8. Мы платим за все

Вспоминаю первую военную зиму, которую провел в Кирове. В городе, переполненном эвакуированными, первым обиталищем нашей семьи стал кусок пола в большой, битком набитой людьми комнате, которая принадлежала писательнице Анне Саксе. Скоро мы с мамой получили собственную жилплощадь: нежилую комнату без печки, что-то вроде кладовки, в деревянном домишке. В этой комнате иней на стене не таял. На ночь я залезал под одеяло не раздеваясь. И вот - великое счастье: настоящая комната, в центре, на улице Ленина. Удобства в этом доме располагались на дворе. За водой мы ходили к колонке за несколько кварталов. Центрального отопления тоже не было. Но в комнате имелась печка, и можно было поддерживать нормальную температуру.

Я учился щепать лучину. В печку мы ставили трехногий таганок, на него чайник, потом разводили под чайником костерок из лучинок. Это была наша кухня. Электроэнергию подавали только поздно ночью на несколько часов - видно, в эти часы ее меньше нужно было заводам, работавшим для фронта.

За прошедшие с тех пор десятилетия у меня не было случая побывать снова в Кирове - в моей памяти он так и остался темным городом, скованным льдом

и снегом. В этом городе я научился щепать лучину, научился использовать ее для отопления и освещения. Сейчас мне это умение ни к чему.

Какая там лучина! Я сижу и подсчитываю, сколько в нашей квартире электромоторов. Холодильник, стиральная машина - это есть нынче почти в каждой семье. По статистике, на сотню городских семей приходится в среднем 101 холодильник и 78 стиральных машин. Да и в деревне больше половины семей ими обзавелись. Значит, два мотора. Электродрель, деревообрабатывающий станочек - ну, это на любителя. Хотя в сельском или дачном доме электромоторов такого назначения может найтись и побольше. Да и в городе без дрели в теперешних бетонные стенах дырку не пробить. Зато в комбайне "Омега" на одном моторе полотер, пылесос, кофемолка и миксер. У многих наших соседей каждый из этих предметов на отдельном моторе. Пылесосов, например, на 100 городских семей насчитывается 50. Две трети семей имеют швейные машины, причем в деревне даже больше, чем в городе. И еще много всяких предметов с электромоторами может купить каждый желающий. Один мой знакомый насчитал у себя дома 28 моторов. Не иначе, он учитывал и микромоторчики: электробритвы, детские игрушки. Мы их брать в расчет не будем.

Выходит, 5-10 моторов в современной квартире - обычное дело. А сравнительно недавно - поколение наших отцов еще помнит - дивом был электромотор даже на заводе. В книге "Люди Сталинградского тракторного" Л. Макарьянц, приехавший на стройку не из деревни, а из Москвы, описывает события 1930 г. В механосборочный цех нового завода привезли первый станок - американский. "Станок имеет несколько скоростей и индивидуальный мотор. Это для нас было также новинкой. До сих пор л^ы работали на трансмиссиях. Здесь можно было пускать свой станок независимо от других. Наше воображение захватили и две кнопки - красная и черная - для пуска и остановки станка... Это был один из первых станков в сборочном цехе, и его огородили деревянной оградой. В то время уже начались экскурсии на завод. По сборочному цеху ходили целые толпы и экскурсантов и рабочих из цехов, где оборудования еще не было. Около нашей ограды всегда собиралось много народа. На нас смотрели с большим уважением, считали нас очень умными, хотя станок никаких трудностей не представлял. В публике спрашивали:

- Что они, иностранцы?"

Ныне в миллионах квартир бабушки - одногодки Л. Макарьянца нажимают на кнопки пылесосов, не испытывая при этом ни удивления, ни восторга. Миллионы детей включают моторы игрушечных луноходов и железных дорог, отнюдь не представляя себя иностранцами. Миллионы девушек пользуются стиральной машиной и в глаза не видали стиральной доски. Сотни тысяч юношей умеют управляться с циркулярной пилой и никогда не пилили дрова простой двуручной. При жизни одного поколения быт революционизировался с помощью электричества, как и предсказывал Ленин.

Электромотор, однако,- самый скромный потребитель энергии в нашей квартире. Гораздо больше забирают лампочки - их числом поболее, и они включаются неизмеримо чаще. Затем утюги и другие нагревательные приборы. И наконец, электроплита. Наша "Томь" имеет номинальную мощность 5,8 киловатта- это все разно что 58 стосвечовых лампочек и вполне сравнимо с мощностью промышленного электромотора: около восьми лошадиных сил.

Еще каких-нибудь два десятилетия назад в большинстве семей требовалось умение растопить дровяную плиту или хотя бы разжечь примус: в 1958 г. в стране было всего 2 млн газифицированных квартир, а электроплит почти не знали. Ныне газифицированных квартир 65,1 млн, в них живет большинство населения страны. Тысячелетия властвовал на кухне дровяной очаг, всего за двадцать лет его вытеснила газовая плита - и вот уже ее теснит плита электрическая.

Я выхожу из квартиры - с двенадцатого этажа меня спускает лифт. Кнопка вызова одна, лифтов два, выбор делает автоматика. Иногда она пригоняет мне грузовой лифт, на полтонны. Гудит вверху могучий мотор лифтовой лебедки, спускает меня и поднимает полутонный противовес.

Выхожу из дома и первое, что вижу перед собой,- бетонная коробка насосной станции. Конечно, городским насосным не загнать холодную и горячую воду на шестнадцатый этаж нашего дома - в каждом квартале круглые сутки работают дополнительные насосы. Современные квартиры снабжаются не только электроэнергией и водой, но и теплом, а многие еще газом. Наш средний по размерам дом -128 квартир - пожирает энергию, как небольшое промышленное предприятие.

Многие мои соседи, выйдя из дома, садятся в автомобиль. Привычным жестом включают 50-80 "лошадей", которые мчат по улицам одну-две тонны железа и пластмасс и заодно 70-80 кг живого веса владельца. Большинство, однако, идет на автобус, а пешеходы-любители - пешком до метро. Чего уж проще - поездка в общественном транспорте. Однако в

1940 г. автобусы перевезли в 136 раз меньше людей, чем в 1986-м, троллейбусы - почти в 36 раз меньше, метро - в 12 раз. И даже трамваи (единственный вид пассажирского электрического транспорта, существовавший еще до революции) перевезли в 1986 г. на полтора миллиарда больше людей, чем в 1940-м. Легковые такси в 1986 г. перевезли пассажиров в 68 раз больше, чем в 1940-м.

Но пора, пожалуй, выехать из города. Хотите поездом? У вас будут очень большие шансы увидеть электровоз. Протяженность электрифицированных железных дорог в СССР больше, чем в США, ФРГ, Великобритании, Франции и Италии, вместе взятых. Но и тепловоз, как и теплоход, самолет, автобус, потребляет не что иное, как энергию. Пассажирооборот железнодорожного транспорта в СССР с 1940 г. возрос почти в 4 раза. Морского - в 2,8, речного - в 1,6, воздушного - примерно в 400 раз.

Энергия моторов помогает человеку перемещаться по земле, воде, воздуху и безвоздушному пространству. Еще в начале XX в. Роберт Пири и Руаль Амундсен достигли полюсов при помощи даже не лошадиных сил, а собачьих и своих собственных. В 30-е годы папанинцев доставил к полюсу самолет с поршневыми двигателями мощностью в тысячи лошадиных сил. Ныне атомный ледокол прошел к полюсу напролом, потому что его влекут многие десятки тысяч лошадиных сил. Чтобы вознести человека на околоземную орбиту, стартовая мощность ракеты должна равняться десяткам миллионов лошадиных сил.

Транспорт, как видим,- активно растущий потребитель энергии различных видов. Например, электроэнергии он забирает ныне примерно в 50 раз больше, чем в 1940 г. Однако в электробалансе народного хозяйства он не "тянет" и десятой части. Больше половины производимой в стране электроэнергии потребляет промышленность. Тех 35 млрд кВт o ч, которые она израсходовала за весь 1940 г., ныне хватает только на две недели. При этом если сравнить темпы роста производительности труда в промышленности и электровооруженности, то цифры окажутся поразительно близкими.

Но самые впечатляющие перемены происходят в энергетике сельского хозяйства. Впечатляющие не только по масштабам, но и по срокам. Более пяти тысяч лет назад человек уже умел запрягать животных и плавать под парусами. Освоение новых источников энергии вместо прежнего единственного - силы человеческих мускулов - вызвало переворот в развитии производства. С тех пор человек поставил себе на службу энергию ветра и падающей воды, пара, взрыва, электроэнергию и двигатель внутреннего сгорания. Но вплоть до начала XX в. практически не изменялась энерговооруженность тех, кто составлял большинство населения планеты: крестьян. В конце прошлого века Глеб Успенский вынес в заголовок знаменитого своего очерка данные статистики по одному из уездов: "четверть лошади" приходилась там на одну "ревизскую душу". Статистика сообщает, что в 1913-1917 гг. не на "душу", а на одного работника в крестьянских хозяйствах приходилось 0,5 лошадиной силы всех энергетических мощностей. Эти "лошадиные силы" и были в действительности по преимуществу лошадьми да быками; менее 1 % энергетических мощностей сельского хозяйства давали механические и электрические двигатели и установки, а более 99%-рабочий скот.

Десяток с небольшим лет после начала индустриализации и коллективизации преобразили энергетику крестьянского труда больше, чем пять тысяч лет до того. В 1940 г. на одного работника приходилось уже втрое больше, чем до революции,- полторы лошадиные силы, несмотря на то, что поголовье рабочего скота сократилось более чем вдвое - на смену ему пришли машины. "Живая энергетика" составляла уже менее четверти всех мощностей в общем балансе энергии села, а более трех четвертей - тракторные, автомобильные и комбайновые двигатели. Однако на электрические двигатели и электроустановки все еще приходилось всего лишь около 1 % этой мощности.

Поэтому в первую очередь преобразился труд в растениеводстве - в животноводстве без электроэнергии мало что можно изменить.

Гораздо более масштабные перемены произошли в последующие годы. В 1986 г. одному "среднему" работнику сельского хозяйства служили уже 32,7 "лошади" - в 60 с лишним раз больше дореволюционного уровня, в 19 раз больше уровня 1940 г., вшестеро больше 1960-го. Рабочий скот в этой цифре "весит" неосязаемо мало - доли процента.

Тепло и свет в наших домах, быстрота и удобство наших поездок, пища у нас на столе - все это энергия, энергия, энергия. Настоящий взрыв энергопотребления произошел в последние годы. До революции страна производила в год до 2 млрд кВт-ч электроэнергии. Деревня не знала электричества вовсе, в городе оно было в богатых домах. Роскошью была и керосиновая лампа. Миллионы изб освещались лучиной. Последующие полвека с лишним до 1965 г. к прежним 2 млрд прибавили 504 млрд годовой выработки. А последующие двадцать лет - более триллиона. Если взять развитие всего топливно-энергетического комплекса, картина получится схожая. Прогресс почти в любой сфере материальной деятельности человека вызывает резкое увеличение потребления энергии.

По данным специалистов, в начале нашего века потребление энергии в мире удваивалось примерно за 50 лет, в середине века - за 30 лет, а сейчас - за 15-20 лет.

Откуда же ее берется столько?

В середине 20-х годов половина всех строителей электростанций страны работали на Волховстрое. Пущенная в 1926 г. Волховская ГЭС мощностью 58 тыс. кВт была крупнейшей в Европе в то время.

Прошло всего 6 лет, и крупнейшим в Европе стал Днепрогэс. В каждом из десяти нынешних агрегатов Днепрогэса-1 заключено больше мощности, чем во всей Волховской ГЭС. А недавно рядом поднялся и Днепрогэс-2.

Введенные в 50-х годах ГЭС на Волге были уже крупнейшими в мире, мощности некоторых из них переваливали за 2 млн кВт. Потом Братская ГЭС шагнула за 4 млн. Мощность Красноярской - 6, а Саяно-Шушенской - 6,4 млн. Каждый из десяти ее турбоагрегатов примерно равен по мощности всему Днепрогэсу-1. Крупнейшие гидростанции теперь считают (и строят) не единицами, а каскадами. Есть Днепровский каскад, Даугавский, Волжско-Камский, Вахшский, Ангаро - Енисейский.

В гидроэнергетическое строительство вкладывается все больше труда, все больше материальных и финансовых ресурсов. Не остаются нетронутыми и ресурсы природные. Верно, энергия рек - источник вечный, но при строительстве ГЭС порой затопляется немало ценных земель. А главное, гидроресурсы ограниченны. Придет день - в некоторых странах он уже пришел, - когда новые гидростанции строить будет негде.

Однако энергия, производимая гидроэлектростанциями, составляет менее 3% в топливно-энергетическом балансе страны. Основой его было и будет производство различных видов топлива. Как же с ним обстоят дела?

Наша статистика сообщает о развитии нефтяной промышленности в стране с 1860 г. Первый миллион тонн нефти был добыт за восемнадцать лет - с 1860 по 1877 г. Первые полмиллиарда тонн - за 77 лет, с 1860 по 1936 г. Первый миллиард - за 91 год, с 1860 по 1954 г., не считая четырех военных лет. Второй миллиард тонн мы выкачали за последующие восемь лет, с 1955 по 1962 г. А теперь за пятилетку добываем свыше 3 млрд т нефти и газового конденсата. Ныне за один год недра нашей страны отдают столько же нефти и газового конденсата, сколько ее было добыто за первые 80 лет существования отечественной нефтяной промышленности. Можно сказать и по-другому: мы добываем сейчас значительно больше нефти и газового конденсата, чем добывалось во всем мире в 1950 г.

Природного газа, включая попутный, за 14 лет (1950-1963 гг.) было добыто в СССР 403,5 млрд м3. Значительно больше было получено за один 1980 г. А в 1987 г. наша страна добыла 727 млрд м3 газа.

За 15 лет (1922-1936 гг.) в стране было получено 786 млн т угля, который служил в то время основным источником энергии. Ныне почти столько же добывается за один год, хотя в топливно-энергетическом балансе уголь переместился с первого места на третье, уступая и нефти, и газу.

Крупнейшие потребители угля - тепловые электростанции-мы уже начинаем строить, как и ГЭС, не единицами, а целыми комплексами. В Экибастузе начато строительство каскада: четырех тепловых электростанций, из которых каждая почти равна по мощности Братской ГЭС. Первая из комплекса станций на канско-ачинских углях - Березовская ГРЭС-1 по мощности равняется крупнейшей из наших гидростанций - Саяно-Шушенской. Вслед за ней поднимутся еще десяток таких же.

В 1913 г. в топливно-энергетическом балансе страны затерялась почти неприметная статья расхода энергоресурсов - экспорт. Из 64,4 млн т (в пересчете на условное топливо) на экспорт ушло всего 1,2 млн. К тому же 8 млн т было в тот год импортировано. Мы были нетто-импортерами энергоресурсов - так это называется на языке экономики. Это значит, что мы их больше покупали, чем продавали другим странам.

И в 1940 г. мы еще были нетто-импортерами, хотя величина и экспорта, и импорта по отношению ко всем ресурсам была исчезающе мала: импорт - чуть больше 1 %, экспорт - значительно меньше. Влияние внешней торговли на топливно-энергетический баланс можно было не принимать в расчет.

В 1986 г. картина совсем другая. Топливно-энергетические ресурсы страны возросли против 1940 г. в 9,1 раза. Импорт возрос в 11 раз. А экспорт увеличился в 360 раз. Сегодня на экспорт уходит около 15% наших топливно-энергетических ресурсов, и чистый экспорт, за вычетом импорта, превысил всю сумму ресурсов, потребленных страной в 1940 г. От Сибири до Западной Европы протянулись гигантские трубопроводы, по которым денно и нощно текут нефть и газ: десятки миллионов тонн, десятки миллиардов кубометров.

Значительно возрос экспорт сырой нефти, а также, естественно, газа. Резко увеличился за последние годы экспорт электрической энергии.

Без советского экспорта топлива и энергии невозможно представить сегодня оптимальное развитие народного хозяйства европейских социалистических стран. Но без этого экспорта трудно представить и нормальное развитие советской экономики. Продажа топлива и энергии дает нам большую часть внешнеторговых доходов, что позволяет нашей стране в значительной степени перекрывать стоимость постоянно растущего импорта, включающего оборудование, материалы, продовольствие, промышленные товары народного потребления. Общая стоимость импорта по таким группам товаров, как текстильное сырье и полуфабрикаты, продовольствие, промышленные товары народного потребления, вместе взятым, намного перекрывается поступлениями от экспорта топлива и энергии. Так что производство энергетических ресурсов обеспечивает нам не только собственно энергию, но и много других ценностей.

Растет добыча угля, нефти, газа. Строятся все новые гидростанции. Создается атомная энергетика. Бешеная пляска цифр: миллионы сменяются миллиардами, те - триллионами. Но есть же всему предел!

Правда, угольных запасов Сибири хватит на тысячи лет, но в европейской части СССР подобных богатств уже нет. Велики у нас и запасы газа, но опять-таки там, в Сибири, притом в северных ее районах. Центр добычи нефти шагнул раньше за Волгу, теперь - за Урал. Во что обходятся такие "шаги"? Подсчитано: если затраты на расширение или поддержание добычи одной тонны нефти в 1965-1972 гг. принять за единицу, то в одиннадцатой пятилетке они выросли почти втрое, в двенадцатой их рост еще больше.

Ныне страна расходует ежегодно сырья, материалов, топлива и электроэнергии примерно на 500 млрд руб. При таких масштабах необходимое освоение новых сырьевых районов требует таких затрат, которые в обозримом будущем не перекрыть развитием техники в одних только добывающих отраслях. Понадобятся встречные усилия: нужно всеми средствами (и средствами научно-технического прогресса прежде всего) добиваться не только расширения производства этих ресурсов, но и максимальной экономии при их потреблении. Решение такой задачи требует нового подхода к хозяйственным проблемам, нового стиля мышления и поведения.

4 ноября 1981 г. "Правда" сообщила: в Женеве закончилось чрезвычайное совещание Организации стран - экспортеров нефти (ОПЕК). Принято решение установить единые цены, на нефть, исходя из 34 дол. за баррель (159 л) "аравийской легкой нефти". Это означало, что мировая цена с этого времени должна колебаться (в зависимости от качества нефти и места добычи) примерно на уровне 215 дол. за тонну.

Подобные сообщения мелькали и в прежние годы. Разумеется, на пятой полосе газеты - там, где идет международная информация. Касается ли это работников народного хозяйства нашей страны? В те годы принято было считать: непосредственно не касается, не о наших делах речь. Это было ошибкой, за которую мы дорого платили уже тогда, еще дороже платим сегодня.

Раскроем опять статистический справочник. В 1980 г. выручка нашей страны от продажи нефти, нефтепродуктов и газа превысила 21,7 млрд руб. Это было близко к половине всей экспортной выручки. Для сравнения: на импорт промышленных товаров народного потребления, продовольствия и продовольственного сырья страна затратила в том же году около 16 млрд руб.

Между прочим, в начале 70-х годов за тонну нефти платили около 20 дол. Именно "революция цен" на мировом рынке придала нефти такое значение в мировой торговле.

Выходит, решения совещания, прошедшего в Женеве, прямо касались каждого из нас. Мы не можем быть равнодушны к тому, каковы доходы страны от внешней торговли, какова ее способность оплачивать свои покупки на мировом рынке.

"Революция цен" помогла всем - и странам, покупающим сырье, и продающим его,- лучше понять истинную ценность нефти и всех прочих природных ресурсов. Разумеется, покупатели и продавцы увидели новую ситуацию с разных сторон. Сегодня уже повсеместно задача экономии первичных материальных ресурсов воспринимается как общечеловеческая. Первыми это ощутили страны-потребители. Острота проблемы вынудила в ряде стран пойти на весьма жесткие меры в этом направлении. В большинстве европейских социалистических стран цена бензина высшей марки в пересчете на наши деньги по туристскому обменному курсу приблизилась к одному рублю за литр, а то и больше. Одновременно в ряде социалистических стран повышена плата за электроэнергию, газ, все виды топлива для квартир. Болезненная мера? Да. Но исправно работает дешевый общественный транспорт, отправляются в путь поезда и самолеты, работают заводы.

Между тем в промышленно развитых капиталистических странах вздорожание энергоресурсов привело к недопроизводству товаров и услуг на 700 млрд дол. только за первые пять лет после начала энергетического кризиса. Это увеличило безработицу на 3 млн человек и сильно повысило стоимость жизни.

Небывалый скачок мировых цен на нефть (вдесятеро за семь лет) и разрушительное действие энергетического кризиса на капиталистическую экономику приковали к себе общее внимание. И как-то в тени остался тот факт, что затраты на добычу сырья (если взять длительный период) растут не в меньшей степени - скорее, в большей. Это признали и буржуазные

авторы. Известный французский публицист Жак-Жак Серван-Шрейбер, президент радикальной партии и бывший министр, в своем нашумевшем "Всемирном вызове" рассмотрел движение нефтяных цен с начала века. Оказывается, до скачка 70-х годов мировая цена на нефть практически не менялась более полувека.

Так сложилась нерациональная - с точки зрения долговременных интересов всего человечества - структура мировой энергетики. Если сложить все запасы органического топлива в недрах планеты, окажется, что лишь 17% заключенной в них энергии приходится на нефть и газ, остальное - на уголь. А структура потребления энергии почти прямо обратная: лишь около четверти ее получается из угля.

Кризис возник из-за корыстной установки нефтяных монополий на раздувание импорта нефти по низкой цене. Добавим: по искусственно заниженной цене. Вместо того чтобы всячески стимулировать экономию нефти как самого ценного и сравнительно ограниченно распространенного в природе сырья, стимулировался ее усиленный расход. Порой это делалось и в ущерб собственной экономике развитых капиталистических стран - например, в транспортной системе США бензиновый мотор вытеснял другие средства тяги и тогда, когда эти средства были эффективнее. Попутно решалась более общая задача: развитые капиталистические страны, самые богатые в мире, на 2-3 послевоенных десятилетия освободились от необходимости делать весьма значительные затраты на разработку собственных энергетических ресурсов. Были закрыты сотни угольных шахт, заброшены успешные в прошлом работы по получению газа и бензина из углей и сланцев. Выкачивание почти даровой нефти из чужих недр позволило форсировать развитие "потребительского общества" в горстке богатейших стран. Оно же породило таких монстров капиталистической экономики, как неестественно раздутый парк легковых автомобилей. Одно это дало толчок трем кризисам сразу: кризису городов, экологическому и энергетическому. Особенно наглядно это проявилось в Калифорнии - самом богатом штате самой богатой капиталистической страны. Отравление воздуха выхлопными газами доходит до того, что в Лос-Анджелесе некоторые врачи рекомендуют ходить в противогазах. Общественный транспорт удушен - его просто нет. Поэтому человек без своего автомобиля остается и без работы. Сотни тысяч безработных, безавтомобильных, лишенных настоящего и будущего людей концентрируются в Уоттсе - негритянском гетто Лос-Анджелеса, где бунт отчаяния однажды уже разразился.

Общественный транспорт американских городов пал отнюдь не в честной конкурентной борьбе. Пропагандистская фраза о свободе рынка, о суверенном выборе потребителя предназначена для прикрытия факта, отмеченного Лениным еще в 1916 г.: конкуренция превращена в монополию. Будь там и впрямь свободный выбор для потребителей, общественный и индивидуальный транспорт сосуществовали бы и каждый развивался бы в разумных пределах. Автомобиль дает больше удобств, но он во много раз дороже, скажем, трамвайных поездок, при которых один мотор и один кузов обслуживают не одного пассажира, а сотню. К тому же трамвай бегает по путям весь день, а автомобиль больше простаивает в ожидании владельца.

Нет, в честной рыночной борьбе убить общественный транспорт нельзя было. Это произошло иначе. Автопромышленный концерн "Дженерал моторс" скупил более сотни трамвайных систем в 45 городах, включая Нью-Йорк, Балтимор, Филадельфию и Лос-Анджелес. Скупил, чтобы сломать их и заставить всех волей-неволей покупать автомобили. Только в Лос-Анджелесе была разрушена система линий общественного транспорта протяженностью более тысячи миль.

Бум потребления бензина оказался на руку и нефтяным монополиям, и автомобильным. В итоге затри Десятилетия были резко уменьшены нефтяные запасы планеты, которые могли бы служить человечеству гораздо дольше. Развитые капиталистические страны, в которых живет не более десятой части населения Земли, промотали значительную часть этих запасов, к тому же располагавшихся в основном не на их территории. Промотали без расчета, а точнее с расчетом на обогащение немногих.

Корыстная политика монополий продолжалась и в годы кризиса, она лишь модернизирована применительно к новым условиям.

Директор-распорядитель Американского химического общества, а до того заместитель министра торговли США Р. У. Кэрнс утверждал после начала энергетического кризиса, что его можно было предвидеть по крайне мере за три года. Кэрнс считал необходимым создать в США центральный правительственный орган стратегического планирования в области технологии, подобный существующим органам стратегического планирования в области вооружений, обороны, космических исследований. Отсутствие такого органа он назвал одной из главных причин кризиса. Это буржуазный диагноз и буржуазный рецепт лечения. Кэрнс не хотел (или не мог) признать, что дело не в "отсутствии планомерности", а в капиталистическом характере этой планомерности, которого не отменит вмешательство буржуазного правительства.

В самом деле, система разработки и проведения долгосрочной стратегии в основных сферах экономики тех же США существует давно. Были разработаны в свое время прогнозы и рекомендации и в энергетической области, и сейчас нетрудно убедиться, что они неукоснительно выполнялись - существующего аппарата государственно-монополистического регулирования оказалось для этого вполне достаточно. Но именно выполнение таких рекомендаций и привело к энергетическому кризису.

В конце 50-х годов финансируемая за счет фонда Форда корпорация "Ресурсы для будущего" разработала прогноз американской экономики на 1975 г. Отдельный том этой капитальной работы был посвящен энергетике. На основе анализа развития энергетики за сто с лишним лет давались прогноз и рекомендации на пятнадцать лет вперед - до 1975 г. Вот главный вывод авторов: "Исходя из обеспеченности США природными ресурсами, а также учитывая возможный технический прогресс, можно утверждать, что в 1975 г. (или примерно в это время) США смогут обеспечить свои потребности во всех видах энергии за счет собственных ресурсов (как с точки зрения общих потребностей в энергии, так и с точки зрения потребления отдельных видов энергии). При этом не произойдет сколько-нибудь значительного повышения производственных издержек за исключением тех, которые могут быть вызваны повышением общего уровня цен".

Невозможно было выбрать временной горизонт, более наглядно демонстрирующий провал прогноза: примерно 1975 г. В это самое время на США и на все индустриально развитые капиталистические страны обрушился энергетический кризис, а за ним и небывалый по глубине после 30-х годов циклический кризис, который подвел черту под тридцатилетием относительного благополучия капиталистической экономики, породившим столько иллюзий.

Легче всего улыбнуться, перечитывая задним числом этот и другие подобные прогнозы, на основе которых американские монополии и правительство вырабатывали свою экономическую стратегию на 50-70-е годы. Но гораздо полезнее и интереснее разобраться: почему же ошиблись их авторы?

Попытка обнаружить сколько-нибудь серьезный экономический или технический просчет в прогнозе корпорации "Ресурсы для будущего" приводит к поразительным результатам. Даже сейчас, задним числом, таких ошибок найти нельзя.

В качестве исходной позиции для оценки демографических процессов (с них начинается общий анализ) авторы прогноза взяли на всякий случай заведомо завышенный, как они считали, темп прироста населения США - этот темп дал бы в 1975 г. общую численность населения 233 млн человек. Они оказались правы: фактическая численность населения к тому времени действительно была ниже названного ими предела.

Предполагалось, что среднегодовой прирост валового общественного продукта США составит 4%; это само по себе говорит о большой уверенности авторов прогноза в своей квалификации, поскольку прежде США не знали столь высоких темпов в течение столь длительного времени. Следовательно, простой экстраполяцией прежних темпов такую цифру получить было нельзя; тут требовался солидный анализ перспективных тенденций. Многие выражали сомнение с реальности такого предположения, но темпы роста американской экономики в 60-х годах действительно заметно возросли по сравнению с предшествующим периодом, и этот прогноз подтвердился с высокой степенью точности.

Специалисты корпорации "Ресурсы для будущего" правильно предвидели и то, что основными источниками энергии в 1975 г. будут нефть, газ и уголь, значение атомных и гидроэлектростанций будет второстепенным. Близким к истине, насколько возможно в столь долгосрочном прогнозе, оказался и расчет потребности на 1975 г. в отдельных видах ресурсов. Наконец, подтвердилось предсказание, что США будут располагать природными запасами, экономическими и техническими возможностями, позволяющими произвести больше и электроэнергии, и нефти, и газа, и угля, чем потребуется стране в 1975 г.

Авторы прогноза писали: "Выбор 1975 г. в качестве даты, на которую дается прогноз (на 15 лет со времени опубликования настоящего труда), отражает мнение авторов о том, что проблемы обеспечения США энергией, которые могут возникнуть в будущем, будут легко разрешимы при помощи соответствующих мер в течение указанных 15 лет. При наличии в США таких потенциальных ресурсов энергии, как нефтяные сланцы и атомная энергия, эти проблемы вряд ли будут серьезными". С другой стороны, они вопрошали: "Разве мы не должны использовать преимущества импорта дешевой нефти?" И страна использовала эти преимущества десятки лет после составления прогноза, как и 10 лет до его составления (США превратились из экспортера нефти в ее импортера в 1947 г.).

Итак, каждая исходная позиция прогноза в отдельности подтвердилась, а общий вывод оказался разительно неверным. Вместо обещанного отсутствия серьезных проблем - сильнейший энергетический кризис, потрясший не только американскую, но и всю капиталистическую экономику. Как это могло произойти?

Капитализм пытается освободиться от своих "вечных" болезней, совершенствуя средства достижения цели, но источник болезней заключен в самой цели капиталистического производства. От нее невозможно отказаться, не отказываясь от капитализма. Причина возникших трудностей не в ошибках исполнителей воли правящего класса США, а в самой стратегии этого класса. Именно она предопределила и тот решающий выбор, который повел капиталистическую экономику навстречу энергетическому кризису. Авторы прогноза показали задолго до кризиса необходимость выбора между импортом нефти и самообеспечением. Считая возможным (технически) любой вариант, они исходили из того, что выбор определит "политика, проводимая предпринимателями и правительственными организациями". А для этой политики определяющим оказалось то, что импорт нефти в тот момент был выгоднее, чем ее добыча в США. О том, как может сказаться в перспективе возникающая импортная зависимость, никто не заботился. Зависимость стран - экспортеров нефти от американских "предпринимателей и правительственных организаций", вынуждавшая отдавать нефть по искусственно заниженной цене, казалась авторам прогноза вечной.

Однако возникает вопрос: если в конце 50-х годов люди, делающие политику в США, не предвидели попытки стран-экспортеров установить суверенитет над собственной нефтью, предпринятой в 1973 г., то неужели они были так слепы, что не заметили возможности и даже неизбежности такого оборота событий за пять лет, за три года? Конечно, это не исключено, но маловероятно. Ведь были известны факты, которые позволяли предсказать не только скачок цен на нефть, но и всю происшедшую в 70-х годах революцию мировых цен, в корне изменившую их соотношение в пользу продавцов сырьевых и топливных товаров. Главным из этих фактов было неестественное движение ценовых пропорций в предшествующих десятилетиях: сырье становилось все дешевле по отношению к продукции обрабатывающих отраслей. На капиталистическом мировом рынке за 20 лет - с 1950 по 1970 г.- индекс экспортных цен на сырьевые товары упал на 2%, на готовые изделия повысился на 45%. Пропорции обмена одного на другое изменились в 1,5 раза в пользу продавцов машин и другой продукции обрабатывающих отраслей, в убыток продавцам сырья. Между тем давно известно, что сырье в целом Дорожает по мере продолжения и расширения добычи, поскольку наиболее эффективные месторождения отрабатываются первыми, потом вовлекаются все более бедные и труднодоступные. Как раз в рассматриваемый период процесс повышения затрат на добычу сырья ускорился, потому что сам рост масштабов добычи принял скачкообразный характер. Так, оценив происходивший в то время рост добычи минерального сырья, группа экспертов ООН во главе с В. Леонтьевым предположила, что в "оставшиеся 30 лет XX века мир поглотит его в 3-4 раза больше, чем было потреблено за всю предшествующую историю цивилизации". И если тем не менее реальное движение цен мирового капиталистического рынка в 50-60-х годах столь явно противоречило закономерности относительного удорожания сырья по сравнению с продукцией обрабатывающих отраслей, то лишь потому, что на мировом рынке хозяевами были монополии развитых капиталистических стран - покупатели сырья и продавцы готовой продукции. Чем дольше сохраняли они прибыльные для себя противоестественные пропорции, тем сильнее накапливались в мировой экономике внутренние напряжения, как в земной коре перед землетрясением, тем опаснее становилась сила назревшего взрыва.

Своими руками монополии - и прежде всего американские нефтяные монополии - готовили энергетический кризис. Почему же они не предвидели его? Классовая слепота? Самоуверенность силы? Могло быть и это. Но здесь еще не весь ответ на вопрос. Представим себе, что они обо всем заранее знали: и о революции мировых цен, и об энергетическом кризисе, и о 30 млн безработных в богатейших странах мира. Как бы они действовали в этом случае?

Скорее всего, точно так же. Главное ведь остается в силе: чужое сырье выгоднее своего, арабская нефть дешевле американской. А что эта искусственная дешевизна порождала опасную диспропорцию, которая вылилась в энергетический кризис, не беда. Точнее, беда, но не для нефтяных монополий. Энергетический кризис капиталистического мира отнюдь не был кризисом энергетических монополий. Вздорожала сырая нефть, которую они покупали, тем легче стало монополиям повышать цены на нефтепродукты, которые они продавали. За все заплатил потребитель - неэнергетические отрасли хозяйства и население. Прибыли же нефтяных и других энергетических монополий не только не уменьшились, но и возросли.

Не преувеличиваем ли мы осознанность действий монополий, ведущих к глобальным потрясениям, подобным энергетическому кризису? Посмотрим, что писали советчики капитала после энергетического кризиса, когда опыт ошибок уже был всем известен, когда сотни миллионов людей прошли через страдания и потери, вызванные прежними диспропорциями.

Во второй половине 70-х годов была опубликована работа Эдисоновского института электричества "Экономика США в будущем (проблемы роста в национальной и глобальной перспективе)", подготовленная по заказу энергетических корпораций. Она содержит прогнозы на период от 1975 до 2000 г., а в общей форме - и на первые десятилетия XXI в. В списке консультантов, привлеченных к этой работе, значится один из руководителей былого прогноза корпорации "Ресурсы для будущего", в списке литературы - последние исследования фонда Форда. А главное - сам подход к проблемам, направленность исследования говорят: перед нами новая работа из того же ряда, что и рассмотренная выше.

Разумеется, авторы учли современные реалии, и прежде всего энергетический кризис. Они рекомендуют замедленный по сравнению с предыдущим периодом рост производства в США, экономию энергии, сырья и материалов (темпы роста их потребления ниже общих темпов экономического роста), повышение самообеспеченности путем сокращения доли импортных энергоресурсов, а также постройку складов горючего, создание резервных запасов и резервных мощностей, позволяющих в случае надобности выдержать шестимесячное эмбарго на поставки топлива в США.

Изменения материально-технического и технологического характера учтены. Но экономические методы и социально-политические цели не меняются. Представление о целях дают следующие рекомендации: отменить ограничения на рост цен для энергетических корпораций, повысить норму прибыли на их акции, повысить тарифы на электроэнергию. Указывается, что не следует осуществлять затраты на борьбу с бедностью в США и развивающихся странах: экономический Рост якобы сам автоматически решит все проблемы такого рода.

Исследователи из Эдисоновского института электричества излагают вполне определенные требования своих заказчиков к государству: оно обязано помогать энергетическим монополиям, кредитовать их, финансировать (разумеется, за счет налогоплательщиков), обеспечивать необходимые внешнеполитические условия.

Напомним: авторы прогноза, составленного в 50-х годах, не ошиблись или мало ошиблись в технико-экономических расчетах. Их заказчиков подвела общественно-политическая линия. Как же поступают авторы прогноза 70-х годов? Они сделали необходимые поправки технико-экономического характера с учетом новой ситуации. А в общественно-политической сфере (внутри страны и в международной политике) предлагают прежний курс. Иное противоречило бы интересам заказчиков. К тому же они убедились, что экономические потрясения последних лет в капиталистическом мире, причинив огромный ущерб народному хозяйству и населению капиталистических и развивающихся стран, отнюдь не причинили ущерба монополиям.

После повышения цен на сырую нефть странами - членами ОПЕК основные покупатели этой нефти - транснациональные нефтяные корпорации - не проиграли, а выиграли. С 1973 по 1980 г. пять основных энергетических корпораций добились среднегодового увеличения прибыли без малого на миллиард долларов, а всего прибыль "семи сестер" в одном только 1980 г. достигла 24 млрд дол.

Сохранили и укрепили свои позиции в отношениях с развивающимися странами не только нефтяные, но и прочие монополии, капиталистические страны в целом. Правда, затраты развитых капиталистических стран на импорт нефти в 1973-1979 гг. возросли до 818 млрд дол., но свои доходы от экспорта промышленных товаров они сумели поднять в тот же период до 828 млрд дол. Кроме того, страны ОПЕК с их однобокой индустриальной структурой не нашли достаточных возможностей для вложения приобретенных капиталов на своей территории и стали чаще вкладывать их в предприятия на территории развитых стран. В 1974-1979 гг. развитые капиталистические страны получили от стран ОПЕК и пустили в оборот 219 млрд дол.

В конечном счете наибольшие потери понесли развивающиеся страны - импортеры нефти, в которых сосредоточена большая часть населения развивающихся стран. Им было нечем защищаться от роста цен на нефть, с одной стороны, на продукцию обрабатывающей индустрии - с другой. Их задолженность приобрела катастрофические масштабы. В этот момент развитые капиталистические страны предприняли еще один маневр. В течение 70-х годов в общем объеме частных капиталовложений в развивающиеся страны доля прямых инвестиций (строительство предприятий) стала падать, но стремительно возросло использование финансовых средств транснациональных коммерческих банков для предоставления займов и кредитов. В итоге уже в 1979 г. развивающиеся страны выплачивали по процентам со своего внешнего долга сумму, втрое превышающую поступления от прямых инвестиций частного иностранного капитала. Бремя платежей по кредитам и небывало раздутых процентов так велико, что даже некоторые страны - экспортеры нефти, например Мексика, оказались не в состоянии перекрывать их выручкой от продажи нефти и надолго увязли в долговой кабале.

После этого развитые капиталистические страны начали перестройку своей экономики, которую с точки зрения общественных интересов следовало бы провести на 20-30 лет раньше. Научно-технический прогресс теперь был направлен не на увеличение расхода нефти и других энергоносителей, а на их экономию. Закупки нефти в мире значительно сократились (в начале 80-х годов этому способствовал и очередной циклический кризис капиталистической мировой экономики). Создав некоторые запасы нефти, монополии-покупатели повели контрнаступление на ОПЕК и добились поворота в движении цен на нефть: они начали снижаться. Соотношение цен на сырьевые товары и продукцию обрабатывающих отраслей на мировом рынке снова стало изменяться в том же направлении, что и в 50-- 60-х годах, лишь на новом уровне. В середине 80-х годов мировые цены колебались на уровне в 2-3 раза ниже максимума 1981 г. и соответственно в 3--4 раза выше уровня начала 70-х годов.

Операция завершена, можно подвести итоги.

Монополии развитых капиталистических стран, энергетические монополии прежде всего, значительно увеличили свои прибыли и укрепили свои позиции в мировой экономике. Возросла зависимость развивающихся стран от развитых капиталистических государств. В условиях, когда на мировом рынке наряду со старыми факторами (борьба за источники сырья и рынки сбыта) возросло значение финансового и в особенности технологического влияния, развитые капиталистические страны укрепились на этих перспективных позициях и готовы к новому раунду борьбы за сохранение неоколониалистского влияния. Если оценивать события с точки зрения интересов монополий, то надо признать, что государственно-монополистическая "планомерность" оказалась достаточно действенной.

Нет нужды доказывать, что ситуация выглядит прямо противоположной с точки зрения интересов подавляющего большинства населения планеты - жителей развивающихся стран. Но она выглядит противоположной и с точки зрения трудящихся самих США, уплативших чрезвычайно высокую цену и за фактически подготовленный монополиями энергетический кризис, и за последующую перестройку экономики, осуществляемую чисто капиталистическими методами. Наконец, происшедшие события обернулись и к невыгоде народного хозяйства США в целом. Первым сигналом стало поражение автомобильной промышленности США - своеобразного символа и средоточия лучших достижений американской промышленности XX в. С началом энергетического кризиса провалились на рынке новые модели всех трех крупнейших американских автомобильных корпораций на 1975 г.: они были слишком велики и неэкономичны. Японский автомобиль стал теснить американские не только во всем мире, но и в самих США; по выпуску автомобилей Япония впервые вышла на первое место в мире. Затем настал черед металлургической промышленности, электронной. Годовой дефицит в торговле США с Японией достиг астрономической суммы - 50 млрд дол. Американские монополии нажились на энергетическом кризисе и его последствиях, а американская экономика проиграла. Она отстала в перестройке с энергоемкой на наукоемкую структуру от своего самого опасного конкурента.

Описанное - далеко не единственный, но лишь самый яркий пример, подтверждающий общий вывод: диспропорции и кризисы современной капиталистической экономики возникают не вследствие неумения планировать - они возникают прежде всего именно вследствие реализации планов монополий, выражающих их интересы. Проблема, следовательно, не в отсутствии планомерности, а в социальной направленности капиталистической "планомерности".

Однако нас в данном случае капиталистическая "планомерность" интересует не сама по себе - мы анализируем ее лишь для того, чтобы лучше понять природу нашей, социалистической планомерности. Уж она-то могла на фоне их энергетического кризиса показать свои преимущества в полной мере? Увы, полной меры не получилось. Годы энергетического кризиса у них совпали с годами застоя у нас. Для перестройки структуры нашего общественного производства это время оказалось в значительной степени потерянным, хотя и потребности, и возможности перестройки были велики, да и слов на эту тему в 70 - начале 80-х годов произносилось много. Они развернули структурную перестройку, подхлестнутые кризисом, провели ее за счет трудящихся, с огромными социальными издержками. У нас безработицы и банкротов не было. Но не было и столь стремительного обновления структуры общественного производства - с этим мы откровенно отстали. Жизнь еще раз подтвердила, что преимущества социализма в деле планирования реализуются не автоматически, а лишь в результате сознательных целенаправленных действий.

Что помешало нашей экономике в годы застоя отреагировать на многочисленные призывы к экономии, выполнить принимавшиеся постановления и планы? Помешало то, что сохранялась неприкосновенной старая хозяйственная система, ориентированная сверху донизу на максимизацию затрат, а не результатов.

Без малого два с половиной миллиарда кубических метров вскрышных пород извлекается ежегодно в нашей стране при открытой добыче угля, руд и других полезных ископаемых. За этой цифрой - огромные затраты для промышленности, огромный ущерб для природы. Между тем для получения тех же народнохозяйственных результатов отнюдь не нужны такие большие затраты. Так, лишь 2,7% из этих миллиардов кубометров вскрышных пород используется для производства стройматериалов, хотя пригодны для этого почти все породы. И в то же самое время в других местах ведется специальная добыча сырья для стройматериалов. Но вскрышу ведут предприятия одних ведомств, стройматериалы производят другие, и каждое действует по своему плану, в том числе и ненужные затраты покрывает по плану.

Еще в начале 70-х годов профессор Белгородского технологического института В. А. Лепешенко обнародовал расчет, сделанный на примере одного из крупнейших действующих и строящихся предприятий КМА, да и всей черной металлургии: Стойленского горнообогатительного комбината. Расчет показал: если бы вскрышные работы не рассматривались лишь как помеха на пути к руде, если бы тот же Стойленский комбинат развивался как комплексное многоотраслевое предприятие, то из вскрышных пород, ныне лишь съедающих отвалами черноземные поля, он производил бы стройматериалы, минеральные добавки для сельского хозяйства и много других очень нужных вещей, прибыль от которых покрыла бы все затраты на вскрышу. Руда открылась бы бесплатно!

Цена Стойленскому ГОКу - добрых полмиллиарда рублей. Однако стройматериалы - по другому ведомству. Еще десять лет назад Минчермет предлагал дать часть продукции, которую собирались производить Минстройматериалов. Из даровых по сути вскрышных пород это вышло бы дешевле, чем из специально добываемого сырья. Предлагалось снять с капиталовложений Минстройматериалов почти 900 млн руб., но Минчермету добавить лишь 600 млн - и он даст ту же продукцию. Почти 300 млн чистой экономии! А что вышло? "Ответ с отказом" - так именовался этот вариант в старых письмовниках. Одно министерство отказалось, другое отнюдь не настаивало. Иные ведомства судят почти по Маяковскому: своих отвалов никому не дадим, а чужих отвалов нам не надо. Как будто это все не наше, не всенародное.

Когда я беседовал об этом с председателем научного совета по проблемам КМА академиком М. И. Агошковым, он после резких слов в адрес хозяйственников вдруг сказал:

- Иногда я думаю: будь я сам работником министерства, не поступал ли бы так же, как они поступают? С них требуют выполнения плана по "своей" продукции- они этим и заняты.

Не нужно добывать и столь много руд, сколько мы сейчас добываем. Даже в рудах КМА, которые считаются железными, есть немало и цветных металлов, которые можно извлекать, но они по другому ведомству, потому отправляются в отвалы. Нечего и говорить о рудах которые прямо именуются полиметаллическими - в них намешано всего понемногу, но извлекается далеко не все - предприятия Минцветмета отправляют в отвалы, скажем, железо так же легко, как Минчермет - цветные металлы.

Но и металла нам при культурной работе не потребовалось бы так много, как сейчас производится. В машиностроении и металлообработке в отходы ухолит 21 % черных металлов, и доля эта не меняется уже более четверти века, несмотря на огромные новые возможности, созданные за это время научно-техническим прогрессом.

Впрочем, счет резервов следовало бы начать еще с металлургических переделов. Если бы в нашей металлургии степень использования непрерывной разливки стали была такой же, как в Японии, то для достигнутого к началу 80-х годов производства проката нам потребовалось бы стали примерно на 25 млн т меньше. Это добрых 15%- А если еще улучшить сортамент и качество проката, чтобы поменьше его расходовать на заводах и стройках. А если не "производить" на заводах 8 млн т стружки в год - еще 5% выплавляемой стали. А если на стройках не зарывать в землю брошенное железо. А если машины делать полегче (да не те же самые, а вообще принципиально новые машины). А если получше беречь машины в эксплуатации. Десятки процентов металла можно экономить на основе уже известных достижений науки и техники - притом отечественной. Ведь и технология непрерывной разливки стали создана в СССР, прочие страны у нас покупали лицензию.

Не требуется нам и так много машин, как сейчас. Со всех сторон только и слышно: не хватает рабочих рук. Особенно не хватает станочников. Но ведь на это и с другой стороны можно посмотреть: если станочников меньше, чем станков, то, стало быть, станков больше, чем станочников. Зачем же их столько производили - для простоя? И тракторов у нас больше, чем трактористов. А на это рабочие руки нашлись - на производство лишних станков и тракторов. И немало рук: масштабы производства ненужного ошеломляют. Уступая Соединенным Штатам по производству зерна в 1,4 раза, мы превосходим их по производству тракторов в 6,4 раза, зерноуборочных комбайнов - в 16 раз! Неисправных комбайнов у нас стоит в колхозах и совхозах столько, что американская промышленность (при ее современном годовом выпуске комбайнов) смогла бы произвести подобное количество лишь за 70 с лишним лет.

Как могло сложиться и существовать такое раздутое производство? Тому есть много причин. Наши комбайны менее производительны, чем лучшие зарубежные, и потому даже при исправной работе их требуется больше. Они менее надежны и долговечны, да и запасных частей не хватает - это вынуждает колхозы и совхозы заказывать технику с запасом. В самих хозяйствах невысока культура использования, хранения, ремонта машин, не везде есть даже простые навесы от дождя, очень мало хороших дорог - в итоге техника быстро выходит из строя. Сказывается и монопольное положение многих производителей техники: плох их товар, но другого нет - вот и берут. И главное, до недавнего времени, при отключенных рычагах хозрасчета, колхозы и совхозы приобретали технику, в сущности, не за свои деньги, а за "ничьи", т. е. государственные: за счет ассигнований бюджета или неограниченно предоставляемого кредита, который часто не возвращался, а долги списывались. Стоило лишь несколько ужесточить предоставление "ничьих" денег, заставить больше приобретать за свои - и при сохранении всех прочих негативных обстоятельств колхозы и совхозы уменьшили заявки на технику на целую треть. А уменьшение на треть производства тракторов и сельхозмашин означает для народного хозяйства высвобождение ежегодно 4,8 млн т угля, 6,77 млрд кВт"ч электроэнергии, 2,4 млн т стали, экономию труда сотен тысяч человек. С падением спроса растут требования к качеству. Покупатели перестали приобретать комбайн "Енисей", который особенно "прославился" низким качеством и техническим уровнем; производивший его Красноярский завод оказался в трудном положении и вынужден был срочно готовить новую модель.

Однако это лишь первые, далеко еще не достаточные шаги по пути оздоровления. Необходимость рассчитывать лишь на заработанный рубль давит только на предприятия, да и то не на все. А министерствам по-прежнему удается тратить деньги без счета, притом такие суммы, которые предприятиям и не снились.

Минтракторосельхозмаш заложил в Елабуге комплекс по производству промышленных тракторов сметной стоимостью 3,8 млрд руб.- а ведь действующие заводы промышленных тракторов в Чебоксарах и Челябинске не имеют достаточного сбыта. Неэффективность первоначального планового решения зафиксирована официально: стройка перепрофилируется на ходу, решено возводить завод микролитражных легковых автомобилей, которых так не хватает на рынке.

Минводхоз СССР расходует ежегодно около 10 млрд руб., главным образом на дорогостоящие водные мелиорации. Мелиораторы сами проектируют, сами строят свои сооружения и притом финансируются за счет государственного бюджета, так что хозяйствам оросительные системы передаются бесплатно - соответственно невелики и требования к их качеству, срокам окупаемости, вообще к целесообразности их сооружения. Бесконтрольному хозяйничанью ведомств-монополистов способствует и еще одна крупнейшая прореха в системе хозрасчетных отношений: бесплатное распоряжение землей, водой и другими природными ресурсами. Бесплатность подвигла на многие разорительные проекты не только Минводхоз, но и другое ведомство, подвергшееся острой общественной критике: Минэнерго и его институт Гидропроект. И здесь под напором общественности приостановлены до более полного изучения либо совсем отменены некоторые стройки - такие, как Даугавпилсская и Катунская ГЭС. Но осталась экономическая почва для разработки и проталкивания проектов, способных обогатить ведомство и разорить общество.

Об экономической среде, в которой процветают подобные отношения, очень точно сказал в свое время Феликс Эдмундович Дзержинский:

"В буржуазном строе для фабрикантов был бич конкуренция и перспектива банкротства. Сейчас конкуренции нет, нет и опасения банкротства, ибо прогореть тут может только само государство".

Мириться дольше с таким расточительством мы больше не можем. Перестройка не обойдет никого - и не только ни одного работника. Многим придется изменить и потребительское поведение. Если мы хотим лучше жить, то нужно стать не только культурными работниками, но и культурными потребителями.

Летом 1980 г. я напечатал в центральной газете статью об экономии энергии. Упомянул там и о повышении розничных цен на бензин в братских странах. И среди десятков откликов получил один, из Киевской области, автор которого писал: "Следует учесть, что СССР экспортирует горючее, в отличие от большинства стран Европы". Это надо было понимать так: нам ли беспокоиться, сколько стоит нефть, ведь мы не должны ее покупать.

Такое рассуждение близоруко втройне. Во-первых, ресурсы полезных ископаемых невоспроизводимы, и если их не беречь, то со временем продавать будет нечего. Во-вторых, по сравнению с 60-ми годами возросли не только цены на продаваемую нефть, но и наши затраты на ее добычу, а с середины 80-х годов дело обернулось особенно невыгодно для СССР как экспортера нефти: затраты на добычу продолжают расти, а мировые цены упали. И наконец, хорошему хозяину не требуется объяснять, что чем дороже товар, тем строже надо его беречь, чтобы побольше сэкономить для продажи.

В Советском Союзе добывается в год свыше 600 млн т нефти и газового конденсата. Одна тонна нефти в 1980 г. стоила на мировом рынке более 200 дол., а сейчас стоит около 70 дол. Нетрудно подсчитать, что лишь 1 % добываемой в стране нефти стоит по мировым ценам около полумиллиарда долларов. Такое же количество нефтепродуктов стоит по меньшей мере вдвое дороже. А если учесть еще газ, уголь, торф, урановую руду, гидроэнергию? Миллиарды и миллиарды рублей - цена 1% нашей энергии. Нам есть что беречь.

В производстве привычным и общепризнанным считается требование пускать в ход вез резервы - резервы роста продукции. С такой же настойчивостью пора пускать в ход все резервы в потреблении - резервы экономии. Разумеется, речь идет о всяком потреблении - и производственном, и личном. Но для большей наглядности я начну с примеров, известных любому из нас по личному опыту в быту.

...Я пишу эти заметки при свете настольной лампы. Время дневное, но в комнате темновато. Над окном нависает бетонная плита. И справа от окна плита, и слева тоже. Вы догадались - у нас лоджия. Это итальянское слово: лоджия. Под знойным небом Италии людям нужна защита от солнца. И архитекторы придумали для этого лоджию. Я - за лоджию в Туркмении, Азербайджане и в Крыму. Но в средней полосе не хочется лишаться солнца ради эстетических соображений архитектора.

Читатель может не согласиться: почему же только ради эстетических соображений? Лоджия - это, по существу, дополнительная жилплощадь. Но дело в том, что я точно знаю: мой архитектор, проектируя в нашей квартире лоджию, не заботился о дополнительной жилплощади. Потому что в лоджию он посадил неуклюжую и широкую пожарную лестницу, которая и занимает почти всю эту дополнительную площадь. Я и не против пожарной лестницы, я только не понимаю, зачем ей нужна лоджия.

В нашей квартире есть другая комната. Бетонная плита слева от окна, бетонная плита справа. Тут и лоджии нет. Просто стена одной комнаты почему-то отступила внутрь дома. Кажется, это именуется на языке архитектуры "карманом". Это уж украшение в чистом виде, функционального назначения "карман" полностью лишен.

Сознавая, очевидно, что лоджия с пожарной лестницей не очень удобна (а может быть, опять-таки по эстетическим соображениям), архитектор решил, что в квартире нужен еще один балкон. Посадил бы его в "карман" - все равно у этой комнаты солнце наполовину отнято. Нет, балкон прилеплен к третьей комнате. И там над окном бетонная плита. Только в окно кухни солнце заглядывает без всяких препятствий.

Смешно было бы восставать против того, чтобы архитектор решал эстетические задачи. Мы хотим жить в красивом доме, в красивом городе. Но неужели эстетические решения должны непременно противоречить функциональным? На Руси строили красивые дома и тогда, когда не знали лоджий.

"Карман" породил, помимо затемнения комнаты, еще один эффект: дополнительный наружный угол, т. е. не одну, а две наружные стены в комнате. В двух Других комнатах наружные углы предопределены расположением квартиры - она примыкает к торцевой стене дома. Но хотя бы в одной комнате этого угла могло не быть - он порожден "карманом". Нет, у нас не холодно зимой: проектировщик не сделал ошибки, рассчитывая площадь отопительных батарей. У нас они расставлены щедро. А в осеннее время, когда отопительный сезон еще не начинается и из-за недостатка солнца становится холодновато, мы включаем электрокамин. Мы не жалуемся - электроэнергия дешева. Мы платим за киловатт-час в 5 раз меньше, чем, скажем, жители Чехословакии.

И газ у нас дешев. Строго говоря, газ бесплатен. Дело не в том, что 32 копейки с человека в месяц (полторы тысячных части средней зарплаты рабочих и служащих) - плата символическая. Будь вместо того хоть 32 рубля - и это не побуждало бы к бережному расходованию газа. Потому что плата никак не связана с его фактическим расходом. Не знаю, кто и зачем придумал когда-то сэкономить на газовых счетчиках - воистину трудно придумать более оригинальный способ экономии. С тех пор газ многие жгут без счета. Забывают его выключить. В холодные дни пытаются им обогревать квартиру, хотя таким способом можно только отравить воздух продуктами горения, но согреть квартиру нельзя. Однако в противном случае пришлось бы включить электрокамин и платить по счетчику. Соблазн жечь без счета оказывается сильнее всяких разумных соображений. Надо ли доказывать, что мы все, вместе взятые, расплачиваемся за эту "бесплатность"?

Однако вернемся к архитектуре. Из стран с другим климатом заимствованы не только лоджии. Заимствована стеклянная стена в крупных общественных зданиях. Тут уж мало усиленного отопления зимой - требуется еще и охлаждение летом. За стеклянной стеной даже наше северное солнце становится иногда нестерпимым. И вот уже гудят в Москве кондиционеры - дорогостоящее изобретение, без которого вполне можно бы обойтись в этих широтах. Между прочим, они не спасают в таких зданиях. В жаркий летний день на солнечной стороне дома со стеклянной стеной работать невозможно. Ни задернутые шторы, ни открытая на полную мощность подача охлажденного воздуха не в силах побороть изнурительную жару в кабинетах. В те же дни в старых зданиях с толстыми кирпичными стенами без всяких кондиционеров температура сохраняется вполне терпимая.

Конечно, наивно было бы представлять, что корень всех зол - в эстетических увлечениях архитекторов. Здесь сработало другое - ведомственность. Строителям выгодна бетонная панель - и пропадает со стройки кирпич. Отдуваются эксплуатационники: в панельных зданиях расход тепла на отопление втрое больше, чем в кирпичных. Конечно, и бетонной стене можно придать достаточные теплоизоляционные свойства. Но те же ведомственные интересы толкают на то, чтобы делать ее полегче, а потому - потоньше. В процессе строительства мы кое-что экономим. Но при последующей эксплуатации здания теряем гораздо больше. Беда, однако, в том, что экономия и перерасход распределяются по разным ведомствам.

А здания производственного назначения! Разве прежде крестьянин отапливал хлев? Хлев строился с толстой каменной или деревянной стеной, а под крышей (холод ведь больше всего проникает сверху) устраивался сеновал. Возы с сеном по наклонному помосту вкатывались прямо на чердак, а потом сено подавали по мере надобности вниз через люк в потолке. Сейчас говорят, что сено под крышей животноводческого помещения создает опасность пожара. Но ведь этой опасности издревле избегали одним надежным способом - курили в другом месте, не на сеновале.

Почему-то у некоторых проектировщиков современных животноводческих помещений представление об индустриализации сельского хозяйства жестко связалось с бетоном и железом. Да с каким еще бетоном!

В иных районах довольно распространенным типовым проектом индустриального свинарника оказался проект, заимствованный опять-таки из Италии. Ну, конечно, отопление дали солиднее. Первая же зима посуровее средней, 1978/79 г., учинила таким животноводческим коАлплексам жестокую проверку. Системы отопления не везде справились, скотина в некоторых хозяйствах померзла.

И ведь есть проекты, сочетающие максимальную индустриальность, современность с полным учетом климатических условий большинства районов нашей страны. В колхозе имени Ленина в тульском селе Спасском построен животноводческий комплекс вполне индустриальных масштабов - на тысячу коров. Со вполне индустриальной технологией: все стадо выдаивают четыре оператора, а общие затраты труда на Центнер продукции в несколько раз меньше средних по стране. Не перечисляя всех технических решений, ограничимся описанием одного, имеющего прямое отношение к нашей теме. В коровнике не бросают могучую технику на уборку навоза. Животные сами продавливают его копытами через решетчатый пол. Там навоз и остается, под полом. Выгребают его из подвального помещения бульдозером раз в год. Крестьянин издревле знал: перепревающий навоз выделяет тепло. Этим даровым теплом и обогревается коровник в Спасском. Заодно и навоз превращается в полноценное удобрение: его ведь желательно выдержать перед внесением в почву, для чего пришлось бы строить специальное хранилище, будь у коровника иная конструкция. Стоимость строительства комплекса в расчете на одно ското-место в два-три раза меньше, чем по другим проектам. Колхоз не только сам строил, но и сам проектировал. Проектной документацией служили эскизы на тетрадных листках.

Главным оружием создателей этого проекта были здравый смысл, знание векового крестьянского опыта и уважение к нему. Низкий поклон потомкам тульского Левши! Но я не хотел бы толкать читателя к той пошлой мудрости, которая гласит, что мужицкая сметка выше инженерного знания. Я считаю - нет, не выше. Инженерное знание вполне способно постичь и переварить сокровища народного опыта, и дельный инженер умеет добавить к ним многое, что бытовым здравым смыслом не постигается, что дает только наука. И если произведение крестьянского здравого смысла оказывается выше произведений дипломированных профессиональных проектировщиков, это может означать только одно: профессиональные деятели науки и техники еще не всегда помогают крестьянину в полную силу.

В данном случае было именно так. Коровники, подобные спасскому, появились в других местах не потому, что проектные институты поспешили разослать по стране его чертежи, а потому, что из Подмосковья и Сибири, с Украины и Урала ехали в тульское село посланцы колхозов и на новых тетрадных листах рисовали эскизы. Как сообщалось в "Правде", тогдашнее Министерство сельского хозяйства СССР не позаботилось хотя бы узнать, сколько таких ферм построено в стране.

Конечно, лучший проект пробьет себе дорогу. Но разве нам безразлично, когда это будет? Потерянное время - не только потерянный труд, но и безвозвратно потерянные природные богатства: тонны мазута, газа, угля, потраченные на отопление помещений, которые можно и не отапливать, на работу электромоторов, без которых можно обойтись.

Но хватит об архитекторах и проектировщиках. Не одни они могут сберегать энергию. Есть еще конструкторы. От них зависит эффективность агрегатов - и производящих энергию, и потребляющих ее.

Агрегаты бывают разные. Есть энергетическая система атомного ледокола, а есть электроплита "Томь" у нас на кухне номинальной мощностью, как уже упоминалось, 5,8 кВт. Можно догадаться, что в атомоход вложено больше конструкторского труда, чем в "Томь", и что труд этот более квалифицированный - просто потому, что энергетические установки атомохода посложнее электроплиты. Это правильно, так и быть должно. Меня интересует другое: уровень требований к качеству, к техническому совершенству энергетической установки. Не сомневаюсь, что при проектировании и строительстве атомохода все лучшее, что знает отечественная и мировая наука и техника, учитывается и используется. Так ли подходят к проектированию кухонной плиты?

Конструкторы могут поднять меня на смех: неужели не ясно, что атомоход важнее? А один знакомый, с которым я поделился своими мыслями, сказал, что разговор об экономии энергии надо вести не на уровне кухонной плиты, потому что это только частный пример. Но речь идет не о том, чтобы менее тщательно конструировать атомоход, а о том, чтобы более тщательно конструировать кухонную плиту. Я попытаюсь доказать, что для народного хозяйства более важно повысить на 1 % экономичность кухонных плит, чем на 10%-экономичность атомных ледоколов.

Ледокол, конечно, большой, а плита маленькая. Но атомных ледоколов на свете считанные единицы. А кухонных электроплит только в нашем доме 128 штук. 5,8 кВт помножим на 128 - выходит 742,4 кВт. Больше тысячи лошадиных сил, если посчитать иначе. Рядом есть дома побольше нашего, квартир до трехсот. Домохозяйки нашего квартала могут, не выходя из кухонь, включить мощность не меньше той, которую развивал атомоход, круша льды на пути к полюсу.

В Москве уже несколько лет не ставят газовых плит в домах-новостройках и постепенно заменяют их электрическими в домах, построенных ранее. В ряде крупных городов кухонные электроплиты появились еще раньше, чем в Москве. А со временем они, несомненно, вытеснят газовые плиты повсюду хотя бы потому, что электричеством человечество будет пользоваться вечно, а запасы газа, увы, ограничены, и в наших интересах как можно быстрее прекратить его жечь, сохранив для химической переработки. Кроме того, электрическая плита создаст огромные преимущества для строителей: отпадает целая инженерная система, притом самая опасная в случае неисправности,- газовые трубы. И огромное преимущество для всех нас: чистый воздух в квартире.

Итак, электроплита - довольно близкое будущее для всех квартир и настоящее для многих. Квартир в стране более 70 млн. Если только 1 млн плит по 5,8 кВт включить одновременно на полную мощность- Братская ГЭС не потянет такого расхода энергии. Правда, на полную мощность плита работает редко, чаще включаются 3-4 кВт. И работает она около десятой части суток. Но с учетом сказанного выше, в будущем - не столь далеком, кстати,- 70 млн электроплит потребуют постоянной работы на полную мощность 4-6 электростанций, подобных Братской. Однако ни одна ГЭС, как известно, не может работать круглый год на полную мощность. Остановки на ремонт, перепады пиковых нагрузок и другие причины съедают около трети календарного времени работы ее агрегатов. Выходит, на обслуживание электроплит придется выделить до десятка Братских ГЭС. А это значит, что повышение экономичности скромной электроплиты на 1 % даст экономию энергии, близкую ко всей выработке довоенного Днепрогэса.

И еще несколько цифр из электробаланса народного хозяйства за 1986 г. Израсходовано электроэнергии: промышленностью - 922 млрд кВт-ч, сельским хозяйством- 152, транспортом - 128, другими отраслями- 230 млрд. "Другие отрасли" - это прежде всего коммунально-бытовое хозяйство. Добавим, что цифра расхода энергии по сельскому хозяйству отражает не только производственное потребление - туда входят еще 23,2 млрд кВт"ч на коммунально-бытовые нужды сельского населения. Если эти 23,2 млрд приплюсовать к 230 "на другие отрасли", то получится цифра, вдвое превосходящая расход на транспорт.

Надеюсь, этого достаточно, чтобы признать значимость экономного расхода энергии в быту. И, в частности, расхода на электроплиты, которые пока остаются самым прожорливым электроприбором.

Глядя на нашу "Томь", я вспоминаю картинки, изображающие первые автомобили. Та же карета, только без лошадей. И "Томь" - та же газовая плита, только на месте газовых горелок у нее электрические нагревательные элементы. Тот же тепловой нагрев, хотя в духовом шкафу можно применить токи сверхвысокой частоты, которые поджарят мясо в несколько раз быстрее, израсходовав вдвое меньше энергии. Ни малейших попыток автоматизации, для которой электричество гораздо удобнее, чем газ. Нет автоматического регулирования температуры - значит, неизбежный всегда перегрев. Нет и автоматического регулирования времени работы - значит, опять-таки перегрев. Нет даже термометра, показывающего температуру в духовом шкафу, чтобы ее хоть вручную регулировать,- значит, еще и еще раз перегрев.

Может быть, я чего-то невозможного при современной технике требую? Оставим то обстоятельство, что создатели нашей плиты никак не учли даЕно известный зарубежный опыт-факт, немыслимый в отраслях техники, признаваемых солидными и значимыми. В конце концов, у них и такое могло быть соображение: для воспроизведения зарубежных моделей завод может не получить материалов, узлов и т. п. Но автоматический регулятор температуры ставится на миллионы электроутюгов, выпускаемых отечественной промышленностью. Автоматический регулятор времени работы - на миллионы стиральных машин. Термометры ставились еще на старые добрые газовые плиты. И наконец, электропечь "Электроника" отечественного производства на токах сверхвысокой частоты с полной автоматизацией режима появляется в магазинах электротоваров. Ее раскупают, несмотря на то, что она отнюдь не заменяет обычную плиту, а может лишь Дополнять ее, и, купив новую плиту, нельзя выбросить старую. Дополнение ценою чуть не 300 руб. раскупают - не заставит ли это задуматься и конструкторов, и плановиков?

Нет, тут не одним процентом пахнет. Несколько процентов можно сэкономить в масштабе страны на одних только электроплитах, одновременно сделав их гораздо более удобными для потребителей. Представьте себе, что вы имеете возможность перед уходом на службу поместить в духовой шкаф курицу и включить автоматику, по команде которой перед вашим приходом на обед плита включится, поджарит курицу и выключится. Подобная техника существует, в ней нет ничего особенно сложного для современной промышленности. Притом, думается, хорошо оснастить и снабдить один или даже несколько электротехнических заводов, чтобы производили порядочные плиты, гораздо дешевле, чем строить лишнюю Братскую ГЭС для снабжения энергией неэффективных плит.

В современной экономике нет второстепенных отраслей, где позволительна кустарщина, небрежность, куда можно давать второсортную технику. Эффективность и качество - закон для всех. На такие мысли наводит анализ проблем энергетики.

Выше приведен лишь один наглядный пример возможностей экономии, которая зависит от конструкторов, от машиностроителей. Можно рассказать о тысячах других возможностей - и успешно используемых, и используемых плохо.

В ежегодниках Госкомстата сообщается, как о большом успехе, если удается за год снизить на 1 % удельный расход топлива на электростанциях. И это действительно большой успех уже потому, что 1 % в масштабах нашей страны - это миллионы тонн условного топлива. И еще потому, что показатель этот при нынешнем высоком уровне использования топлива улучшить даже на 1 % энергетикам очень и очень нелегко. Однако ученые и конструкторы, создающие принципиально новые установки - и не только для атомной энергетики, но и для традиционных видов топлива,- способны улучшить этот показатель разом на десятки процентов. Но и это - не самый большой резерв.

Разные отрасли промышленности по-разному потребляют энергию - это обстоятельство не требует объяснений. Добыча сырья из земных недр и производство материалов - металлов, химических продуктов и других - требуют больших затрат энергии в расчете на единицу стоимости произведенного продукта. А в машиностроении, других отраслях обрабатывающей промышленности эти затраты меньше. В свою очередь, машиностроительная продукция может быть сравнительно металлоемкой - например, железнодорожные вагоны, суда, строительные и дорожные машины, металлургическое оборудование. Может быть трудоемкой. А еще может быть наукоемкой. Это неуклюжее слово - "наукоемкая" - порождение последних лет. Оно обозначает изделия, стоимость которых лишь в малой степени складывается из затрат энергии, материалов и неквалифицированного труда. Главная ее составляющая - затраты труда самого квалифицированного, труда ученых и конструкторов. Это малосерийные сложные приборы и аппараты, аккумулирующие новейшие достижения науки. Это электронно-вычислительные машины, лазеры, уникальные металлообрабатывающие станки высокой точности, крупные турбины и генераторы для электростанций, различные приборы.

Конечно, страна таких масштабов, как наша, не может по своему выбору резко изменить структуру всего народного хозяйства, настроиться на что-то одно, особо выгодное при продаже на внешнем рынке, а прочего не выпускать. При наших масштабах структура должна быть комплексной, с расчетом на удовлетворение основных потребностей за счет собственного производства. Мы будем и впредь сами обеспечивать себя рудой и сталью, цементом и удобрениями, углем и нефтью, хотя все это и требует больших затрат энергии. Но структура нашей внешней торговли в большей степени зависит от сознательного выбора. А это уже немало: стоимость нашего экспорта близка к десяти процентам национального дохода, и соотношение это неуклонно растет. Вывозя ежегодно различных товаров на десятки миллиардов рублей, мы не можем быть безразличны к тому, каких затрат требует производство того, что мы назначаем на вывоз.

Вот что сообщает о структуре нашего экспорта статистический справочник за 1986 г. Топливо и электроэнергия- 47,9%. Руды и концентраты, металлы - 8,4%. Химические продукты, удобрения, каучук - 3,5%. Значит, более половины того, что мы продаем Другим странам, составляют собственно энергоресурсы и энергоемкая продукция. Между прочим, в 1965 г. Доля этих трех товарных групп была лишь несколько больше 40%. А группа "машины, оборудование и транспортные средства" в нашем экспорте 1986 г. "весит" 15%. В 1965 г.-20%.

А какие машины мы по большей части продаем?

Один из самых видных экспортеров, об успехах которого на мировом рынке часто пишут газеты,- Минский тракторный завод. Другой не менее успешный экспортер - Волжский автозавод. Хорошо это или плохо?

Для ВАЗа хорошо. Это его успех, это признание его марки - честь ему и хвала.

Для машиностроения в целом не очень хорошо. Во-первых, доля МТЗ и ВАЗа так велика потому, что тысячи и тысячи больших и малых заводов не дают на экспорт товаров. Во-вторых, это не самое привлекательное для нас направление экспорта - продавать автомобили и тракторы. Эта продукция металлоемкая и трудоемкая, но не наукоемкая.

Для развития самого выгодного - наукоемкого экспорта, дающего наибольшую экономию энергии, наша страна имеет в принципе уникальные возможности, в этом смысле лишь США могут с нами сравниться. Поскольку ни одна страна в мире, кроме США, не имеет научно-технического потенциала, сопоставимого с нашим: по численности научных работников, по стоимости используемых ими основных фондов. Полтора миллиона научных работников насчитывалось в СССР к концу 1986 г. Около 30 млрд руб. расходуется на науку ежегодно. При таких затратах стоит серьезно думать об отдаче.

Разумеется, главное предназначение науки - обеспечивать, так сказать, "внутренние нужды", в том числе успешное развитие отечественной техники и производства. Успехи нашей науки в этом деле известны. Но безо всякого ущерба для работы на свою промышленность, сельское хозяйство и прочее наш научно-технический потенциал мог бы увеличить и свою экспортную отдачу.

Как это сделать?

Здесь самое время ответить на мысль, которая, возможно, уже возникла у читателей: а к чему это автор ударился в такие высокие материи? "Уходя, гасите свет" - это касается всех и каждому доступно. Быстрее освоить выпуск машины, экономящей энергию,- это касается многих и от многих зависит. Но энергоемкость структуры нашего экспорта - об этом пусть болит голова у Госплана, не так ли?

Не так.

Ведомство само по себе здесь ничего не изменит. Одной команды "сверху" здесь мало - нужны усилия тысяч и миллионов - ученых, инженеров, рабочих. Сбывать продукцию за рубежом,- значит, выдерживать конкуренцию лучших мировых изделий. Качество товара - это первое требование. Ясно, что оно зависит от каждого, кто участвует в процессе производства. Второе требование - правильная организация производства, сбыта, обслуживания.

Несколько лет назад мне случилось побывать на небольшом (по сравнению с советскими масштабами) машиностроительном заводе в чехословацком городе Тршебич. Завод этот производит трикотажные автоматы. И почти всю продукцию отправляет на экспорт. Сравнительно молодой завод, ему было тогда 25 лет, успешно конкурировал с английской фирмой, насчитывавшей 140-летнюю историю, даже в самой Англии - его продукцию покупали и там. Я узнал, что экспортная выручка за один трикотажный автомат равна выручке за три-четыре легковых автомобиля "Школа". По габаритам станок уступает легковому автомобилю, по массе металла вряд ли его превосходит. И металл недорогой, цветного всего несколько килограммов. Покупатели платят не за металл, а за квалифицированный труд.

Одна деталь удивила сразу: в виде сувенира гостям вручили по паре носков. Машиностроительный завод - почему они дарят носки? Потом нас повели по заводу. Цехи как цехи, я видел у нас десятки заводов, куда более впечатляющих по размерам корпусов, по совершенству применяемой техники. Мы приближались к выходу из механосборочного цеха. Все было ясно, обычная технологическая цепочка пройдена, вот за этой дверью должен быть цех упаковки продукции.

За этой дверью открылся обширный зал, в котором стояли готовые автоматы и работали, вязали носки. "Что это?" - спрашиваем.- "Как что? - удивляются нашему вопросу хозяева.- Наладка. Не у потребителя же налаживать - туда должна прибыть машина в безупречном состоянии".

Резонно. Ну, стало быть, упаковка в следующем Цехе.

В следующем цехе стояли автоматы, вязали носки. А это что же? Это контроль, отвечали хозяева. Видите, карточка на каждом станке, она заполняется цифрами. Каждый станок должен, прежде чем покинуть родной завод, отработать несколько смен в проектном режиме, показать проектную производительность, проектный расход сырья и энергии. Только после этого будет упаковка. И с каждым станком поедет к потребителю шеф-монтажник, который присмотрит за монтажом на месте и сдаст машину "на ходу". Маленький этот завод - 2 тыс. занятых - числил в тот день в заграничных командировках полсотни человек. Тогда я стал догадываться, как делается квалифицированный экспорт.

Нет, конечно, не каждый может что-нибудь полезное сделать именно для экспорта. Но сегодня уже каждый знает, насколько это важно для всех нас. Падение мировых цен на нефть вызвало потери в нашей экспортной выручке, которые советская внешняя торговля не смогла возместить расширением продажи других, более эффективных товаров, прежде всего машин и оборудования. Нет у нас пока для продажи достаточного количества конкурентоспособных машин. Чтобы не влезать в долги, пришлось экономить, сократить импорт. Как сообщил в речи на февральском (1988 г.) Пленуме ЦК КПСС М. С. Горбачев, только в 1987 г. наш рынок из-за этого недосчитался товаров на 9 млрд руб.- это мы все ощутили. Но ведь конкурентоспособная продукция не появится ни по щучьему велению, ни по самому строгому приказу начальства. Тысячи, миллионы людей должны значительно лучше работать, чтобы появилось много такой продукции. На всех должно распространиться соответствующее воспитание, у всех должны выработаться соответствующие привычки.

В сочинениях Феликса Эдмундовича Дзержинского среди больших речей, докладов, статей есть короткие записки товарищам, подчиненным. Он писал их обычно ночами, когда работал в своем кабинете в ВЧК или ВСНХ: приходила важная мысль, а связаться с нужными людьми было невозможно. Не о содержании этих записок собираюсь я говорить, но не могу удержаться - одну приведу. Это записка Г. М. Кржижановскому.

"Глеб Максимилианович!

У меня большое желание - чтобы Госплан дал необходимую технику для Рабочей Демократии, понимая се как творческую активность масс. Я эту технику понимаю так:

1) Дать по каждой отрасли народного хозяйства, по каждому синдикату, тресту, заводу, по каждой отрасли управления государством, по просвещению и т. д. схему калькуляции и анализа бесхозяйственности, расточительности, плохой организации производства и труда и т. д. для того, чтобы массы требовали от ответственных руководителей по этим схемам докладов и отчетов, и с тем чтобы наша пресса по этим схемам давала бы анализ - критики, а не восхваления.

И другая мера:

2) Реальное обеспечение поддержки и поощрения рабочих у станка - изобретателей.

Разрешите мне поговорить с Вами на эту тему".

Коротенькая записка дает богатую пищу и для размышлений о понимании Рабочей Демократии, и для установления того, как мыслил Феликс Эдмундович борьбу с бесхозяйственностью и расточительством, за экономию и бережливость - во всяком случае, не как дело одних только специалистов и руководителей разных рангов.

Однако, повторяю, не содержание этих записок заставило меня ВСПОЛЛНИТЬ о них здесь. По воспоминаниям тех, кто знал Дзержинского, на свои знаменитые "записочки", которые каждое утро расходились по кабинетам ВСНХ, он жалел тратить целые листы: отрезал неизрасходованные концы листа от неэкономно написанных деловых бумаг, которые брал с собой для ночной работы.

Позднее я узнал, что такая привычка - использовать кусочки листа - была у Александра Трифоновича Твардовского. Надо полагать, ни председатель Высшего Совета Народного Хозяйства, ни великий советский поэт не были ограничены в снабжении бумагой. Личной причины для такой экономии ни у того, ни у другого не было. Была впитанная с детства и укрепленная опытом жизни привычка людей высокой культуры ценить человеческий труд в любых его проявлениях.

Как-то я опубликовал в одной из центральных газет серию статей об экономии ресурсов, энергии. Откликов получил очень много. В письме читателя В. Теплицкого из Самарканда суть дела излагается с максимальной наглядностью:

"Топливо купи, привези, сложи и сохрани его, вынеси да вывези мусор, трубу прочисть да печку исправляй - тут поневоле будешь экономить и выбирать из шлака несгоревшее топливо. И печку не перекалишь, и керосинку вовремя погасишь, чтоб лишний раз за керосином не бегать".

Во времена дровяных печей и керосинок проблема воспитания бережливости, по крайней мере в домашнем обиходе, не возникала: жизнь воспитывала сама.

А в современном доме?

"Открыл кран - вода, открыл другой - горячая вода, повернул диск - газ, нажал кнопку - свет... Обилие энергии, использование ее на каждом шагу, к сожалению, выработало у многих расточительное отношение к бесценным и, что очень важно, невосполнимым дарам природы" - это отрывок из письма инженера П. Сафронова из Брянска.

Цена пшеничной булки у нас исчисляется копейками - в этом выражена забота государства о людях. Но при этом мы не каждому потребителю умеем объяснить, что подлинная ценность хлеба не копеечная,- и булку можно увидеть брошенной в грязь. Газ, вода, тепло отпускаются без счетчиков - многие делают вывод, что все это можно расходовать без счета. Что-то здесь не так. Само представление о социалистическом потреблении, о социалистическом образе жизни не вяжется с таким отношением к дарам природы и плодам человеческого труда.

Письмо М. Здзярской из поселка Эгвекинот Магаданской области:

"Для многих слово "бережливость" ближе к ругательному стоит. Вот можете ли вы представить себе современного молодого человека, который похвалил бы товарища этим словом - он-де бережливый? И в мыслях такого вообразить невозможно. "Жмот" - вот будет его характеристика. А ведь все, все в человеке воспитывается с детства. Беречь игрушки, уметь рассчитать свой бюджет, стипендию, беречь вещи снову - ну где, кто этому учит?"

Конечно, автор письма не во всем права. Бережливости, уважению к чужому труду учат и во многих семьях, и в школах. Несколько лет назад Терновский хлебозавод Кривого Рога по заказу вечерней школы № 27 испек несколько буханок хлеба по рецепту блокадного Ленинграда. В школе черные тяжелые бруски из отрубей и жмыха порезали на кусочки по дневной норме ленинградца времен блокады. С этого начался урок о хлебе, на котором перед учащимися выступила ленинградка, пережившая блокаду.

Надо полагать, никто из бывших на том уроке не забудет его. Можно верить, что для большинства достаточно такого урока, чтобы никогда потом не поднялась рука бросить кусок хлеба. Но будет ли этого достаточно для всех?

Вспоминаю картинку из жизни поселка Лиелупе, что в Юрмале. У реки с криками вьются чайки. Не над рекой, не над недальним морем, а у реки, перед окнами пансионата. На балконах стоят отдыхающие и бросают птицам кусочки хлеба - те их ловят на лету. Вот такое развлечение. Чайкам не нужна подкормка в летнюю пору, когда ничего не стоит добыть рыбу и в море, и в реке. Чайки не очень ловки в этой забаве, часто промахиваются, и хлеб летит на землю, .где они его никогда не подбирают. А может быть, просто ленятся гнаться за далеко пролетающим куском - они знают, что сейчас же будет брошен следующий.

Психолог П. Ельчанинов однажды поговорил за один день с 27 пожилыми женщинами, кормившими в парке голубей. 24 из них не на уроках узнали о голоде- сами пережили его когда-то. Но сейчас хлеб стоит копейки...

Урок, проведенный в Кривом Роге,- правильный урок. Только надо, чтобы он не остался единственным в своем роде. Везде, дома и в школе - с детства - культура потребления должна воспитываться ежедневно.

Сейчас много говорят и пишут о необходимости выработки социалистической модели потребления. Она давно существует и достаточно хорошо известна. Зная, что во многих городах капиталистического мира за одну поездку в метро надо заплатить полдоллара, а кое-где и целый доллар, мы можем сказать, что неизменный в течение десятилетий пятак за вход в московское метро - это признак социалистической модели потребления. Дешевые квартиры, детские сады и ясли, бесплатное здравоохранение и образование, открытые для всех стадионы и дворцы культуры - все это социалистическая модель потребления, как и помощь семьям, имеющим детей, и бесплатные школьные учебники, и многое, многое другое. Это социалистическая модель потребления, проводимая через плановое хозяйство. Но есть еще - и постоянно развивается, особенно быстро в последние десятилетия - личное потребление. Его социалистический характер проявляется не так ясно, не так повсеместно. И это становится серьезной проблемой - тем серьезнее, чем выше уровень личного потребления.

Не может быть и речи о том, чтобы ограничить его рост. Речь лишь о том, чтобы оно было по всему своему облику достойно людей труда.

Нет таких производительных сил, которые могли бы успешно удовлетворить потребности всех, если потребление бесплановое и расточительное. Американский писатель Артур Хейли наглядно показал в романе "Перегрузка", к каким катастрофическим последствиям может привести игнорирование насущных потребностей общественного производства и потребления. Писательский вымысел опирался на реальные факты капиталистической действительности - достаточно вспомнить знаменитое нью-йоркское "затемнение" 1977 г., когда на сутки с лишним остался без электроэнергии и был полностью парализован богатейший город богатейшей капиталистической страны.

Сама сущность капиталистического общества, в котором господствует частный интерес, не позволяет ему построить рациональную систему потребления. Социализму это под силу.

Однако мы уже имели достаточно возможностей убедиться, что уговоры или нотации - не самое действенное средство воспитания. Когда печеный хлеб стоит дешевле отрубей или комбикорма, который к тому же невозможно купить, когда в результате скармливание печеного хлеба скоту становится экономически выгодным - это тоже воспитание, хотя и не совсем то, какое нам нужно. Впрочем, дело не только в воспитании.

Первый год радикальной экономической реформы ознаменовался принятием нескольких крупных плановых решений, на первый взгляд разнородных, но на самом деле имеющих важные общие черты.

1 сентября 1988 г. Политбюро ЦК КПСС рассмотрело предложения Совета Министров СССР по коренному улучшению экономической обстановки в районе Аральского моря. Строительство крупных массивов орошаемых земель приостанавливается, основные усилия строителей переключаются на реконструкцию оросительных и коллекторно-дренажных систем, вводятся лимиты использования воды на орошение и хозяйственные нужды. Несколько ранее пересмотрено решение о строительстве гигантского комплекса по производству тракторов в Елабуге. Напомним: речь идет о крупнейшем проекте, который в первоначальном (тракторном) варианте должен был обойтись в 3,8 млрд руб. Приостановлено строительство третьего энергоблока Игналинской АЭС в Литве. Сооружение этого блока с реактором "чернобыльского" типа, но в полтора раза мощнее, три года велось "в порядке исключения" без проекта. Отклонен проект разработки фосфоритов в Эстонии, суливший больше потерь (экономических и экологических), чем приобретений. Несколько ранее решено отказаться от начатого строительства Даугавпилсской ГЭС, которая обещала весьма скромный прирост производства электроэнергии при больших потерях ценных земель в Латвии, РСФСР и Белоруссии.

Что общего между этими событиями, касающимися разных районов страны, разных отраслей экономики? Во всех названных случаях имеет место исправление ошибок, уходящих своими корнями в застойные десятилетия, а в случае с Аралом - и в более давние времена. Во всех случаях нынешние разумные решения приняты по требованию общественности, являются непосредственным результатом гласности и демократизации нашей жизни.

Есть в упомянутых решениях и еще один аспект, который требует особого разговора: экономический. Он важен не только потому, что исправление ошибок в проектах и планах обходится недешево (так, в третий блок Игналинской АЗС уже вложено более четверти миллиарда рублей). И не только потому, что еще много проектов и строек, в том числе и более крупных, вызывают тревогу и возражения общественности. (В их числе проект обширной программы гидроэнергетического строительства, планы развития атомной (энергетики, строительство каналов Волга - Чограй, Волга - Дон, Дунай - Днепр.) Напрашивается и более широкий вывод: речь идет не просто об уточнении отдельных решений в рамках принятой экономической стратегии. Мы стоим на пороге освоения новой стратегии. Общий смысл ее известен, отражен в решениях XXVII съезда партии: это стратегия интенсификации. Но еще далеко не все отраслевые специалисты поняли, что за словом "интенсификация" стоит не просто перераспределение инвестиций - за ним стоит новая философия экономики, которую надо научиться воплощать в конкретных планах и проектах.

Сколько раз общественность поучали: дескать, судить о проектах энергетики, мелиорации, химизации и т. п. могут только специалисты. Имелись в виду специалисты этих самых отраслей. Не всегда за этим стоит технократическое чванство, иногда - искреннее непонимание того, что целью всякого созидания служит человек, и только человек, а потому с тем же правом, только еще раньше, должны высказывать свое суждение специалисты (тоже специалисты!), изучающие не вещь, а человека: медики и генетики, социологи и психологи, философы, экономисты и юристы. На экономистах лежит особая обязанность: выбор вариантов развития с учетом суждений всех прочих специалистов.

Пора осмыслить опыт прошлых десятилетий, когда грандиозные программы разрабатывали до деталей, "забывая" порою поставить главный вопрос: нужна ли сама программа? Пожалуй, судьба Арала в этом отношении особенно характерна. Дело, собственно, не в самом море или, во всяком случае, не только в нем. Гибель Арала - своеобразный символ, наиболее яркое проявление экологических и социальных бед громадного региона, страдающего также от засоления и отравления ядохимикатами почв и вод, затопления земель солеными водами, отставания социальной инфраструктуры, диспропорций между демографическим и экономическим развитием. За всем этим стоят известные негативные процессы в социально-политической сфере, но беда региона имеет и свой технико-экономический знаменатель: это монокультура хлопка.

Вся стратегия развития региона, распределение немалых капиталовложений подчинялись не повышению благосостояния жителей, не оптимальному использованию его трудового и природного потенциала, а максимизации производства хлопка. Существовало и благовидное оправдание этого: обеспечение "хлопковой независимости" страны - вот что ставили себе в заслугу организаторы такого развития. Многие и сейчас считают, что этот аргумент снимает все возражения. Причиной тому - многолетнее вдалбливание стереотипов специфического мышления, в результате которого даже экономисты разучились ставить простой и обязательный перед всяким хозяйственным решением вопрос: сколько это будет стоить?

Чем заплатили мы и чем еще будем платить за монокультуру хлопка? Ясно, что ущерб, нанесенный здоровью людей и природе, не может быть оправдан никаким экономическим результатом. Но был ли в данном случае позитивный экономический результат? Ведь погоня за тоннами хлопка оплачена не только отравлением вод и земель - она оплачена и рублями, капиталовложениями. Оплачена без расчета вариантов. Никто не сопоставил, что обойдется дешевле: расширять ли хлопковые поля в Средней Азии или, к примеру, отстроить "неперспективные" деревни и сохранить уже имевшиеся поля в Нечерноземье. Может быть, половины денег, вложенных в "хлопковую независимость", хватило бы, чтобы избежать сложившейся в те же годы пшеничной, кукурузной, мясо-молочной зависимости? Да и грозила ли нам "хлопковая зависимость" при меньшем производстве хлопка, если вспомнить, как плохо еще мы его используем, как много можем сэкономить? А кто считал: стоила ли произведенных затрат "рисовая независимость", достигнутая тяжким трудом и немалыми жертвами Кубани? Не меньше подобных примеров и в промышленности - вспомним хотя бы драматическую историю борьбы вокруг Байкальского целлюлозного завода, изначальное основание строительства которого оказалось ложным. Ведь авторы проекта шумели о неотложной нужде в сверхпрочном корде для авиационных шин, а оказалось, что корд лучше и дешевле делать из другого материала.

Мы вспоминаем об этих неудачах не для того, чтобы заклеймить старые ошибки и призвать не делать новых. Простой призыв такого рода не даст результатов. Новые ошибки неизбежны, если не изменить самого подхода к стратегическому планированию. Рассмотрим на одном примере, о чем идет речь. Я держу в руках брошюру под названием "Основные положения Энергетической программы СССР на длительную перспективу", изданную на исходе застойных лет, в 1984 г. Загадочный документ - и не только потому, что на титульном листе нет ни автора, ни организации, несущей ответ за брошюру. Из текста не понять, когда и кем разработана программа, принята ли она, а если да, то опять же - когда и кем. Все в тумане, а между тем в безапелляционной утвердительной форме - как о действиях предопределенных, не имеющих альтернативы,- преподносятся решения, которые обойдутся уже не в миллиарды, а, пожалуй, в триллионы. Правда, брошюра так и не сообщает конечного итога - сколько же энергии предполагается производить в итоге реализации программы, на которую авторы потребовали расходовать в течение двадцати лет 20-22% капиталовложений в народное хозяйство. Но косвенную информацию брошюра содержит: удельную энергоемкость национального дохода предлагалось сократить на 12-17%.

Меньше, чем на 1 % в год. Выходит, предполагалось в основном сохранить до конца столетия существующую структуру народного хозяйства. Ту структуру, при которой мы производим в два с лишним раза больше стали, чем США, но меньше машин и оборудования. В 16 раз больше зерноуборочных комбайнов, вшестеро больше тракторов, в полтора раза больше минеральных удобрений, но меньше зерна. Добываем больше всех в мире нефти и пережигаем больше всех горючего на плохих дорогах, в неэкономичных автомобилях или просто из-за того, что производим слишком мало грузовиков на 0,5-1 тонну и слишком много шеститонных, в которых и возим малые грузы. Много других подобных примеров может привести каждый читатель из собственного опыта, вспомнив хотя бы о том, что в квартирах мы расходуем без счетчиков и газ, и воду.

Возможно возражение: брошюра четырехлетней давности утратила силу, Энергетическая программа застойного времени перерабатывается. Это верно. Но изменен ли подход к ее разработке? Что касается отношения к гласности - ответ очевиден: не изменилось ничего. Энергетики и не подумали задать всему обществу вопрос, затрагивающий лично каждого: пред^ почитаем ли мы платить за наращивание производства энергии (платить и деньгами, и разорением природы) или направить усилия на ее сбережение. Более того, гидроэнергетики и специалисты по атомной энергии встречают в штыки любые попытки общественности поставить подобные вопросы. По-прежнему специалисты отдельных отраслей присваивают себе право заявлять; стране потребуется в перспективе столько-то энергии, воды, металла. А у страны спросили? Между тем даже в некоторых капиталистических странах, где средства производства не являются общественной собственностью, открыто и дотошно обсуждаются варианты, альтернативы развития. Это обсуждение нередко становится предметом политической борьбы.

Особенно досадно сознавать, что мы утрачиваем собственный опыт, повторяем ошибки, о которых десятилетия назад знали, что это ошибки. Знали еще на заре социалистического строительства. Вспомним хотя бы уже упоминавшуюся историю приказа № 1042, который издал Троцкий в 1920 г. К сожалению, и в более поздние годы поиски "универсальных спасительниц" возобновились, приняв законченную форму во второй половине 40-х годов, когда вождь лично решил, что нужно столько-то нефти, угля и стали, а кибернетика и генетика не нужны.

Ныне разработка и проекта нового пятилетнего плана и более долгосрочных концепций происходит в новых, гораздо более благоприятных условиях. Было бы непростительно не использовать их для того, чтобы поднять стратегическое планирование нашей экономики на качественно новый уровень. Что нужно для этого? Изменить подход к составлению планов, прекратить погоню за "универсальными спасительницами".

Прочитав такую рекомендацию, опытный плановик может улыбнуться снисходительно: подумаешь, открытие! Любой студент-экономист способен объяснить все прописи про комплексность, сбалансированность, пропорциональность и прочее. Но почему же в практике солидных хозяйственных органов до сих пор не удавалось выполнить требования, о которых знает любой экономист? Сегодня, когда мы доросли до понимания необходимости соединять экономическую реформу с политической, можно довольно уверенно ответить и на этот вопрос. Устарел механизм разработки стратегических планов и концепций. Над ними довлеет монополизм, выраженный не столько в структуре и экономическом положении предприятий, сколько в структуре и интересах ведомств, научных и проектных институтов. Не в том беда, что, скажем, Минводхоз Доказывает необходимость наращивать переброску воды, а Гидропроект отстаивает проекты новых разорительных водохранилищ. Беда в том, что некому предложить иные варианты, что монополистическим проектам и интересам не противостоят иные проекты, иные интересы.

За годы перестройки печать не раз обращалась к этой проблеме. Опираясь на выступления солидных авторов, на письма читателей, можно сделать некоторые выводы о том, что можно и нужно сделать для преодоления монополизма. Во-первых, нужно лишать ведомства и ведомственные институты монопольного положения. Конкурирующие организации, конкурс проектов, выбор лучших - это должно стать нормой. Во-вторых, на стадии долгосрочного планирования и проектирования необходимо прогнозировать не только производственно-технические, но и рыночные условия реализации предлагаемых вариантов развития. Цена будущих решений не может определяться на глазок, на основе произвольных предположений. И в-третьих, экономические решения, касающиеся всего общества, должны и обсуждаться всем обществом.

Решения по Аралу, Елабуге, Игналинской АЗС отражают заметную перестройку в работе Совета Министров СССР. Поворот к гласности, стремление быстро и деловито отвечать на запросы общественности подтверждается и новизной обстановки, в которой правительство обсуждало в последнее время некоторые законопроекты. Все это отрадно, но все это лишь подтверждает, что мы пока в самом начале пути к умелому использованию гласности в интересах всего общества.

Гласность - это не только удовольствие наблюдать, как власти реагируют на обращения граждан. Гласность - это также работа и ответственность самих граждан - и тех, кто пишет, и тех, кто читает. К примеру, справедливое требование граждан отказаться от сооружения очередного водохранилища, разорительного для природы и бюджета,- это требование приобретает полную убедительность тогда, когда сопровождается общей готовностью тех же граждан не давать зря вытекать воде из крана. Ведь альтернативность мышления нужна не только проектировщикам. Нельзя же всерьез надеяться решить экологические и экономические проблемы на пути отказа от всякого индустриального вмешательства в природу. Вопреки утверждениям некоторых представителей ведомств, критика несостоятельных проектов не направлена вообще против мелиорации, гидростроительства, химии, энергетики и т. п. Она направлена против нерациональных решений, против неразумного выбора направлений затрат. Но общество должно точно знать, каковы реальные альтернативы, сколько стоят иные варианты решения. Должно знать и о том, какие обязательства и ограничения накладывает на нас выбор иного варианта, как должно будет в этом случае измениться поведение каждого из нас - и производительное, и потребительское поведение.

Читатель может заметить, что в прочитанной главе почти ничего не говорится об экологических проблемах, хотя уже стало привычным, что огромные индустриальные проекты, подобные упоминавшимся здесь, обычно подвергаются наиболее резкой критике общественности ввиду ущерба, причиняемого природе. Это умолчание отнюдь не говорит о моем несогласии с основными направлениями критики, с которой выступают наши "зеленые". К их выступлениям я мог бы добавить и свои личные впечатления. У меня на глазах возделывавшиеся столетиями драгоценные пойменные земли у берегов Даугавы в районе Огре поглотило тинистое мелководье водохранилища Рижской ГЭС, строители которой "сэкономили" несколько километров дамбы, не пожалев землю - она ведь "ничего не стоит". Впрочем, нужность самой ГЭС не была толком доказана. С ужасом смотрел я и на "лунный" ландшафт отвалов близ горнорудных карьеров КМА, пожирающих черноземные поля, хотя можно их, напротив, расширять, засыпая вскрышной породой овраги.

Защитники природы, бесспорно, правы в главном. Но их критика не достигнет цели до тех пор, пока они будут принимать на веру главный аргумент своих противников: будто интересы экологии противоречат интересам экономики. Такое противоречие может встречаться лишь как частный случай. Если же спорить не о частностях, а о стратегии развития в целом - избрать ли нам стратегию, сберегающую природу, либо разрушающую ее,- станет ясно, что интересы разумной экономики и экологии совпадают. Это я и старался показать, обращая внимание на бесперспективность экономики расточительства.

...У Марка Твена в "Принце и нищем" есть замечательный эпизод. Неожиданно получив небывалую власть, Том Кенти использовал большую государственную печать Англии для того, чтобы колоть орехи. Что ж, и орехи колоть нужно, однако государственная печать годится для большего. Небывалые в нашей жизни возможности гласности уже не раз были использованы для общественно важных дел. Благотворное влияние гласности на современную жизнь неоспоримо. Но оно пока ниже тех возможностей, которыми располагает печать как инструмент самопознания общества. Препирательство о том, так или эдак выступал где-то когда-то о чем-то тот или иной публицист, порой занимает на газетной полосе гораздо больше места, чем обсуждение целей многомиллиардных затрат, многолетнего труда миллионов людей. А главное - обсуждение такого общественно значимого вопроса может произойти или не произойти столь же случайно, как и спор о пустяках. Поэтому распространенное нынче и даже модное требование повышать культуру дискуссий не должно сводиться к призыву избегать непарламентских выражений. Главное в этом случае - содержание дискуссии, забота о том, чтобы общественно значимые решения не могли приниматься без учета общественного мнения.

https://www.mtsbank.ru/chastnim-licam/karti/all/debet/