колганов наравне с землей относит и рабов. Это, конечно, неверно. С таким же успехом можно было бы объявить пролетария естественным условием капиталистического производства. И раб и пролетарий - исторические категории. Подобно тому как превращение рабочей силы в товар знаменовало новую эру в развитии человеческого общества - эру капитализма, так и обращение пленных в рабов открывало эру рабовладельческого общества. Существенные различия заключаются в том. что возникновение капитализма предполагает отделение непосредственного производителя от средств производства, а возникновение рабства - экономическое отождествление производителя со средствами производства, превращение его в собственность рабовладельца.

Превращение раба в частную собственность- самая существенная, самая главная черта рабовладельческой собственности вообще. Она определяет рабовладельческий характер собственности на землю, на все средства производства, а равно и на продукцию производства, созданную трудом рабов.

Относя рабов (как и землю) к естественному виду богатства и сводя отношения собственности на них к отношениям владения, М. В. Колганов фактически приходит к отрицанию частной рабовладельческой собственности на основные средства производства и тем самым закрывает путь к правильному пониманию основного противоречия рабовладельческого общества. Следуя своей схеме, он видит это противоречие в противоречии "между движимым и недвижимым богатством, между частным владением государственной землей и частной собственностью на движимое имущество^*". Но тогда непонятно, каким образом это противоречие могло проявляться в классовом антагонизме, в непримиримости классовых интересов рабов и рабовладельцев.

^* (М. В. Колганов. Собственность, стр. 245.)

Основное противоречие любого способа производства содержится в нем самом, оно обнаруживается между состоянием производительных сил и формой собственности. Рабовладельческая собственность, сущность которой заключается в полной собственности на раба, на определенной ступени развития производительных сил превратилась в тормоз этого развития.

"Рабство, - писал Ф. Энгельс, - там, где оно является господствующей формой производства, - превращает труд в рабскую деятельность, т. е. в занятие, бесчестящее свободных людей. Тем самым закрывается выход из подобного способа производства, между тем как, с другой стороны, для более развитого производства рабство является помехой, устранение которой становится настоятельной необходимостью. Всякое основанное на рабстве производство и всякое основывающееся на нем общество гибнут от этого противоречия^*".

^* (48 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 643)

Так ставил вопрос об основном противоречии рабовладельческого способа производства Ф. Энгельс. И нет никакой необходимости отходить от этой его характеристики и тем более обращаться к двум видам богатства, о которых толкует М. В. Колганов.

Социальные революции, выражающие переход от одного способа производства к другому, по своему экономическому содержанию всегда сводились к изменению отношений собственности. Исторически же конкретную форму собственности следует объяснять не характером богатства, а степенью развития общественного разделения труда и уровнем его обобществления, выражающих состояние производительных сил, т. е. тем, что мы именуем формой производства.