"Да, я могу повторить, да, я считаю, хромосомная теория наследственности вошла в золотой фонд науки человечества, и продолжаю держаться такой точки зрения". Сегодня эти слова соответствуют тому, что известно каждому выпускнику средней школы из учебников по биологии. Чтобы оценить их по достоинству, надо знать, что они прозвучали не сегодня. Они прозвучали 6 августа 1948 г. с трибуны печально знаменитой сессии ВАСХНИЛ "О положении в биологической науке". В то время такое публичное заявление могло стоить жизни, а уж карьеры - вне всякого сомнения. Произнес их тогдашний директор Тимирязевской академии Василий Сергеевич Немчинов. Он был не биологом, а статистиком, в данном случае этого было достаточно для уверенного суждения (как известно, верность хромосомной теории в классических опытах наподобие менде-левского доказывается статистически). Но не специальность его важна для нас сейчас. Важно, что крупный советский экономист академик Немчинов превыше всего ставил научную истину. И не было случайности в том, что несколько лет спустя, когда утратило силу экономическое шаманство и потребовались экономические знания, к голосу Немчинова прислушивались с особым вниманием.
Одним из самых крупных событий экономической дискуссии начала 60-х годов стала опубликованная в "Коммунисте" в 1964 г. статья Немчинова "Социалистическое хозяйствование и планирование производства", содержавшая изложение его хозрасчетной системы планирования. "Основное и главное состоит в том, чтобы механизм планирования сомкнуть с системой хозяйственного расчета и с системой общественных фондов предприятия",- писал Немчинов. Эта ключевая идея была отражена в решениях 1965 г. об экономической реформе, но, к сожалению, не была тогда воплощена в хозяйственной практике. Эта идея широко использована и развита в документах нынешней реформы - достаточно вспомнить такое ключевое понятие из Закона о предприятии 1987 г., как хозрасчетный доход трудового коллектива.
Да, были и 20-30 лет назад ученые, предлагавшие и отстаивавшие экономическую систему, основанную на полном хозрасчете предприятий. Но инерцию старого мышления в то время они преодолеть не смогли. Механизм неполного, ограниченного хозрасчета еще сохранял некоторую способность к действию. А историческое сознание общества только начинало освобождаться от стереотипов, сформированных "кратким курсом" истории партии да сталинской брошюрой "Экономические проблемы социализма в СССР".
Вплоть до экономической дискуссии 60-х годов немыслимо было появление публикации, в которой бы значилось во множественном числе: "социалистические экономические системы". Считалось, что такая система может быть только одна - именно та, что сложилась в начале 30-х годов и была оставлена нам в наследство Сталиным. Система, существовавшая в 20-е годы, рассматривалась как переходная, досоциалистическая- и только. Общесоциалистические начала, заложенные в нее Лениным, игнорировались. Само слово "нэп" было на подозрении, многие производили его как бы обратным ходом от слова "нэпман", видели в нэпе только отступление, только допущение частного капитала, не желая вспоминать о сформированной тогда системе хозрасчетных отношений государственных предприятий.
Первым, кто поставил решения о реформе 1965 г. в исторический ряд, указав в качестве предшествующих шагов переход к новой экономической политике в 1921 г. и отход от нее в 1929-1932 гг., был Александр Михайлович Бирман. Он сказал об этом в статье "Мысли после Пленума", помещенной в 12 номере "Нового мира" за 1965 г. Профессор Бирман был проректором, а затем заведующим кафедрой Московского института народного хозяйства имени Г. В. Плеханова. Он был одним из крупнейших специалистов в области советских финансов. И он был одним из самых ярких воителей за подлинную экономическую реформу - не только в своих научных трудах, но и в десятках публицистических статей, появлявшихся в газетах и журналах.
В битве за реформу А. М. Бирман был не только ученым, но и просветителем. Он написал книгу для молодых рабочих "Учись хозяйствовать", издал "Календарь экономиста", составил сборник очерков "Если дружить с экономикой" для издательства "Знание". Но его статья об экономике для "Детской энциклопедии" была снята в последний момент по требованию невежественного ретрограда. А второй выпуск сборника "Если дружить с экономикой", уже набранный, был рассыпан без объяснения причин. Мало того, авторов начали тягать к следователю, требуя объяснений, не затеял ли Бирман составление неизданного сборника специально для того, чтобы ввести государство в убыток путем выплаты авторам положенной по закону части гонорара за принятые издательством, но неопубликованные тексты. А потом Плехановскому институту "подарили" такого ректора, что оттуда были вынуждены уйти десятки профессоров, включая А. М. Бирмана, - не помог и напечатанный в "Литературной газете" протест.
А. М. Бирман работал в Госплане еще при Н. А. Вознесенском, потом в Китае в качестве советника помогал организовывать плановое хозяйство в годы первой пятилетки КНР. "Никакой план не в состоянии учесть всего многообразия условий работы предприятия. Чтобы обеспечить выполнение государственного плана, необходимо расширить права хозяйственников". Это слова из статьи, которую он опубликовал в начале 1941 г.! В 60-70-е годы он многому научил молодых экономистов и журналистов, склонных приходить в восторг от любой новации,- учил разбираться по существу, исследовать не лозунги, а реальные процессы. Помню, встревоженным вернулся он весной 1968 г. из поездки по Чехословакии. Говорил, что реформа там сворачивает на неверный путь, предприятия ориентированы не на повышение эффективности, а на растаскивание общенародных ресурсов. Учил глубже понимать и задачи нашей реформы, не сводя их к смене "показателей". Он выступал в ряду крупнейших сторонников реформы из числа экономистов старшего поколения - таких, как В. С. Немчинов, Л. В. Канторович, В. В. Новожилов, В. Г. Венжер, чьи статьи в 60-х годах также неизменно вызывали нападки с навешиванием идеологических ярлыков.
Ярлыки служили излюбленным орудием той антинауки, для которой главным было - не допустить гласного и равноправного сопоставления идей, фактов, аргументов, не допустить честной научной дискуссии. Проще было прокричать, что имярек против планового хозяйства, против социализма - потом можно с ним и не разговаривать. Можно назвать имена, но дело не в личных судьбах, и подвергавшиеся нападкам не всегда бедствовали из-за того, что ставились препоны научным исследованиям определенного направления. Бедствовала идея. Обеднялось экономическое сознание общества. Ведь проблема реформы не сводится к утверждению того или иного решения - сама разработка решения (формирование нового механизма) представляет собой невероятно сложную научную и практическую задачу, требующую мобилизации всех интеллектуальных ресурсов общества. Вместо такой концентрации сил в течение двадцатилетия - с 1965 до 1985 г.- немало стараний направлялось на то, чтобы пресечь подлинно научный анализ. Происходившее измельчание мысли продлевало жизнь и вполне искренних заблуждений.
В современных дискуссиях о социалистическом хозяйственном механизме едва ли не самым главным предметом полемики служит вопрос о соотношении хозяйственных функций центральных органов управления, с одной стороны, объединений и предприятий - с другой. Известны многочисленные выступления сторонников как "централизации", так и "децентрализации" планирования и управления, известны их основные аргументы. В споре между защитниками обеих концепций можно заметить позицию, на которой они, кажется, готовы прийти к согласию и которая заключается в том, что между укреплением централизованного управления, с одной стороны, и расширением хозяйственной самостоятельности предприятий и прав трудовых коллективов - с другой, не существует непреодолимой противоположности, что это две стороны одного процесса, что то и другое может и должно развиваться одновременно.
К сожалению, одно только наличие такого согласия не может успокаивать: само по себе оно не гарантирует надежного ответа науки на сложные вопросы, которые ставит экономическая жизнь. Во-первых, простая констатация такого единства противоположностей не исключает (более того, почти предполагает) представления о том, будто возможно совершенствование хозяйственной системы социализма на базе чисто количественного нарастания одновременно элементов "централизации" и "децентрализации" без их качественного преобразования. Между тем опыт показывает, что простое смешение этих элементов может лишь нарушить плановое развитие народного хозяйства. Во-вторых, вполне очевидно, что, провозглашая эту общую по видимости истину, сторонники обеих позиций могут вкладывать в нее разное содержание - да так оно чаще всего и получается на практике. Это оказывается возможным потому, что в приведенном выше общем виде (а дальше такой общей формулы дело часто не идет) данная истина столь же справедлива "вообще", сколь бессодержательна по существу. Мало провозглашать ее в общем и целом - надо еще, как минимум, не забывать, во-первых, какой стороне (централизму или самостоятельности предприятий) отдается приоритет в этом диалектическом взаимодействии противоречий и, во-вторых, каков конкретный механизм такого взаимодействия.
Правда, относительно первого вопроса - опять-таки в самом общем виде - спора будто бы нет. Подавляющее большинство авторов разделяют давно известное положение: сама сущность социалистической собственности и создаваемые ею преимущества требуют отдать приоритет централизованному планированию и управлению, осуществляемому в интересах общества. Речь, однако, не только о социалистической экономике вообще, но прежде всего о современном этапе ее развития - этапе интенсификации, выдвигающем новые, ранее неизвестные проблемы. Применительно к задачам этого этапа особенно важно выяснить, как реально осуществляется сцепление двух сторон в управлении общественным производством. На наш взгляд, механизм их взаимодействия таков, что самостоятельность трудового коллектива и его экономическая ответственность за весь процесс расширенного воспроизводства не просто допустимый, даже не просто желательный и полезный элемент социалистического хозяйственного механизма. Самостоятельность, права и ответственность объединений и предприятий - непреложное условие осуществления самого централизма, его действенности.
В. И. Ленин писал еще в 1918 г.: "На самом деле демократический централизм нисколько не исключает автономию, а напротив - предполагает ее необходимость"*. В этом рассуждении, касающемся общественного развития в целом, и прежде всего его политической организации, для нас важна стержневая формула: не исключает, а, напротив, предполагает. Далее Владимир Ильич разворачивает ее уже применительно к экономике: "Наша задача теперь - провести именно демократический централизм в области хозяйства... а в то же самое время централизм, понятый в действительно демократическом смысле, предполагает... возможность полного и беспрепятственного развития не только местных особенностей, но и местного почина, местной инициативы, разнообразия путей, приемов и средств движения к общей цели"**. Так говорилось еще впервые месяцы Советской власти. Применительно к современной высокоразвитой экономике тем более недостаточно сказать, что централизм может развиваться наряду с укреплением самостоятельности объединений и предприятий. Необходимо подчеркнуть, что централизм не может существовать без укрепления самостоятельности трудовых коллективов.
* (Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 36, с. 151.)
** (Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 36, с. 152.)
Тысячи фактов хозяйственной жизни показывают, что действительное столкновение происходит не между централизованным управлением и самостоятельностью предприятий, а между централизмом реальным, выражающим общественные интересы, и централизмом формальным, выражающим чаще всего интересы групповые - ведомственные, местнические и др.
Централизм является реальным тогда, когда экономические процессы на деле планомерно подчиняются воле единого экономического центра независимо от того, какими конкретными способами это достигается в каждом отдельном случае. Формальный же централизм ограничивается тем, что решения принимаются не предприятием (объединением), а министерством или иным органом управления, не интересуясь, выполняются ли эти решения, гарантируют ли они планомерное соблюдение пропорциональности в интересах всего общества. Формальному централизму свойственно недоверие к самостоятельным решениям трудовых коллективов "на местах", нежелание вникать, соответствуют ли эти решения сознательно выбранным целям развития всего народного хозяйства.
Следовательно, подлинный вопрос, который необходимо решить,- не выбор между "централизацией" и "децентрализацией", а выбор надежных способов, обеспечивающих развитие централизма реального, а не формального.
Централизм неотвратимо диктуется объективными материальными условиями всякого крупного производства даже независимо от характера общественного строя, в рамках которого это производство осуществляется (вопреки распространенным и распространяемым буржуазной наукой и пропагандой вульгарным представлениям о социалистической системе хозяйства как исключительно централистской и "обществе свободного предпринимательства" как децентрализованном). Ф. Энгельс писал в работе "Об авторитете": "...с одной стороны, известный авторитет, каким бы образом он ни был создан, а с другой стороны, известное подчинение, независимо от какой бы то ни было общественной организации, обязательны для нас при тех материальных условиях, в которых происходит производство и обращение продуктов.
С другой стороны, мы видели, что с развитием крупной промышленности и крупного земледелия материальные условия производства и обращения неизбежно усложняются и стремятся ко все большему расширению сферы этого авторитета. Нелепо поэтому изображать принцип авторитета абсолютно плохим, а принцип автономии - абсолютно хорошим. Авторитет и автономия вещи относительные, и область их применения меняется вместе с различными фазами общественного развития"*.
* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 18, с. 304.)
Итак, единство управления требуется независимо от характера общественной организации. Оно объективно предопределяется материальными условиями любого общественного производства. Чем более крупное это производство, тем больше его эффективность зависит от эффективно осуществляемого централизма. При социализме централизм управления, помимо принципиально важной социальной функции, выполняет и чисто экономическую роль, во многом отличную от его роли при капитализме. Главным, что определяет ее, является обеспечение планомерности.
Известно определение планомерности, данное Лениным еще в 1900 г. в статье "Некритическая критика": "Постоянная, сознательно поддерживаемая пропорциональность, действительно, означала бы планомерность,- но не та пропорциональность, которая "устанавливается лишь как средняя величина из ряда постоянных колебаний"...."*.
* (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 3, с. 620.)
Обратим внимание на первые слова: "постоянная, сознательно поддерживаемая". Ведь вообще некоторые закономерные пропорции так или иначе прокладывают себе путь в любом общественном производстве. "...При капиталистическом производстве пропорциональность отдельных отраслей производства воспроизводится из диспропорциональности как постоянный процесс, так как здесь внутренняя связь производства как целого навязывается агентам производства, как слепой закон, а не как закон, достигнутый их коллективным разумом и потому подвластный ему, подчиняющий процесс производства их общему контролю"*,- писал К. Маркс. Приведенные слова содержатся в третьем томе "Капитала", написанном в основном, как известно, в 60-х годах прошлого века, следовательно, на материале домонополистического капитализма, сохранявшего еще определенную "свободу" рынка. Тем интереснее отметить, что эта формула вполне приложима к современному, монополистическому капитализму: с точки зрения агентов производства, внутренняя связь производства как целого остается слепым законом и тогда, когда эту внутреннюю связь наряду со стихией рынка предопределяют сознательные действия государственно-монополистического аппарата. Поскольку такие планомерные действия готовятся в глубокой тайне от общества, а их классовая направленность тщательно маскируется буржуазной пропагандой, для масс трудящихся, да и для мелких и средних капиталистов, результаты подобных действий оказываются еще более неожиданными и непонятными, а их социальные последствия еще более разрушительными, чем последствия "чистой" стихии рынка. Пример тому - "энергетический кризис" 70- 80-х годов. Такая пропорциональность не отвечает интересам большей части общества, а кроме того, сопровождается огромными материальными потерями из-за неизбежного постоянного запаздывания в определении экономически обоснованных пропорций. Задача социалистического централизма - заменить эту "пропорциональность через диспропорции" пропорциональностью своевременной и постоянной, сознательной и научно обоснованной.
* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 25, ч. I, с. 282.)
Обеспечиваемая централизмом планомерность нужна не только для избавления от циклических кризисов, свойственных капиталистическому производству уже около двух столетий, и не только для ликвидации и предотвращения структурных кризисов, одолевающих капиталистическую мировую экономику в последние десятилетия. Сознательное и постоянное поддержание пропорциональности в интересах всестороннего развития личности особенно актуально в условиях научно-технической революции, когда все более важным элементом плана становится выбор основных направлений научно-технического прогресса. В прошлом при меньшей подвижности технической базы производства коренную задачу плана - распределение труда между отраслями - можно было решать, опираясь на достаточно однозначную информацию о существующем и ожидаемом в ближайшие годы материально-вещественном составе производства. Ныне получение достоверной информации на этот счет становится самостоятельной и весьма сложной научной задачей.
В самом деле, в микроэлектронной промышленности, например, смена ассортимента изделий происходит сейчас каждые два-три года. В этой и некоторых других отраслях без оперативной информации о состоянии науки и техники, без прямого планирования их развития невозможно планировать материально-вещественный состав производства даже на среднесрочный (пятилетний) плановый период. А долгосрочное планирование, хотя бы на две-три пятилетки, должно прямо исходить из неизбежности появления целых новых отраслей. Пример тому - бурный выход на промышленную арену множества новейших производств, порожденных развитием биотехнологий, техники сверхчистых материалов, волоконной оптики и др. Вес наукоемких производств резко возрос не только в чисто стоимостном измерении, но и еще более с точки зрения их влияния на прогресс всего народного хозяйства. Следовательно, резко возрастает значение планирования и управления научно-техническим прогрессом как неотъемлемой части планирования и управления всем народным хозяйством.
Но планирование развития современной науки и техники - задача, бесспорно требующая значительного централизма как по сложности и общественной значимости, так и по стоимости научных работ. Во многих случаях оказывается недостаточным даже централизм общегосударственный и возникает необходимость поиска форм централизма международного. Показательно, что в течение всего лишь года после начала разработки (по решению Экономического совещания стран - членов СЭВ на высшем уровне 1984 г.) Комплексной программы научно-технического прогресса стран СЭВ до 2000 г. были приняты решения о разработке государственных или межгосударственных научно-технических программ многих крупнейших капиталистических стран: западноевропейской "Эврики", японской "Технополис", американской СОИ. Нет необходимости объяснять, что они несопоставимы с Комплексной программой стран СЭВ по целям и социальному значению. Но важно заметить, что сами объективные закономерности развития общественного производства в условиях научно-технической революции заставляют даже капиталистические страны применять, в сущности, чуждые им, заимствованные у социализма формы планирования и управления (это было отмечено на 41-й сессии СЭВ в декабре 1985 г., принимавшей Комплексную программу).
Итак, закономерная потребность в централизме управления процессом производства, возникающая вместе с общественным производством и усиливающаяся по мере усиления общественного характера производства, еще более возрастает в условиях современной научно-технической революции. Экономическая централизация, проводимая на основе общественной собственности на средства производства, создает наилучшие потенциальные возможности для практического осуществления такого централизма. Но возможность еще не есть реальность. Что считать критерием действенности реально осуществляемого централизма?
Если основной целью централизма управления признать обеспечение планомерности, понимаемой как постоянная и сознательно поддерживаемая пропорциональность, то очевидно, за критерий действенности централизма на практике можно принять степень обеспечиваемой пропорциональности в народном хозяйстве.
В связи с таким выводом заслуживает большого внимания анализ пропорциональности народного хозяйства СССР (как и некоторых других социалистических стран) за последние пятилетки, и прежде всего в 70 - первой половине 80-х годов. Этот анализ показывает, что происшедшее в девятой, десятой и одиннадцатой пятилетках снижение темпов экономического роста прямо связано с ухудшением некоторых важных народнохозяйственных пропорций.
Наиболее очевидным выражением допущенных диспропорций служит нарастающая дефицитность многих ресурсов, трудовых и материальных прежде всего. В строгой терминологии дефицит и следует именовать диспропорцией. Дефицит трудовых ресурсов не что иное, как диспропорция между количеством рабочих мест и работников. Дефицит товаров - диспропорция между производством и спросом. В свою очередь, платежеспособный спрос предприятий далеко не всегда отражает реальную производственную потребность: он чаще всего завышен, и в этом в значительной мере повинна диспропорция между товарной и денежной массой.
Рассмотрим подробнее движение лишь одной пропорции: соотношения между ростом общественного производства и ростом оборотных фондов в материальных запасах.
В течение рассматриваемых трех пятилеток оборотные фонды в материальных запасах увеличивались намного быстрее, чем конечный результат общественного производства - национальный доход. На отдельных предприятиях в отдельные периоды это может оправдываться объективными причинами, связанными с изменением технологии, структуры производства. Но в целом по народному хозяйству оправданий для опережающего роста материальных запасов не существует. Об этом говорит не только теория, но и практика. Достаточно сказать, что в восьмой пятилетке (1966-1970 гг.) продукция промышленности и произведенный в ней национальный доход увеличивались быстрее, чем запасы.
Технический прогресс, как правило, позволяет еще больше ускорить оборот ресурсов, и если этого не произошло, то мы вправе считать излишним, экономически не оправданным по меньшей мере тот рост ресурсов, который происходил сверх темпов роста национального дохода. Чему же он равен?
Национальный доход, использованный на потребление и накопление, увеличился в 1985 г. по сравнению с 1970 г. на 80%- Если бы оборотные фонды в материальных запасах народного хозяйства СССР увеличились за этот период тоже на 80%, то их сумма в 1985 г. составила бы 294 млрд руб. (против 163,4 млрд в 1970 г.). Однако фактически оборотные фонды в материальных запасах достигли в 1985 г. 463,5 млрд руб.- на 169,5 млрд больше экономически оправданной суммы.
Чтобы нагляднее представить себе, что означают для народного хозяйства сегодня иммобилизованные средства на сумму 169,5 млрд руб., приведем следующий демонстрационный расчет. Государственным планом экономического и социального развития СССР на 1986-1990 гг. предусмотрен прирост национального дохода страны в двенадцатой пятилетке на 22,1 % против 17% в одиннадцатой пятилетке. В каких же абсолютных объемах прироста национального дохода выразится это ускорение? Расчет показывает, что необходимо за пять лет получить национального дохода, использованного на потребление и накопление, примерно на 84 млрд руб. больше, чем было бы при сохранении темпов прошлой пятилетки. Итак, планируемое ускорение призвано дать за все пять лет дополнительно 84 млрд руб. национального дохода, между тем как на складах лежит материальных ценностей на 463,5 млрд, из них на 169,5 млрд руб. излишних.
Несмотря на подобные масштабы и значимость, проблема ускорения оборачиваемости оборотных средств явно оказалась в последние пятилетки в стороне от основных интересов центральных плановых органов и хозяйственных ведомств. Никак невозможно объяснить это простым неведением. То обстоятельство, что, как писал Маркс, "скорость обращения может заменять количество денег", было отлично известно из собственной практики любому купцу еще сотни лет назад. Ему уделялось огромное внимание еще на заре социалистического строительства. Так, широкая кампания за ускорение оборачиваемости оборотных средств была развернута в 1924-1925 гг. Значительное внимание проблеме оборачиваемости уделялось во второй половине 40-х годов - в период послевоенного восстановления. Роль оборачиваемости особенно возрастает в периоды острой нехватки ресурсов. В эти периоды ускорение оборота применяется как средство интенсификации использования имеющихся средств. В 70-х годах интенсификация стала ведущей задачей, от решения которой прямо зависит ускорение и даже сохранение имеющихся темпов экономического роста. И если в такой ситуации плановая система столь очевидно пренебрегала таким значительным ресурсом, то это наглядный пример нарушения действенности централизма в управлении народным хозяйством, когда первостепенная общественная цель на практике оставалась в тени.
Нельзя сказать, что устранение диспропорций не предусматривалось планами. Пятилетние и годовые народнохозяйственные планы, государственный бюджет всегда предусматривали те или иные меры к улучшению пропорциональности. Планировалось и уменьшение дефицитности ресурсов всех видов, и сокращение незавершенного строительства, и другие полезные изменения пропорций. Однако в практике последних пятилеток чаще получалось дальнейшее ухудшение пропорций, чем улучшение. Планы в данном отношении слишком часто оказывались невыполненными. Но если план на общехозяйственном уровне предписывал нечто общественно полезное, а на хозрасчетном уровне это не реализовывалось, то получался уже не централизм, а скорее нечто противоположное. В чем же причина подобных несоответствий?
Прежде чем приступить к ответу на вопрос, оговоримся: проблема народнохозяйственной пропорциональности в ее полном объеме выходит за рамки темы данной главы. Здесь мы попытаемся лишь проследить, в какой мере она решается средствами планового централизма, а точнее, установить, почему она не вполне решалась этими средствами.
Обратившись к литературе по этому вопросу, нельзя не заметить, что опыт его исследования насчитывает уже свыше 60 лет; накоплен в целом огромный материал, вполне позволяющий исчерпывающе охарактеризовать проблему диспропорций и ее корни в целом. К сожалению, никто из советских авторов пока не предпринял такой попытки. В социалистических странах едва ли не единственная попытка принадлежит академику Яношу Корнай (ВНР). Его книга "Экономика дефицита", опирающаяся на марксистскую методологию, имеет определенные достоинства, но не свободна и от недостатков, которые не позволяют рассматривать ее как исчерпывающее исследование проблемы. В частности, в ней отсутствует анализ опыта советской экономики, несомненно самого обширного по сравнению с другими социалистическими странами.
Обзор публикаций советских авторов, даже далеко не полный, позволяет представить проблему диспропорций в социалистической экономике достаточно широко и достоверно.
Одной из наиболее значительных работ в этом ряду по сей день остается статья В. В. Новожилова "Недостаток товаров", впервые опубликованная в 1926 г. Именно в этой статье, в частности, обоснована мысль о том, что товарно-денежная диспропорция является коренной причиной дефицитности: "Недостаток товаров... это не абсолютный недостаток товаров, а относительный недостаток по сравнению с денежным спросом". Тогда же В. В. Новожилов показал несостоятельность бытовавшего еще долго представления об избытке спроса над предложением как якобы о двигателе социалистического производства: "...избыток спроса не приносит пользы народному хозяйству. Недостаток товаров прежде всего вызывает хаос в распределении реальных доходов". Он порождает необходимость карточной системы, создает почву для спекуляции.
В. В. Новожилов проявил недюжинную прозорливость, показав уже в то время, что товарно-денежная Диспропорция, выступающая внешне как недостаток товаров, может порождать те же явления, какие характерны для кризиса перепроизводства, приводить к такой же растрате общественного труда: главная причина заключается в том, что такая диспропорция делает невозможным контроль сбыта над составом производства, его проверку на рынке. Это открывает дорогу для диспропорционального, не соизмеренного с реальными ресурсами и издержками расширения производства. "И при неосторожной затрате производительных сил на производство орудий может случиться, что придется ограничить производство потребительных благ, оставив без использования часть уже существующих средств для их производства. Пусть, например, машины и здания для производства готовых изделий не используются именно потому, что рабочие руки и топливо отвлекаются для производства таких же самых машин и зданий. Ясно, что это положение нелепо: производство того, что нельзя использовать, бесполезно. Ясно, что при таких условиях происходит растрата производительных сил, уменьшая реальный доход всего народного хозяйства".
В то время подобная точка зрения на пропорции и диспропорции не утвердилась в экономической науке и практике. Более того, позднее были периоды, когда преобладала прямо противоположная позиция. Тем важнее не забывать о научной заслуге В. В. Новожилова сейчас, когда взгляды, близкие к высказанным им в 20-е годы, получили широкое распространение. Уже в 60-х годах И. С. Малышев высказал мнение, что наиболее отрицательно сказывается на развитии народного хозяйства диспропорция между суммой денег в обращении и совокупностью материальных ресурсов.
В последующие годы положение продолжало ухудшаться. "В народном хозяйстве СССР существует значительная, а в ряде случаев возрастающая напряженность в согласовании имеющихся ресурсов с потребностями. Она проявляется в нехватке рабочей силы (особенно квалифицированной), в несогласованности фронта строительных работ с объемом выделяемых капитальных вложений, в дефиците отдельных видов сырья, конструкционных материалов, топлива, в несоответствии уровня развития производства и таких элементов инфраструктуры, как железнодорожный транспорт и система хранения материальных ценностей, в несовпадении экспортных возможностей с имеющимся спросом на импорт ресурсов, в опережающем росте денежных доходов населения по сравнению с ростом товаров и платных услуг... Следует подчеркнуть, что напряженность, явления несбалансированности экономического развития и связанный с ними дефицит производственных ресурсов, как правило, не носят абсолютного характера: все виды ресурсов увеличиваются и в абсолютном выражении достигли колоссальных размеров",- писал в 1980 г. тогдашний директор Института Госплана СССР В. Н. Кириченко.
Важно отметить, что и в годы застоя экономическая наука не ограничивалась анализом конкретных недостатков в планировании и управлении, но сделала многое для преодоления вульгаризаторских политэкономических представлений, бытовавших на протяжении всего времени социалистического строительства и долгое время находивших некоторую почву в самих объективных особенностях развития, ставших ныне нетерпимыми.
Экономическая дискуссия начала 60-х годов, а затем и практика реформы 1965 г. вновь привлекли внимание к принципиальным высказываниям В. И. Ленина о значимости марксовых схем воспроизводства, выведенных на материале капиталистической экономики, также и для социалистического хозяйства. В замечаниях на книгу Н. И. Бухарина "Экономика переходного периода" В. И. Ленин уточнил заявление автора, что политическая экономия изучает товарное хозяйство (здесь В. И. Ленин написал на полях: "не только!"), и оспорил утверждение, будто "конец капиталистически-товарного общества будет концом и политической экономии". По этому поводу В. И. Ленин написал: "неверно. Даже в чистом коммунизме хотя бы отношение
1 v + m к II с? и накопление?"*.
* (Ленинский сборник XL, с. 384.)
Несмотря на столь ясные высказывания, в последующие десятилетия многие авторы пытались то отрицать значимость объективно необходимых пропорции воспроизводства для социалистического хозяйства, то, напротив, присваивать социализму "монопольное право" на те или иные пропорции. Так случилось с законом преимущественного роста производства средств производства: такой рост пытались объявить не выражением объективных экономических процессов, а исключительной заслугой плановых органов. Фактически в это уверовали даже некоторые буржуазные экономисты - с той лишь разницей, что планирование опережающего роста производства средств производства они ставят не в заслугу, а в упрек социалистическим государствам. В любом варианте подобные утверждения содержат отрицание объективного характера пропорций воспроизводства и присвоение плановому централизованному управлению способности перекраивать их по своему усмотрению как угодно.
A. И. Ноткин в начале 60-х годов напомнил: "Закон более быстрого роста производства средств производства порожден не социализмом". К. Маркс показал механизм действия этого закона на материале капиталистической экономики. Преимущество (и очень важное) социалистического планового централизма заключается лишь в том, что он позволяет реализовать требования этого закона сознательно, но не в том, что может по своей воле устанавливать любые пропорции. Добавим, что сейчас все больше советских авторов оспаривают универсальность и постоянство действия этого закона. Известна, в частности, полемика С. С. Шаталина с А. И. Ноткиным. Здесь нам нет нужды принимать одну из сторон в этом споре: ни те, ни другие не ставят под сомнение объективный характер закона и его применимость к разным общественным системам.
Верно замечают экономисты В. Д. Белкин и
B. В. Ивантер: "Теория общественного воспроизводства К. Маркса имеет непреходящее значение и для социалистической экономики. В соответствии с этой теорией можно утверждать, что сбалансированность между деньгами и товарами, существенная сама по себе, является первоосновой почти всякой иной сбалансированности. Справедливо и обратное утверждение. Несбалансированность между деньгами и товарами прямо или косвенно приводит к нарушению других аспектов сбалансированности".
В. А. Медведев показал, что несбалансированность не только следствие несовершенства механизма планового управления, но и сама, в свою очередь, мешает совершенствовать этот механизм. Здесь он видит и одну из причин неудач экономической реформы 60-х годов. "Несбалансированность мешает проявиться эффекту новых методов стимулирования",- писал он в 1983 г. Действительно, неотъемлемым элементом хозрасчетных систем планирования является взаимодействие предприятий-партнеров в условиях "рынка потребителя", обеспечивающего покупателю продукции преимущество перед его продавцом. Но дефицитность продукции означает господство "рынка поставщика", парализующего планово-управленческую функцию отношений на хозрасчетном уровне: "Лучший контролер для производителя - потребитель. Лучшая оценка продукции - со стороны потребителя. Но при аномалии рыночных отношений, дефицитности продукции, являющейся результатом несбалансированности производства, этот механизм действовать не может".
К аналогичному выводу пришел В. Г. Стародубровский: "Если в условиях дефицитности превращение реализации продукции в основной утверждаемый показатель не смогло существенно усилить ответственность поставщиков перед потребителями, то в условиях высокой сбалансированности активная роль реализации возрастет, даже если этот показатель не будет утверждаться в плане".
Итак, систематическое и длительное нарушение пропорциональности в народном хозяйстве широко признано, подвергнуты анализу многие его последствия. Но раз не обеспечивается в полном объеме сознательная пропорциональность, или, иначе говоря, планомерность, то можно ли говорить о реальном централизме управления? Ведь для централизованного управления именно обеспечение планомерности является главной целью. Централистский характер построения организационной структуры наших хозяйственных органов и централистская с чисто юридической точки зрения система административного управления очевидны, но в реальных экономических результатах Действие централизма прослеживается все слабее.
Формальный характер централизма объясняется главным образом ненадежностью передачи воли "центра" "местам", разрывом (а вернее, многократными разрывами) в цепи, призванной скреплять воедино интересы общества, производственных коллективов и личные интересы трудящихся. Передаваемые предприятиям решения центральных плановых и хозяйственных органов зачастую прямо противоречат материальным интересам коллективов, а во многих случаях точная реализация этих решений прямо исключает нормальный ход производства.
В сказанном нетрудно убедиться, продолжив рассмотренный выше пример и изучив механизм образования чрезмерных материальных запасов. Центральные органы своими плановыми решениями стремятся ограничить рост запасов. Существуют и некоторые экономические стимулы, которые как будто бы должны создать некоторую заинтересованность в сокращении запасов. Однако выше всего этого оказываются опасения (отнюдь не беспочвенные), вызванные ненадежностью материально-технического снабжения. Такая ненадежность закладывается уже на стадии планирования, поскольку предприятия составляют заявки на снабжение, еще не зная ни своих планов, ни заказов потребителей. Изменить положение простым изменением сроков подачи заявок невозможно, поскольку заявки на снабжение одних как раз и служат основой заказов другим. Положение усугубляется тем, что в прохождении заявки участвует ряд инстанций, не отвечающих за результаты производства экономически, а порой и административно. Любая из этих инстанций имеет право изменить заявку, но ни одна из них не несет ответственности за то, чтобы план производства был увязан с планом снабжения.
Наконец, после того как план составлен, нет надежных гарантий того, что поставщики выполнят свои обязательства полностью. Введенный недавно плановый показатель по поставкам в заданной номенклатуре лишь отчасти поправляет дело, поскольку учет ведется неизбежно в укрупненной номенклатуре, а предприятию-потребителю требуется не выполнение плана по поставкам его контрагентами, а вполне конкретные изделия, из-за отсутствия которых может остановиться производство. Штрафы за недопоставку, несмотря на неоднократное увеличение их размеров, не помогают и не могут помочь по самой сущности существующих отношений между поставщиками и потребителями, даже если бы их довели до размеров полного возмещения ущерба. Для пострадавших получение штрафа ни в какой мере не меняет дела, поскольку их работа оценивается не по финансовому результату (на который мог бы повлиять полученный штраф), а по тому, как они в свою очередь выполняют свой план поставок. С учетом этого лучше не требовать уплаты штрафа, чтобы не испортить отношений с поставщиком, который может в отместку подвести и в будущем. Именно поэтому предприятия чаще всего вообще не используют свое право на получение штрафа.
У предприятия остается только один способ защиты от возможных неожиданностей: создавать максимальные запасы, накапливая не только избыточные количества используемых им материалов, но и то, что заведомо не потребуется в собственном производстве, любой "дефицит", который может представлять ценность для других предприятий и потому может быть использован для обмена с ними. Так формальный централизм в управлении движением материальных ценностей, притом централизм, доведенный до крайности (все поставки осуществляются по нарядам и фондам, выдаваемым центральными органами), превращается в свою противоположность: реальное движение материальных ресурсов полностью противоречит намерениям и желаниям органов управления, отражаемым в плане.
"План и хозрасчет - два необходимых элемента демократического централизма в управлении экономикой. Естественно, они должны быть согласованы ДРУГ с другом. В противном случае либо план, либо хозрасчет приобретают формальный характер". Эти совершенно справедливые слова В. В. Новожилова содержались в его статье, опубликованной два десятилетия назад и посвященной экономической реформе 60-х годов, тогда только начинавшейся. С учетом приобретенного с тех пор опыта они могут быть дополнены. Сейчас уже очевидно, что при несогласованности названных элементов демократического централизма в управлении экономикой формальный характер приобретает не один из них ("либо план, либо хозрасчет"), а оба. При ограничении хозрасчета предприятий неизбежно формальным становится и государственный план.
С этой точки зрения хотелось бы внести уточнение чрезмерно резкое противопоставление, сделанное Десять лет назад Р. Г. Карагедовым в его интересной монографии: "Всякое повышение степени централизации управления означает соответствующее ограничение компетенции нижестоящего звена организационной структуры управления, и наоборот". По крайней мере, последнее ("и наоборот") справедливо далеко не во всех случаях. Демократический централизм в хозяйственном управлении не есть простая сумма двух слагаемых, в которой увеличение одного элемента автоматически влечет за собой уменьшение другого. Диалектическая взаимосвязь планового централизма с хозрасчетными правами и ответственностью предприятий сложнее. Существует (по крайней мере, теоретически мыслим) некоторый оптимум в соотношении двух сторон демократического централизма. Если принять за точку отсчета этот оптимум, то действительно отступление от него в определении веса одного элемента нарушит и функционирование другого. Но сегодня в хозяйственной практике нет оптимума. Он нарушен, и нарушен так, что при усилении (по сравнению с существующим положением) демократической стороны укрепится и реальный централизм. Верно и обратное: укрепление реального централизма (особенно в управлении общехозяйственными пропорциями) увеличит и возможности расширения прав предприятий. Иначе говоря, необходимая перестройка хозяйственного механизма должна включать решения, не укрепляющие одну сторону в ущерб другой, а укрепляющие обе стороны.
После начала экономической дискуссии 60-х годов мы встречались с различными подходами к построению оптимального хозяйственного механизма. Первый подход заключается в попытках "косметического ремонта" прежней системы хозяйствования (на наш взгляд, наиболее точно было бы именовать ее системой ограниченного хозрасчета), главным образом посредством уточнения применяемых плановых показателей объема производства, варьирования их набора и систем премирования. Второй подход заключается в поисках способов еще большего ограничения хозрасчета, прежде всего посредством "натурализации" планирования и построения систем поощрения на этой основе. Третий подход заключается в поисках оптимальной конструкции системы полного хозрасчета.
Первоначально (еще в ходе дискуссии до 1965 г.) наибольшей поддержкой общественности пользовался первый подход, как наиболее доступный, требующий наименьших издержек (что вполне понятно и с экономической, и с социально-политической, и, наконец, просто с психологической точек зрения). Такой подход был испытан в обширных экспериментах еще до реформы, прежде всего в ходе почти забытого ныне испытания показателя нормативной стоимости обработки, по своей сущности мало отличающегося от показателя нормативно чистой продукции. Общая оценка накопленного опыта была обоснованно негативной. "Косметический" подход практиковался и в ходе реформы, и в последующий период, и именно поэтому пользуется сейчас наименьшей поддержкой: его явная недостаточность проверена практикой, дальнейшая практическая проверка или теоретическая дискуссия на этой основе означали бы только новую потерю времени.
Второй подход не находит широкой поддержки среди экономистов и никогда не испытывался экспериментально, прежде всего ввиду очевидных непреодолимых технических трудностей, на которые указывают плановики-практики. Но именно отсутствие практической проверки, которая показала бы его несостоятельность, порождает периодически повторяющиеся выступления сторонников "натурализации", подкрепляемые порой неверно истолкованной информацией о новейших возможностях электронно-вычислительной техники, а более всего - не разработанностью некоторых вопросов политэкономии социализма, главным образом касающихся современной роли закона стоимости и товарно-денежных отношений. Несмотря на неоднократные доказательства несостоятельности этих идей, приводившиеся в научно-экономической литературе, они вновь были высказаны в ряде публикаций в самый канун перестройки. Поэтому, прежде чем обратиться к анализу некоторых идей, относящихся к третьему направлению, рассмотрим кратко последние выступления сторонников "натурализации" экономических отношений.
В качестве типичных можно привести следующие высказывания.
"Жестким требованием экономических законов социализма становится в наши дни учет в хозяйственной практике, прежде всего в планировании, наличных и предвидимых общественных потребностей, приоритет потребительной стоимости перед стоимостью..."
"При капитализме целью хозяйствования является прибыль. Поэтому владельца средств производства интересуют не конкретные потребительные стоимости, а стоимость, заключающая в себе прибавочную стоимость. В условиях же господства общественной собственности на средства производства все уровни и звенья народнохозяйственного целого должны заботиться прежде всего об увеличении выпуска разнообразных потребительных стоимостей при наименьших затратах".
Заметим сразу, что во второй цитате не все неверно. Утверждение, что капиталисты производят ради прибыли, вполне справедливо, более того - общеизвестно. Справедлива и вторая часть высказывания, за исключением одной неточности: вернее было бы сказать, что социалистическое производство существует ради удовлетворения общественных потребностей (производство потребительных стоимостей не то же самое, что удовлетворение потребностей, ведь одну и ту же потребность нередко можно удовлетворить посредством различных потребительных стоимостей). Главная неверность не в этих высказываниях, взятых в отдельности, а в их сопоставлении, точнее, противопоставлении. Стоимость и потребительная стоимость - неразделимые свойства товара, одно без другого не существует. Попытки отделить одно от другого или, как сделано в первой из приведенных цитат, объявить одну сторону более важной, чем другая, несостоятельны теоретически и не полезны для практики.
Следует заметить, что попытки так или иначе противопоставить стоимость и потребительную стоимость известны давно, как и научные возражения против них. Так, русский экономист начала XIX в. А. Шторх, эпигон классической буржуазной политэкономии, писал: "Продаваемые продукты, составляющие национальный доход, следует рассматривать в политической экономии с двух различных точек зрения: как стоимости по отношению к индивидуумам и как блага по отношению к нации; потому что доход нации определяется не так, как доход отдельного индивидуума, по его стоимости, а по его полезности или по тем потребностям, которые он может удовлетворить".
К. Маркс возразил на это как с точки зрения капиталистического, так и с точки зрения социалистического производства:
"Во-первых, это ложная абстракция рассматривать нацию, способ производства которой основан на стоимости, которая, далее, организована капиталистически, как целостный организм... работающий только для удовлетворения национальных потребностей.
Во-вторых, по уничтожении капиталистического способа производства, но при сохранении общественного производства определение стоимости остается господствующим в том смысле, что регулирование рабочего времени и распределение общественного труда между различными группами производства, наконец, охватывающая все это бухгалтерия становятся важнее, чем когда бы то ни было"*.
* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 25, ч. II, с. 421.)
Заметим кстати, что Маркс здесь опроверг не только противопоставление стоимости и потребительной стоимости. Он предвосхитил и ответ на многократно высказывавшееся после победы социалистической революции суждение сторонников "натурализации" производства и обмена о прекращении якобы действия закона стоимости при социализме. Поскольку для подкрепления таких суждений нередко использовались упрощенно истолкованные высказывания К. Маркса и Ф. Энгельса, особенно важно обратить внимание на вполне определенное указание самого К. Маркса. "Распределение общественного труда между различными группами производства" не что иное, как установление пропорций общественного производства. А "регулирование рабочего времени" и "охватывающая все это бухгалтерия" - это то, что Ленин именовал учетом и контролем за мерой труда и мерой потребления. Сегодня уже не только на основе теоретического предвидения, но и из огромного опыта социалистического строительства мы знаем, что именно в этих двух задачах заключено основное содержание социалистического централизованного планового управления. Из того же опыта мы знаем, что решать такие задачи с учетом одной лишь потребительной стоимости, без общественного учета стоимости, невозможно.
Другая попытка противопоставить стоимость потребительной стоимости была предпринята почти на сто лет позже Шторха, когда социалистическая собственность уже стала реальностью и социалистический способ производства делал свои первые шаги. В 1920 г. в "Экономике переходного периода" Н. И. Бухарин писал:
"Производство при господстве капитала есть производство прибавочной ценности, производство ради прибыли. Производство при господстве пролетариата есть производство для покрытия общественных потребностей..."
В. И. Ленин написал на полях против этих слов:
"Не вышло. Прибыль тоже удовлетворяет "общественные" потребности. Надо было сказать: где прибавочный продукт идет не классу собственников, а всем трудящимся и только им"*.
* (Ленинский сборник XL, с. 411.)
По сути дела, В. И. Ленин, как и К. Маркс, столкнувшись с подобным высказыванием, возражал по двум пунктам: во-первых, оспорил непосредственно выраженное противопоставление производства ради прибыли производству ради удовлетворения общественных потребностей; во-вторых, косвенным образом дал понять, что учет стоимостной так или иначе сохранится хотя бы ради учета прибавочного продукта.
Ввиду того что теоретическая сторона проблемы достаточно выяснена, возражения современных авторов против "натурализации" носят прежде всего практический характер, начиная с чисто технических и математических. Так, расчет, сделанный в ЦЭМИ АН СССР еще в начале 70-х годов на тогдашнюю трехмиллионную номенклатуру продуктов и ресурсов (сейчас она насчитывает уже 24 млн позиций), показал, что для решения модели централизованного управления такими потоками продукции компьютеру, совершающему миллион операций в секунду, потребовалось бы 30 тыс. лет непрерывной работы. Автор "Популярного экономико-математического словаря" Л. Лопатников отмечал: "Как показали другие подсчеты, ни в ближайшей, ни в отдаленной перспективе "прямое" управление из одного центра всем ходом производства не будет реальным - при любой мощности вычислительных устройств". Более существенно, однако, не то, что это технически невозможно, а то, что это ненужно, вредно.
В. В. Новожилов подчеркнул значение стоимостного учета как регулятора потребления: "Изобилие продуктов не означает, что они становятся даровыми благами. Продукты при всех условиях остаются результатами труда. А результат труда может быть очень велик, но не может стать безграничным". А. М. Бирман в своей последней книге напомнил о его значении для регулирования производства: "Не следует забывать, что на производство каждой единицы товара общество в данном периоде может выделить лишь строго определенное количество материальных и трудовых ресурсов". С. С. Шаталин отметил, что в случае централизованного распределения всех производственных ресурсов и продуктов в их реальной номенклатуре "все производственные ячейки социалистического общества, по существу, были бы лишены свободы экономического выбора, а это является одной из важнейших характеристик производственных отношений, так что было бы бессмысленно говорить об их хозяйственной самостоятельности. Учитывая характер труда при социализме, и здесь бы сохранялась необходимость материального стимулирования, точнее говоря, вознаграждения, но она была бы полностью централизованно определена. Вряд ли необходимо доказывать, что такая экономическая ситуация вообще невозможна. Решение отдельных планово-экономических проблем по необходимости является прерогативой относительно экономически самостоятельных производственных ячеек. И речь идет не просто об их функционировании на основе хозяйственного расчета в том смысле, что они реализуют строго определенные плановые задания на основе самоокупаемости. Экономическая самостоятельность отдельных производственных ячеек социалистического общества состоит и в том, что они могут выбирать способ реализации заданий централизованного плана, а также принимать непосредственно не вытекающие из него планово-экономические решения".
Последнее соображение представляется решающим. Плановый централизм на основе "натурализации", возникавший всегда вынужденно, как реакция либо на чрезвычайные обстоятельства, либо на неспособность плановых органов поддержать пропорциональность эффективными экономическими средствами, неизбежно сковывает действие коренных социальных преимуществ социалистического способа производства . Он выключает из числа факторов производства самый главный - человеческий фактор, т. е. все то, что могут добавить к наличным ресурсам инициатива и воля участников производства. Более того, человеческий фактор в этом случае начинает действовать со знаком "минус". Развивается "инициатива", направленная на максимизацию не результатов, а затрат. Основные усилия коллектива предприятия, озабоченного обеспечением надежных условий для выполнения плана в заданных (часто иррациональных с точки зрения общества) показателях, сводятся к "выбиванию" дополнительных ресурсов и обоснованию "корректировки" плана - разумеется, в сторону снижения. Эти условия, а также оживленный несанкционированный обмен "дефицитом" между предприятиями, необходимый для выполнения плана в подобных условиях и потому неизбежный, создают благоприятную почву для хищений и спекуляции, а более всего - для взяток. Так нарушение объективных экономических законов в виде "натурализации" планового централизма создает почву для "монетизации" человеческих отношений.
Так диалектика мстит за всякие попытки подхлестнуть или опередить объективный ход общественного развития. Когда в КНР в конце 50-х годов декретировали переход от капитализма к коммунизму путем создания "народных коммун" с коммунистическим распределением, результатом было формирование не коммунистических, а докапиталистических, в сущности феодальных отношений. О масштабах чисто производственных потерь в последующем двадцатилетии говорит тот факт, что возрождение в конце 70-х годов экономических отношений, свойственных переходному от капитализма к социализму периоду, позволило в течение одной пятилетки без коренных изменений в технике увеличить валовой сбор зерна в стране на 100 млн т в год.
Подобно этому на этапе совершенствования социалистического общества, когда действие закона стоимости еще далеко не исчерпано, попытка "отменить" его, будь она предпринята, привела бы к стихийному развитию не коммунистических, а досоциалистических отношений.
Перестройка избрала другой путь. Вспомним положения новой редакции Программы партии, касающиеся совершенствования социалистических производственных отношений, системы управления и методов хозяйствования. Содержащийся в Программе набор требований к системе централизованного управления и развитию хозрасчетных инструментов включает, в частности, следующие положения:
формировать в трудовых коллективах, у каждого работника чувство хозяина общественного достояния;
осуществлять строгий контроль за мерой труда и мерой потребления;
повысить надежность хозяйственных связей, добиваться динамичного соответствия между спросом и предложением, улучшить обращение материальных и денежных ресурсов, ускорить оборачиваемость оборотных средств;
полнее использовать товарно-денежные отношения в соответствии с присущим им при социализме новым содержанием;
последовательно осуществлять ленинский принцип демократического централизма, выражающий единство обоих его начал - как повышение эффективности централизованного руководства, так и значительное расширение хозяйственной самостоятельности и ответственности объединений и предприятий;
внимание центральных органов управления все больше сосредоточивать на решении стратегических задач, на осуществлении единой политики в области научно-технического прогресса и капитальных вложений, структурных сдвигов, пропорциональности общественного производства;
повысить действенность планирования, сделать его активным рычагом ускорения социально-экономического развития, интенсификации, обеспечения сбалансированного и динамичного роста, отвести в планах ведущее место качественным показателям, отражающим эффективность использования ресурсов, обеспечивать приоритет общегосударственных интересов;
повышать роль основного производственного звена - объединений и предприятий, сосредоточить в трудовых коллективах центр тяжести всей оперативно-хозяйственной работы;
последовательно переводить предприятия и объединения на полный хозрасчет, все более регулировать их деятельность экономическими нормативами длительного действия, открывающими простор инициативе и творчеству трудовых коллективов;
расширять оптовую торговлю, повышать роль прямых связей и хозяйственных договоров между предприятиями, усиливать влияние потребителя на технический уровень и качество продукции.
Уже из этого далеко не полного перечня вырисовывается ориентация на укрепление реального централизма на базе повышения инициативы и самостоятельности трудовых коллективов.
Еще В. С. Немчинов писал о необходимости различать "непосредственно хозяйствующие ячейки" и народнохозяйственное целое как объекты управления. Он предупреждал против бытующего заблуждения, будто можно укрепить плановое начало путем подбора системы сводных (единых от низа до верха) и дифференцированных плановых показателей. Народное хозяйство есть сложная экономическая система, которая не тождественна простой сумме своих элементов и первичных ячеек. В этой сложной системе существуют многообразные не только прямые, но и обратные связи, действуют различные интересы и стимулы, в связи с чем даже простая информация, заключенная в низовых планах, не может быть механически суммирована- она должна быть качественно и количественно преобразована до того, как будет использована для составления плана в вышестоящем звене. Настоящим предупреждением сторонникам упрощенных представлений звучат слова В. С. Немчинова:
"Примитивное понимание взаимоотношений между большими и малыми экономическими системами может создать лишь такую окостенелую механическую систему, в которой все параметры управления заданы заранее, а вся система залимитирована сверху донизу на каждый данный момент и в каждом данном пункте. Жизнь неизбежно будет вносить весьма существенные коррективы в такую систему, вследствие чего плановые показатели не будут иметь необходимой строгой определенности, а станут "резиновыми". Такая залимитированная сверху донизу экономическая система будет тормозить социальный и технический прогресс и под напором реального процесса хозяйственной жизни рано или поздно будет сломана".
Вместо механического и арифметического тождества экономических систем разной сложности (что невозможно и вредно) предлагалось обеспечить необходимый приоритет за крупной системой и такое преобразование потока экономической информации, которое обеспечивало бы бесперебойное действие механизма обратных хозяйственных связей.
Таким образом, первый важный принцип, который непременно должен быть учтен при построении механизма интенсивного хозяйствования на базе полного хозрасчета, заключается в том, что в планировании необходимо различать (видеть качественные отличия) экономические системы разного уровня. Такое различие может создать на первых порах некоторое техническое неудобство для центральных плановых и хозяйственных органов, поскольку придется пересмотреть привычную "технологию" их работы, основанную на разверстке сквозных показателей по подчиненным звеньям. Удобства такой разверстки в немалой степени объясняют живучесть показателей "валового" типа, которые так часто подвергаются критике, но истинная причина непригодности которых так редко указывается. Скажем, повторный счет прошлого труда, который чаще всего называют главным недостатком показателей валовой, товарной, реализованной продукции, с таким же успехом может быть представлен как их достоинство. Ведь он стимулирует производственную кооперацию с другими предприятиями, которой, по общему признанию, так не хватает нашей промышленности, страдающей от универсализма производственного профиля предприятий. С точки зрения такой традиционной критики невозможно дать и однозначную оценку показателей типа чистой продукции: в них можно найти как достоинства, так и недостатки, притом примерно равноценные. Дошло до утверждений, отвергающих чохом все названные показатели - как учитывающие материалоемкость, так и не учитывающие- просто потому, что они все... стоимостные.
Между тем причины несостоятельности тех и других показателей при планировании деятельности предприятия вполне поддаются убедительному объяснению, но лежат они в иной плоскости. На народнохозяйственном уровне возможны и совершенно необходимы планирование и анализ на основе показателей типа как валовой, так и чистой продукции. Но ни на какой основе не может быть полезным и не должно осуществляться планирование каких-либо сквозных (от народного хозяйства и отрасли до предприятия) показателей. Вслед за В. С. Немчиновым и В. В. Новожиловым такую точку зрения обосновали Л. И. Абалкин, А. Г. Аганбегян, А. М. Бирман, Л. П. и Р. Н. Евстигнеевы, Р. Г. Карагедов, В. А. Медведев, В. Г. Стародубровский, С. С. Шаталин и другие авторы.
Понимание этого важнейшего исходного принципа снимает много препятствий на пути построения системы управления на базе полного хозрасчета, которые в противном случае представляются непреодолимыми. Прежде всего оно снимает главное возражение против использования прибыли и рентабельности (к фондам) в качестве основного критерия оценки хозяйственной деятельности предприятия. Это возражение заключается обычно в том, что прибыль не может служить выражением цели деятельности социалистического народного хозяйства. Верно, не может. На уровне народного хозяйства наиболее достоверным обобщающим выражением цели социалистического производства служит национальный доход. Поэтому народнохозяйственное планирование непременно должно учитывать расчеты на основе национального дохода. Но если отказаться от рассмотрения народного хозяйства как механической (или простой арифметической) суммы его частей, то и не надо будет требовать, чтобы критерий оптимальности для предприятия совпадал с критерием оптимальности для народного хозяйства.
В таком случае снимается и еще одна серьезная трудность: в отыскании обобщающего, единого для оценки всей деятельности на уровне предприятия, показателя эффективности производства. Все экономисты согласны в том, что такой показатель весьма желателен, ибо любая так называемая система показателей неизбежно внутренне противоречива и не столько пресекает использование не отвечающих интересам общества способов выполнения плана, сколько толкает предприятия на это: ведь честно выполнить план по десяткам разноречивых показателей сразу просто невозможно. Но, соглашаясь с желательностью обобщающего показателя, авторы, отвергающие прибыль, не верят в его возможность, поскольку все прочие показатели представляются (и справедливо представляются) по тем или иным причинам непригодными для этой цели. Отказ от сквозной разверстки снимает основное возражение против применения прибыли как критерия эффективности на хозрасчетном уровне. Тем самым снимаются и препятствия на пути к утверждению обобщающего показателя для оценки деятельности предприятия и к освобождению от порочной по своей природе "системы показателей": единым экономическим стимулом для предприятия становится прибыль.
В хозрасчетной системе планирования В. С. Немчинова нашла применение и мысль, восходящая к статье В. В. Новожилова 1926 г., о необходимости целенаправленного совмещения плана и цен. Автор утверждал, что народнохозяйственный план может быть согласован во всех своих частях и оптимален лишь при определенной системе цен, в частности отвечающей требованию сбалансированности производства и потребления. Он решительно выступил против попыток рассматривать социалистическое хозяйство как натуральное, показал несостоятельность "карточной системы" материально-технического снабжения, являющейся не столько следствием, сколько причиной дефицитности продукции.
В то же время за рамками рассмотрения системы у В. С. Немчинова остались некоторые вопросы, относящиеся непосредственно к хозрасчетному уровню. Часть из них стала предметом анализа, а в ряде случаев и дискуссии в новейшей литературе. Это прежде всего вопрос об основной производственной ячейке и связанный с ним вопрос о полном хозрасчете предприятия, о его понимании и роли.
"Ключевой вопрос всей системы хозяйственного управления заключается в объекте этого управления,- пишет А. Г. Аганбегян.- Одно дело, когда планирование, стимулирование нацелены на предприятие - хозяйственную организацию относительно небольших размеров. Средний размер промышленного предприятия в СССР, например, предполагает около 700 работающих, а если взять другие отрасли народного хозяйства, в особенности сферу обслуживания, то и того меньше. Совсем другое дело, если объектом управления является крупное объединение или комбинат с тысячами, а иногда и десятками тысяч работников, в который входят не только различные производства, но и научно-исследовательские и конструкторские подразделения. Такие объединения могут сосредоточить у себя достаточное число специалистов, обеспечить быстрый технический прогресс, эффективнее использовать ресурсы. У них больше возможностей а финансировании и стимулировании".
Приведенные суждения, важные с точки зрения управленческой, еще более важны с точки зрения воспроизводственной. Крупное объединение способно своими силами финансировать и выполнять работы по всему циклу: научные исследования и разработки - инвестиции - производство - сбыт. Предприятие, особенно небольшое, по необходимости ограничивается лишь производством в узком смысле.
Впрочем, необходимо иметь в виду, что ни размеры, ни воспроизводственные возможности не создают резкой границы между объединениями и предприятиями. Предприятия, производственные и научно-производственные объединения, комбинаты - все это предприятия в широком смысле слова, единицы основного хозрасчетного уровня, непосредственно хозяйствующие ячейки - то, что К. Маркс рассматривал в качестве "непосредственно связного целого". Резкие границы проходят ниже и выше этого единого класса основных хозрасчетных единиц: с одной стороны, между предприятием (объединением) и его технологически и экономически несамостоятельной частью (цехом, участком, бригадой), с другой стороны, между предприятием (объединением) и вышестоящими административными органами. Более того, граница между предприятием и производственным объединением не только не является резкой - она не постоянная, так как непрерывно передвигается, превращая объединение в новое, более крупное предприятие.
С этим непосредственно связан один из аспектов дискуссии о полном хозрасчете. Следует заметить, что более или менее законченный обзор всех вариантов понимания данного термина выявляет следующий перечень: хозрасчет, полный с точки зрения охвата всех видов затрат и результатов производства; полный с точки зрения охвата всех взаимодействующих отраслей и звеньев материального производства, инфраструктуры, прикладной науки, включая гарантии эквивалентности взаимного обмена продукцией и услугами; полный с точки зрения охвата всех взаимодействующих иерархических уровней производства - от бригады и цеха до министерства.
Что касается первых двух аспектов, то, на наш взгляд, полный хозрасчет должен включать и те и другие требования. Для действенности хозрасчетной системы полнота учета и контроля всех видов затрат и результатов на всех участках имеет принципиальное значение. Любая "прореха" в виде бесплатности либо неполной оценки затрат или отсутствия хозрасчетного (потребительского) контроля результатов объема, нужности и качества продукции и услуг) ведет к тому, что отсутствием экономического контроля на одном участке возмещается бесхозяйственность, допускаемая на любом другом участке производства. Известно, например, что проектные организации формально давно переведены на хозрасчет, их продукция реализуется подобно продукции обычного предприятия. Но ожидаемые результаты с точки зрения контроля потребителей (застройщиков) за качеством проектной продукции не были получены. Объясняется это тем, что сами застройщики очень часто расходуют на капиталовложения не собственные, а госбюджетные средства и потому не видят жизненной необходимости беречь их. Особенно пагубные последствия это влечет в водном хозяйстве, где бесплатность (для хозрасчетного уровня) строительства объектов сочетается с бесплатностью основных природных ресурсов: воды и земли. В отрасли были осуществлены проекты не только с малой эффективностью, но в отдельных случаях и с отрицательным эффектом: созданные ценою больших капитальных затрат объекты приносили не доход, а потери, в связи с чем требовались новые крупные затраты для прекращения этих потерь. Однако ни проектные организации, ни какие-либо другие организации и предприятия не несли ответственности за причиненные обществу убытки.
Если, таким образом, два первых требования к полноте хозрасчета представляются бесспорно оправданными, то третье (охват всех иерархических звеньев) вызывает возражения. Так называемый хозрасчет главков и министерств, уже испытанный неоднократно на практике, сводился чаще всего к централизации в руках административных звеньев части фондов предприятий и к премированию их работников по результатам деятельности подведомственных предприятий. Формальный хозрасчет административных звеньев создавался за счет ущемления реального хозрасчета звеньев производственных. Иначе и быть не могло.
Сказанное не мешает ставить оплату труда работников управленческих звеньев в зависимость от хозяйственных результатов подчиненных им предприятий. Требование снять служащих экономических организаций и ведомств с твердых окладов прямо связано с развитием экономических методов управления. В. И. Ленин выдвигал это требование уже в первый год проведения новой экономической политики. В январе 1922 г. он писал: "...Политбюро требует безусловно перевода на премию возможно большего числа ответственных лиц за быстроту и увеличение размеров производства и торговли, как внутренней, так и внешней. Это требование относится в первую очередь к Наркомвнешторгу, затем к Госбанку (его торговому отделу особенно), Центросоюзу и Высшему совету народного хозяйства"*. И двумя месяцами позднее: "Все наркоматы плюс Московский и Петроградский Советы обязуются в недельный срок представить проект постановления о переводе служащих (всех, кто связан с экономикой) на тантьемы с оборота и с прибыли, с жестокой карой за убыточность, вялость, зевки..."** Подобный подход вполне оправдан и в наши дни - необходимо лишь следить, чтобы премии, тантьемы и пр. не выплачивались автоматически, чтобы они были непременно следствием доказанного рационального вклада в производственные и коммерческие успехи предприятий. Но в любом случае применение таких форм оплаты труда служащих ни в какой мере не превращает министерство или иной административный орган в хозрасчетную организацию.
* (Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 44, с. 357.)
** (Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 44, с. 425.)
Суть вопроса в данном случае достаточно полно выясняется уже из самого определения хозрасчета как метода хозяйствования, основанного на соизмерении затрат предприятия на производство продукции или услуг с результатами в виде выручки от реализации продукции или услуг. Не может быть полного хозрасчета там, где нет реализации продукции или услуг, т. е. на уровне подразделений (цехов, бригад) предприятия. Не может быть хозрасчета и там, где нет производства продукции или услуг, т. е. на уровне административных звеньев управления. Исключением является управленческая деятельность, осуществляемая в форме платных услуг по управлению на основе хозяйственного договора. Но такие услуги оказывают не министерства или глазки, а лишь некоторые виды договорных объединений, например объединения синдикатского типа.
Если вопрос о хозрасчете звеньев, вышестоящих по отношению к предприятию, вызывает определенную дискуссию, то вопрос о хозрасчете цехов, участков и бригад как будто споров не вызывает (речь идет не о практике применения внутризаводского хозрасчета, в которой еще многое не выяснено, а о признании самого общего принципа, согласно которому внутризаводской хозрасчет есть хозрасчет особого рода, неполный хозрасчет по своей природе). Но не исключено, что споры или недоразумения по этому поводу могут возникнуть, особенно в связи с широким распространением бригадного подряда, который уже сейчас нередко именуют бригадным хозрасчетом без всяких оговорок об относительности и неполноте такого хозрасчета. В связи с этим следует отметить, что подлинный и полный хозрасчет неразрывно связан с товарно-денежными отношениями и потому является объективной категорией. Попытки произвольно переносить отношения полного хозрасчета на такой уровень хозяйствования, где для этого нет объективной почвы, влекут за собой серьезные потери.
Об этом говорит, в частности, опыт применения Закона об объединенном труде 1976 г. в Югославии. При разработке этого закона предполагалось, что он поможет осуществить на практике одну из основополагающих общекоммунистических идей - о самоуправлении трудящихся. Согласно закону, предприятия создают объединения, а объединения создают отраслевые и территориальные союзы только на основе равноправных договоров, отражающих взаимную заинтересованность, права и обязанности сторон. Несомненно, при рациональной организации дела подобный принцип во многих случаях может оказаться полезным, что подтверждает и опыт договорных объединений в СССР и других социалистических странах. Но принятые в данном законе политико-юридические нормы вошли в противоречие с объективными требованиями экономики, что выразилось прежде всего в игнорировании реального уровня обобществления производства.
При современной технике и технологии непосредственно связным целым, технологически, а следовательно, и экономически неразрывным единством является предприятие, а во многих случаях и объединение. Его часть не может быть полностью самостоятельной, как не может быть самостоятельной от человека его рука или нога. Отношение к этому вопросу определяется не наличием или отсутствием демократических убеждений, а пониманием объективных экономических процессов, не зависящих от политических решений. Обеспечение демократизма управления внутри предприятия - дело вполне реальное и полезное, но оно не может быть осуществлено механическим копированием тех методов, какими обеспечиваются демократические права трудового коллектива по отношению к его партнерам и вышестоящим инстанциям. Закон об объединенном труде предусматривал, что низовой самостоятельной ячейкой, с которой начинается конституирование лестницы договорных отношений, является не предприятие (за исключением мелких), а более дробная единица, именуемая основной организацией объединенного труда,- обычно отдельный цех, иногда даже бригада. В результате на некоторых предприятиях споры между цехами об условиях сотрудничества мешали производству. Это усугубило кризисное развитие экономики в конце 70 - начале 80-х годов, вызванное серьезными просчетами в осуществлении планового централизма. Попытки преодолеть кризис натолкнулись на очевидные недостатки самой хозяйственной системы. Поэтому в 1985 г. был принят новый Закон о планировании, который возвращал к прежней практике: начальным экономическим звеном (и в том числе первой ступенью планирования) является предприятие.
Итак, требования полного хозрасчета - правильное определение субъекта хозрасчетных отношений, полное и точное отражение всех затрат на расширенное воспроизводство и всех результатов производства, охват хозрасчетными отношениями всех партнеров во всех отраслях материального производства, инфраструктуры, сферы услуг, прикладных научных организаций. К этому перечню, очевидно, следует добавить условие, которое может показаться само собой разумеющимся, но которое часто забывают на практике: от хозрасчетных итогов деятельности предприятия должна непосредственно зависеть оплата труда всего коллектива. Без этого хозрасчет неизбежно останется лишь формальностью.
Возвращаясь к вопросу о взаимосвязях между централизмом управления и хозрасчетом, заметим, что не только реальный централизм невозможен без полного хозрасчета. Полный хозрасчет тоже невозможен без реального централизма. Так, существующее в стране товарно-денежное неравновесие во многом вызвано не только ограниченностью хозрасчетных отношений, но и просчетами в централизованном управлении, в частности в управлении финансами. Например, экономисты В. Д. Белкин и В. В. Ивантер в своей монографии показали довольно обширную картину перекосов в финансовом планировании, которые вызывают поступление в оборот излишней денежной массы, не обеспеченной реальным производством материальных ресурсов. Это и отчисление налога с оборота с непроданных товаров, и отсутствие хозрасчетного возмещения допущенных предприятиями потерь материальных ценностей при транспортировке и хранении (тогда как зарплата за производство этих ценностей выплачена сполна и поступила в каналы обращения), и выдача незаработанной зарплаты и незаслуженных премий, и потери от сверхнормативной продолжительности строительства (которая стала правилом, а не исключением). Механизм же действия экономических процессов, проистекающих из товарно-денежной несбалансированности (т. е. из дефицитности товаров), известен. Разрушается рынок потребителя, поставщик получает господствующее, монопольное положение, приобретает материальный перевес, при котором правовые установления, защищающие хозрасчетные права потребителя, теряют реальную силу.
Следовательно, реальный централизм управления и реальный хозяйственный расчет представляют собой неразрывное единство, притом не простую сумму от сложения двух частей, в которой уменьшение одной части означает увеличение другой, а единство диалектическое, в котором уменьшение одной стороны (по сравнению с объективно обусловленным оптимумом) неизбежно влечет за собой и уменьшение, ослабление действенности другой стороны.
Понимание этого составило основу того научного багажа, который позволил в кратчайший срок после XXVII съезда подготовить основные документы радикальной экономической реформы: "Закон о государственном предприятии (объединении), принятые июньским (1987 г.) Пленумом ЦК КПСС "Основные положения коренной перестройки управления экономикой", а еще через несколько месяцев и Закон о кооперации.
Даже простое сопоставление Закона о предприятии 1987 г. с Положением о предприятии 1965 г. показывает, насколько экономическая мысль времени перестройки превосходит воззрения, господствовавшие двадцатью годами раньше. Одни только совершенно новые понятия, с которыми связаны параграфы, статьи, а то целые разделы Закона, могут составить солидный перечень. К их числу относится, прежде всего основополагающее понятие - трудовой коллектив. Далее - самоуправление трудового коллектива, включающее выборность руководителя и право решать основные вопросы развития предприятия, его производства и социальной жизни. Хозрасчетный доход трудового коллектива - с ним связана целая новая философия планирования и экономического стимулирования. Полный хозрасчет, самофинансирование, экономическое соревнование, оптовая торговля средствами производства, нормативный метод планирования, государственный заказ, договорные цены - все это важнейшие экономические категории, отражающие действительно радикальный характер начатой реформы.
Новая конструкция хозяйственного механизма по всем параметрам превосходит прежнюю, образца 1965 г. Как она будет работать? Впрочем, прежде надо ответить на другой вопрос: когда она будет работать? Ведь с началом 1988 г. Закон о предприятии вступил в силу, с этого же времени на большей части промышленных предприятий начали действовать принципы полного хозрасчета. Но еще в конце 1987 г., в пору составления планов предприятий на первый год работы по-новому, все газеты были заполнены сигналами тревоги: указания министерств и ведомств противоречат принципам перестройки, срывают реформу. Под видом государственных заказов, нормативов распределения прибыли на предприятия обрушилась волна ведомственного произвола, при котором не могло быть и речи о хозрасчетной самостоятельности.
Бюрократическое сопротивление реформе? Атака чиновников, которые цепляются за старое, потому что не умеют работать по-новому? Бывает и так. Но не всегда же, не везде, не со всеми. Размах нарушений принципов реформы наводит на мысль о более глубоких причинах сбоев. Наиболее дальновидные экономисты - ученые и практики с тревогой заговорили о своеобразном конфликте между пятилеткой и реформой. Двенадцатый пятилетний план, отразивший установку на повышение эффективности производства, на интенсификацию экономического роста и его ускорение, вобравший в себя прогрессивные структурные решения, составлялся тем не менее до начала реформы, до разработки ее документов. Не мог он учитывать и некоторых новых факторов, выявившихся в первые два года пятилетки - таких, как потери от падения мировых цен на нефть и резкое сокращение выручки от продажи водки. Предпринятая в этих условиях попытка выдержать, "выжать" запланированные темпы экономического роста путем обязательных для предприятий государственных заказов подрывала принципы реформы.
Каковы же масштабы возникших трудностей и чем было вызвано их обострение? Чтобы понять это, надо посмотреть, как складывалась структура общественного производства за десятилетия господства системы усеченного хозрасчета.