5. Перевернул проблему

Предпринятая в августе 1921 г. реорганизация управления промышленностью привела к тому, что ВСНХ должен был осуществлять лишь общее руководство, а число отраслевых главных управлений сократилось с 52 до 16. Прежние методы связи ВСНХ с предприятиями через главки, права и обязанности главков не отвечали требованиям управления в новых условиях, когда во главу угла ставилось не управление материальными потоками в натуре, а обеспечение прибыльности, эффективности производства. Разобщенные предприятия оказались лицом к лицу с рынком, который еще не был организован всеохватывающим действием государственного плана. Разорванная административная связь не была замещена экономической, поскольку сами методы ее еще предстояло найти. Существовавшие на местах совнархозы могли удовлетворить запросы в этом отношении со стороны мелких и средних предприятий местной промышленности, но крупным предприятиям и народному хозяйству в целом требовалась общероссийская экономическая связь.

"Трестирование, т. е. комбинирование производственно-технических возможностей большой группы фабрик и заводов, а также использование всех преимуществ единого управления в мощном хозяйственном предприятии, явилось первым организационным завоеванием советской национализированной промышленности. Преодоление внутренних противоречий в отдельных отраслях промышленности, возникающих в области рыночных отношений... создание тем самым реальных предпосылок для внедрения планового начала в развитие отдельных отраслей промышленности потребовали еще новой формы концентрации - объединения сбытовых и снабженческих функций трестов в единой синдикатской организации",- писал позднее В. Н. Манцев, видный хозяйственник 20-х годов, один из ближайших сподвижников Ф. Э. Дзержинского.

В январе 1922 г. Президиум ВСНХ принял решение о синдицировании промышленности на основе проекта, разработанного специальной комиссией, которую возглавлял В. П. Ногин. Первый идеолог и организатор синдикатов, Ногин стал председателем крупнейшего и самого передового из них - Текстильного, а затем и председателем Всероссийского совета синдикатов. Однако весной 1924 г. он умер. Формирование целостной системы хозяйственных объединений 20-х годов - синдикатов и акционерных обществ - было почти полностью осуществлено в период, когда Высшим советом народного хозяйства СССР руководил Ф. Э. Дзержинский (февраль 1924 г.- июль 1926 г.). Ему же принадлежит и разработка основных принципов деятельности синдикатов.

Следует признать, что хоть и существует литература о хозяйственной деятельности Ф. Э. Дзержинского, его экономические воззрения и вклад в экономическую теорию до сих пор изучены слабо. Здесь, несомненно, сказалась многолетняя тенденция замалчивания экономической истории 20-х годов и дискуссий тех лет, которая начала преодолеваться лишь в последние годы. Вероятно, некоторую роль сыграло и то обстоятельство, что сам Ф. Э. Дзержинский не считал себя ни экономистом, ни вообще теоретиком. Ни одно из его выступлений не является по форме теоретическим трудом. Но ведь принципиальное значение мыслей, высказанных в той или иной работе, определяется не ее формой. В стране, где впервые в истории делались шаги по пути социалистического строительства, приходилось в самой революционной практике искать ответы на многие принципиальные, общезначимые вопросы, которые никем ранее ни в каких теоретических трудах не были предвидены и не разрабатывались. В тех случаях, когда то или иное принципиальное решение оказывалось найденным в ходе практики впервые, без предшествующей теоретической разработки, оно, несомненно, становилось одновременно и вкладом в теорию социалистического строительства и многократно воспроизводилось в дальнейшем как в научных трудах, так и в практике других стран, строящих социализм.

Такой характер носит и ряд выступлений Ф. Э. Дзержинского. Хотя автор этих выступлений, очевидно, не претендовал на то, что он делает вклад в науку, в ходе современного анализа можно установить, что ряд важных положений был впервые высказан именно им.

Так, Дзержинский не только сыграл большую роль в уничтожении "ножниц цен" в 1923-1924 гг., но и сформулировал принципы социалистического ценообразования. Ему принадлежат важные с политической и экономической точек зрения положения о социалистической политике оплаты труда. Он одним из первых показал принципиальное значение ускорения оборачиваемости оборотных средств и режима экономии. В 1924 г. Дзержинский одним из первых, если не первый, принялся за решение сложнейшей проблемы источников накоплений для социалистической индустриализации, проводимой без помощи извне. В рамках нашей темы особый интерес представляют его многочисленные выступления по вопросам планового централизма в условиях нэпа и развития экономической централизации на договорной основе в форме синдикатов и акционерных обществ, а также практическая деятельность по формированию синдикатской системы.

Дзержинский был убежденным сторонником централизма в управлении народным хозяйством. Но он добивался централизма реального и именно поэтому решительно выступал против любых попыток использовать централизованное планирование для навязывания народному хозяйству произвольных решений, игнорирующих объективные процессы.

"Я мечтаю о том, чтобы все наши руководители основных трестов - каждый будучи на своем посту - представляли единое целое - единую государственную линию, единую государственную цель, единый блок..." Это слова из письма, написанного впервые дни руководства промышленностью. В то время у Дзержинского за плечами был почти трехлетний опыт руководства транспортом, который объективно был более всех других отраслей народного хозяйства подготовлен к введению прямого централизма управления на плановой основе. В сущности единое предприятие в масштабах страны, с единообразной технологией, без частников, без той распыленности, которая была тогда характерна для промышленности, не говоря уж о сельском хозяйстве,- железные дороги казались кое-кому готовым объектом для управления по единому плану. А то, что они являются неотъемлемой частью всего народного хозяйства, что нельзя составить единый план для железных дорог, не имея единого плана для народного хозяйства, во внимание не бралось.

Еще в 1920 г. был принят пятилетний план для транспорта, известный под названием "приказ № 1042", изданный тогдашним наркомом путей сообщения Л. Д. Троцким. Цель приказа, в сущности, сводилась к максимальному наращиванию парка паровозов всеми возможными способами. И значительная часть сил разоренной войной страны была брошена на увеличение числа паровозов. Их покупали сотнями за границей, расходуя золотой запас; для их производства переоборудовали несколько крупнейших отечественных заводов, их ремонтировали во всех депо. В результате задолго до истечения пятилетнего срока число тяжелых паровозов намного превысило довоенный уровень, в то время как промышленная и сельскохозяйственная продукция и соответственно объем перевозок далеко не добрались и до половины довоенного. Казалось, транспорт должен был с невероятной легкостью выполнять свою работу, а поезда едва ходили.

В конце 1923 г., уже положив немало сил на преодоление разнообразных диспропорций, порожденных приказом № 1042 не только на транспорте, но и в промышленности и во всем народном хозяйстве, Дзержинский отмечал на заседании в Госплане: "Нам говорят, что мы имеем вместо 1700 (1913 г.) мощных паровозов 5800. Но мы их не можем полностью использовать. Потому, что наши мосты слишком слабы. Нам необходимы не паровозы, а фермы для мостов. Должна быть известная пропорция, диктуемая техникой, между отдельными частями нашей сметы". А в 1925 г. Дзержинский вспоминал в речи на пленуме ЦК партии: "Ведь почему Троцкий приказом 1042 сделал ужаснейшую ошибку? Потому, что он выдвинул отдельную единицу и сделал ее универсальной спасительницей".

Приказ № 1042 оказался во многих отношениях классическим примером того, как не надо подходить к планированию. Во-первых, его главной целью был не конечный народнохозяйственный результат, а затраты. Эта ошибка не раз повторялась потом, повторяется некоторыми хозяйственными работниками и сейчас. Во-вторых, приказ предлагал план развития транспорта, составленный в отрыве от плана развития народного хозяйства в целом (какового еще не было и не могло тогда быть). В-третьих, он игнорировал необходимость определенных пропорций во внутреннем строении самого транспорта. Дзержинский уже в то время четко формулировал и проводил на практике принципиально иной подход к централизованному планированию.

"Перспективного плана на потребность нового паровозостроения нельзя построить изолированно от перспектив развития в других отраслях народного хозяйства (топлива, металла, сельского хозяйства, внешней торговли, флота, шоссейных дорог) и остальных элементов самого транспорта (восстановление путей, сооружений, мостов, складов, мастерских, связи и т. д.). Поэтому всякий частный перспективный план имеет ценность только в том случае, если он увязан с перспективами общего развития",- писал он.

Дзержинский подошел к восстановлению транспорта с других позиций. Будучи сторонником реального централизма, он прежде всего обратил внимание на то, что преследующие самые благие цели указания НКПС ни в какой степени не выполняются местными подразделениями железных дорог ввиду полной незаинтересованности и отсутствия экономической ответственности за результаты работы. После основательного ознакомления с положением дел на месте в ходе знаменитой сибирской экспедиции по вывозу хлеба зимой 1921/22 г. он заявил: "Основными выводами из сибирской работы я считаю: необходимость децентрализации управления транспорта и предоставления больших прав местам, установление более тесной связи транспорта с местными органами, создание внутри самого транспорта органов, которые ведали бы хозяйственно-коммерческой стороной дела по образцу бывших правлений железных дорог, и урегулирование вопроса снабжения рабочих". То, что Дзержинский в общей форме назвал децентрализацией, означало на практике создание самостоятельных в хозяйственном отношении подразделений железных дорог, работающих на полном хозрасчете. Начав с частичного хозрасчета в 1921 г., когда дороги разделялись на три категории, из которых лишь одна сохраняла полное государственное содержание, Дзержинский провел а 1922 г. полный хозрасчет, а вскоре добился и снятия государственной дотации транспорту.

Одним из основных требований, которые постоянно выдвигал Дзержинский при подготовке хозяйственных планов, было требование увязывать производственные возможности с финансовыми, а также с рыночными условиями. Так, отмечая прогресс в составлении плана на 1924/25 хозяйственный год по сравнению с предшествующими, Дзержинский говорил: "Планы в этом году уже не базировались только исключительно на технически-производственных возможностях о количестве топлива, установках машин, количестве рабочей силы, но прежде всего базировались и опирались на анализ бюджетно-финансовых возможностей - технических и рыночных возможностей".

В другой речи он вновь обосновывал ту же мысль, особо отмечая, что связь с рынком в существовавших тогда условиях - это связь с крестьянским хозяйством прежде всего: "Если вы думаете, что мы можем коммунизм ввести, если будем сидеть в кабинете, обложимся книгами и составим идеальный план, а потом уже этот план будем проводить, то мы знаем наверняка, что мы с таким планом провалимся, ибо наш план - это есть процесс выявления сцеплений нашей государственной промышленности и отдельных ее отраслей между собой, каждой из этих отраслей с нашим рынком, с теми, на кого мы работаем, т. е. с крестьянством".

Несколько позднее Дзержинский подошел к вопросу и с другой стороны: "Мы должны остановиться на увязке планового момента с моментом хозяйственной целесообразности, коммерческого расчета. Надо установить, каким методом мы должны объединить оба эти начала, имеющие место в нашем строе, чтобы получить одно гармоническое целое, с пользой для развития нашей промышленности". Здесь поставлен уже один из коренных вопросов о соединении хозрасчета с планом - главный вопрос демократического централизма в хозяйстве. Огромной заслугой Дзержинского является то, что он не только сформулировал вопрос (что само по себе очень важно), но и нашел ответ на него применительно к условиям своего времени. Этим ответом стали социалистические синдикаты - органы нового типа, соединившие хозрасчетную деятельность с плановой работой.

Синдикаты создавались первоначально как органы торговые и только торговые. Согласно основным нормативным актам, регулировавшим их деятельность, они такими оставались от начала и практически до конца своего существования. Эта юридическая форма практически с первых месяцев истории синдикатов разошлась с экономическим содержанием их работы, что осложняло дискуссию о сущности синдикатов. Некоторые авторы как в 20-е годы, так и позднее отказывались признавать за синдикатами иные функции, кроме торговых. Подлинными производственными объединениями тех лет они признают лишь тресты. Так ли это? Ответ на этот вопрос требует более подробного ознакомления с трестами, начавшими возникать лишь на несколько месяцев раньше, чем синдикаты, и действовавшими до конца 20-х годов одновременно с ними. Но прежде необходимо небольшое теоретическое отступление. При оценке сходства и различий между трестами и синдикатами, да и позднее, при исследовании современных объединений нам потребуется понятие "связь", не раз использованное К. Марксом, Ф. Энгельсом и В. И. Лениным в суждениях о развитии обобществления.

Уже в "Немецкой идеологии" К. Маркс и Ф. Энгельс замечают, что "работа подмастерьев у одного и того же мастера была действительной связью, объединявшей их против подмастерьев других мастеров и обособлявшей их от последних...". Другой связи внутри ремесленного цеха не было места. Но уже следующей ступенью разделения труда, выделением класса купцов, "создавалась возможность торговой связи, выходящей за пределы ближайшей округи..."^*.

^* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 51, 52.)

Наиболее детально разные степени связи показаны К. Марксом в "Капитале" при анализе возникновения мануфактурного, а затем и машинного производства. Именно здесь, кстати, находим и известное определение кооперации: "Та форма труда, при которой много лиц планомерно работает рядом и во взаимодействии друг с другом в одном и том же процессе производства или в разных, но связанных между собой процессах производства, называется кооперацией"^*. Далее следует анализ, в котором К. Маркс, подходя к вопросу с разных сторон, настойчиво разделяет, различает два уровня связи: с одной стороны, связь посредством обмена продуктов, превратившихся в товар, с другой - связь, которая создает "подлинное техническое единство", "непосредственно связное целое", "непосредственно общественный или совместный труд".

^* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 337.)

"Обмен не создает различия между сферами производства, но устанавливает связь между сферами, уже различными, и превращает их в более или менее зависимые друг от друга отрасли совокупного общественного производства. Здесь общественное разделение труда возникает посредством обмена между первоначально различными, но не зависимыми друг от друга сферами производства. Там, где исходный пункт образует физиологическое разделение труда, особые органы непосредственно связного целого разъединяются, разлагаются... и становятся самостоятельными, сохраняя между собой лишь ту связь, которая устанавливается между отдельными работами посредством обмена их продуктов в качестве товаров"^*.

^* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 364 - 365.)

Ту же мысль Маркс развивает несколько дальше:

"Но что устанавливает связь между независимыми работами скотовода, кожевника и сапожника? Бытие их продуктов в качестве товаров. Напротив, что характеризует разделение труда в мануфактуре? Тот факт, что здесь частичный рабочий не производит товара. Лишь общий продукт многих частичных рабочих превращается в товар. Разделение труда внутри общества опосредствуется куплей и продажей продуктов различных отраслей труда; связь же между частичными работами внутри мануфактуры опосредствуется продажей различных рабочих сил одному и тому же капиталисту, который употребляет их как комбинированную рабочую силу"^*.

^* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 367-368.)

В. И. Ленин в работе "Империализм, как высшая стадия капитализма" неоднократно отмечает переход от одного вида связи (посредством обмена товаров) к другому виду (аналогичному связи "между частичными работами внутри мануфактуры", если пользоваться словами приведенной выше цитаты из "Капитала"). Этот подход помогает В. И. Ленину определять различные типы монополистических объединений. Степень перерастания торговой связи в непосредственно производственную используется как индикатор, определяющий тип объединения.

Развитие капиталистических монополий в наши дни в целом не вышло за пределы закономерностей, показанных в начале столетия Лениным. Но есть одна сторона - частная по отношению к процессам развития монополий в целом, но интересная с точки зрения нашей темы,- в которой можно отметить элемент качественной новизны. Речь идет о значительно большей степени непосредственно производственного срастания предприятий в рамках монополий по сравнению с началом века.

Достаточное число фактов на сей счет содержит, например, книга сотрудника английской газеты "Фай-нэншл тайме" К. Тьюгендхэта "Международные монополии", изданная и в Советском Союзе. Автор использовал в своей работе богатый фактический материал, который - независимо от желаний самого К. Тьюгендхэта - подтверждает известные марксистские выводы относительно сущности процессов, развивающихся на стадии империализма. Значительная часть этого фактического материала имеет прямое отношение и к вопросу об изменении характера связей между предприятиями по мере развития обобществления.

Тьюгендхэт прежде всего отмечает как наиболее характерную черту современной мультинациональной компании централизованное управление ее предприятиями. Он решительно опровергает утверждение апологетов "свободного предпринимательства" о самостоятельности дочерних предприятий. Каким бы значительным ни было их число, как бы ни были они разбросаны по всему земному шару - все они действуют в рамках единого плана, разработанного центральной администрацией концерна.

Такая характеристика взаимоотношений предприятий внутри международной монополии уже означает, что связь между ними более тесная, чем связь, основанная только на товарном обмене. Тьюгендхэт приводит много конкретных фактов, подтверждающих отход от принципа эквивалентности обмена и обеспечения прибыльности в деятельности отдельных предприятий внутри концерна.

Многие факты, приводимые Тьюгендхэтом, подтверждают развитие прямых производственных связей, превращающих международную монополию в единое суперпредприятие.

Любопытна такая тирада: "Международная компания выступает одновременно как продавец и как покупатель. Ее заводы в различных странах могут быть скооперированы для производства одного продукта. Хотя их разделяют сотни и даже тысячи миль, они могут быть такими же звеньями производственной цепи, как две поточные линии, установленные в разных цехах одного завода. Их размещение не случайный плод свободной конкуренции, а результат решения руководящих органов о местах постройки и задачах каждого из предприятий".

Торговые сделки между предприятиями одной фирмы, размещенными в разных странах, совершаются уже без учета таких классических коммерческих критериев, как цена, качество и срок поставки. Так капиталистическая мировая торговля превращается в межцеховой транспорт международных монополий. Ее основой становятся производственные связи, которые лишь оформляются как экспорт-импорт, а по сути уже не являются торговлей в традиционном смысле.

В основе развития международных монополий - рост производительных сил, невиданная ранее гигантская концентрация производства, новый уровень его обобществления, т. е. объективные процессы. Те же процессы протекают и в экономике социалистических стран, но получают там совсем иные возможности развития.

Среди советских авторов нет единства мнений по вопросу о характере экономической связи при социализме. Одни полагают, что существуют две ее формы - прямая безэквивалентная и косвенная, товарная, т. е. эквивалентная,- из которых первая является главой для социалистической экономики, а вторая - дополнительной. Другие авторы критикуют эту позицию, доказывая, что существуют лишь разновидности единственной, товарно-денежной формы экономических связей при социализме.

Наша тема не требует углубления в эту полемику прежде всего потому, что мы рассматриваем не всю систему связей в народном хозяйстве, а лишь внутренние связи, скрепляющие в единое целое отдельные части объединений. В рамках такого подхода даже в том случае, если отрицается параллельное существование двух форм экономической связи в народном хозяйстве и признается лишь единая товарно-денежная форма, нельзя не видеть, что внутри производственного объединения эта экономическая связь существенно видоизменяется. Само видоизменение, его степень выражает эволюцию объединения от менее тесного к более тесному единству. Такую эволюцию социалистических объединений мы можем проследить, используя метод, который применял Ленин к объединениям капиталистическим, распределяя их в порядке возрастающей внутренней связанности: от картеля к индикату и тресту.

Социалистическое объединение возникает там, где появляется хотя бы общность некоторых экономических связей (например, совместный сбыт продукции) группы предприятий, остающихся независимыми во всех остальных отношениях. При некоторых условиях эта общность может дополняться все более тесными прямыми производственными взаимосвязями. На определенной ступени технологическое единство предприятий внутри объединения становится таким тесным, что товарно-денежная "оболочка" их взаимосвязей превращается в чистую формальность и, наконец, устраняется и формально вплоть до того, что отношения предприятий внутри объединения полностью уподобляются отношениям цехов внутри завода.

Разумеется, и эти внутренние отношения не вполне без эквивалентны: остается внутренний хозрасчет, который во взаимоотношениях предприятий внутри объединения может принимать форму своего рода "купли-продажи".

Применение той или иной формы внутренней связи, той или иной комбинации этих форм, степень достигнутого ка их основе внутреннего единства помогут определять тип объединения, достигнутую в его рамках ступень обобществления производства.

Любое описание российской экономики после мировой, и особенно после гражданской, войны позволяет без труда понять, почему Ленин говорил о недостаточном обобществлении на деле. Активный участник революции В. И. Иванов (впоследствии начальник строительства Сталинградского тракторного завода) рассказывал о своем назначении на пост председателя коллегии Главметукра (Главного управления металлической промышленности Украины): "Восемьсот заводов подчинялись Главному управлению, и все восемьсот заводов делали лопаты, пилы и зажигалки. По всей Украине стояли погасшие домны". Этим все сказано об уровне фактического обобществления производства. Работающая домна требует постоянной связи с работающими шахтами и рудниками - поставщиками сырья и топлива, с работающими электростанциями, с работающими заводами - поставщиками огнеупоров, оборудования и т. п., наконец - с действующими заводами и стройками - потребителями металла. Она требует сложной экономической связи, требует общественного производства. Заводу, делающему лопаты и зажигалки, никакая общехозяйственная связь не нужна. Материала хватает благодаря наличию старых запасов, а потребитель стоит тут же за воротами либо на городской толкучке.

Как правило, не требовалось даже единой связи в пределах своего завода. Рабочий нередко приходил к своему верстаку независимо от каких-либо общезаводских распоряжений и действий, как крестьянин-единоличник к своему наделу и своей сохе. Он в одиночку вытачивал зажигалку, сам продавал ее и сам потреблял выручку. Даже в тех случаях, когда внутри завода сохранялась единая связь и способность к каким-то совместным действиям, ее разрывало отсутствие общехозяйственных связей: разрушение денежной системы, транспорта, системы сбыта, управления и т. д. Старый большевик-хозяйственник И. В. Парамонов, назначенный в 1918 г. председателем Жиздринского уездного совнархоза Калужской губернии, вспоминает, что платить рабочим деньгами было бессмысленно: на деньги ничего нельзя было купить. Чтобы как-то поддержать людей, выдавали им часть продукции своего предприятия - единственную имевшуюся в руках реальную ценность. Не имело значения, годился ли этот продукт для непосредственного потребления. Каждый работник обосабливался не только как производитель - он являл собой и нечто вроде менового хозяйства в одном лице. Например, рабочие чугунолитейного завода имели право получать в месяц два с половиной пуда литья, везли чугунные изделия на Украину и выменивали там у богатых крестьян на хлеб.

В годы гражданской войны "глазкизм" обеспечил административную связь, отвечавшую условиям "военного коммунизма". Она позволила решить основные задачи военной экономики тех лет. Но как только война закончилась, исчезли немногочисленные достоинства этой Системы - остались лишь ее недостатки.

В 1921 г. началось усиленное трестирование - объединение предприятий в тресты. Некоторые современные авторы рассматривают тресты и синдикаты "на равных": то и другое - хозрасчетные производственные объединения, роль обеих форм будто бы равноценна. На самом деле многие тресты не заслуживали такой оценки ни в количественном отношении (в большинстве из них насчитывалось менее чем по 500 рабочих), ни в качественном. Даже крупные тресты в большинстве случаев не были подлинными производственными объединениями - это были просто переименованные главки, оставшиеся со времен "военного коммунизма". Исследователям 20-х годов это было хорошо известно. Так, автор солидного труда о трестах и синдикатах Г. Цыперович приводит свидетельство из исследования периода трестирования: "Московский кожевенный трест является прежней Москожей без всяких перемен. Резинотрест - это переименованная Главрезина. Стеклофарфортрест - почти то же, что и ранее существовавшее Главстекло. Анилтрест - другое название для Главанила. Сахаротрест - видоизмененный Главсахар". В последующие годы предпринимались многократные усилия с целью укрепления хозрасчетных начал в деятельности трестов, принесшие частичный успех. Но из приведенных слов ясно, что сама изначальная основа трестирования не была хозрасчетной. Г. Цыперович комментирует приведенную выдержку так: "Новые организации (тресты и управления) не дали государству, по крайней мере не дали сразу, именно того, для чего онинорганизовывались вместо главков и центров. Тресты и управления должны были установить не механическое, а органическое объединение предприятий, добиться наивысших результатов в деле комбинирования, а также в деле отбора предприятий, наиболее рационально поставленных, способных выпускать наилучший и наиболее дешевый товар. В действительности лишь очень немногие тресты и управления сразу пошли по этому пути. Главки и центры, преобразованные в тресты и управления, оказывали самое решительное сопротивление "хозяйственному расчету", хотя на словах как будто руководились им".

Здесь найдены весьма выразительные слова: "органическое объединение". Органическими автор считает лишь комбинаты, также получавшие в то время название трестов. Тогда это был едва ли не единственный вид объединений, скрепленных прямой производственной связью. Единого принципа создания трестов не было. Они могли быть весьма разнородными конгломератами. За словом "тресты" в 20-х годах скрывалось не одно явление, а несколько разных. Одни тресты (меньшинство) были подлинными хозрасчетными производственными и объединениями, другие (большинство) - лишь несколько укрупненными (на административных началах) предприятиями, третьи - административными образованиями, наподобие небольшого главка.

Некоторые авторы еще в 20-х годах замечали, что тресты во всяком случае не равнозначны синдикатам в роли производственных объединений. Так, В. Канторович возражал тем, кто придавал большое значение обратной, по сравнению с капитализмом, последовательности создания трестов и синдикатов (на Западе сначала возникали монополии сбытовые - картели и синдикаты, а потом вырастали монополии производственные - тресты). В. Канторович писал, что иная последовательность развития советских трестов и синдикатов по сравнению с западными в значительной степени кажущаяся, поскольку советский трест в сущности не был объединением: "С момента осуществления нэпа наш советский трест явился нашей основной производственной ячейкой, укрупненным предприятием, лишенным в значительной мере того монополистического характера, который свойствен западным, в частности американским, трестам (карликовый характер нашего среднего советского треста, в особенности в первые годы нэпа, общеизвестен). Если уж оперировать аналогиями с капитализмом, то надо считать, что концентрационное движение советской промышленности... началось, в сущности, с синдикатского движения".

Еще более важно для нас, как оценивалась роль трестов в основных нормативных документах 20-х годов. Начиная с 1923 г., когда вышел декрет ВЦИК и СНК СССР "О государственных промышленных предприятиях, действующих на началах коммерческого расчета (трестах)", в партийных и правительственных документах тресты приравнивались чаще к предприятиям, а не к объединениям. В юридическом отношении именно тресты были предприятиями, как мы их понимаем сегодня, поскольку отдельные заводы и фабрики до 1927 г. не были наделены хозрасчетными правами, не имели даже своего счета в банке. Ограничение прав предприятий внутри трестов уже в то время рассматривалось многими как недостаток. Важнейшее преимущество трестов имело сугубо исторический характер: при острой нехватке квалифицированных специалистов и невозможности обеспечить ими каждое предприятие тресты позволяли лучше наладить техническое руководство производством. Объединениями же в полном значении слова были прежде всего синдикаты. Точнее, синдикаты были превращены в производственные объединения постепенно, самим объективным ходом хозяйственной жизни.

К синдикатам перешла лишь часть функций главков по управлению трестами: сбыт продукции, заготовки сырья и материалов и предоставление заказов. Но не это отличие (к тому же позднее ликвидированное) было главными, что делало синдикаты непохожими на главки. Суть была в самих принципах их создания и выражалась уже в первой формуле, касающейся синдикатов,- в формуле решения об их создании. Президиум ВСНХ признал "целесообразным свободное и инициативное объединение трестов для разрешения задач в области заготовок сырья, торгозли и т. д. в виде синдикатов".

Свободное и инициативное - в этом было главное. Лишь в трех синдикатах (нефтяном, табачном, соляном) участие основных трестов отрасли было принудительным, причем в первом это объяснялось издавна сложившейся системой снабжения страны нефтью. Как правило же, участие трестов в синдикатах было добровольным. Согласившись войти в синдикат, трест сохранял право сдавать ему на продажу по своему усмотрению всю продукцию или только часть, а остальное сбывать самостоятельно. Разумеется, этот вопрос решался не произвольно, а в соответствии с уставами синдикатов либо с хозяйственными договорами трестов и синдикатов, либо с решениями собраний уполномоченных. Но важно, что трест принимал решение о сбыте добровольно, исходя из того, что ему выгоднее: сдать продукцию синдикату (заплатив ему за труды по сбыту) или сбыть самому. Ясно, что централизованный сбыт через синдикат обычно оказывался эффективнее, но если синдикат проявлял бюрократизм, некомпетентность, пытался навязать тресту невыгодные условия, у треста было надежное оружие: юридическая независимость.

Больше того, синдикат сам зависел от трестов. Тресты создавали синдикат на паях, обеспечивая его уставной капитал, посылали своих уполномоченных на собрания, где избиралось правление синдиката, заслушивали отчеты его администрации, принимали важнейшие решения о его деятельности, начиная с его устава. Так, учредителями Всесоюзного текстильного синдиката (ВТС) были 37 текстильных трестов и Главный хлопковый комитет. Короче говоря, деятельность синдиката регулировалась не административными рычагами, а экономическими. Не наделенные никакими производственными функциями, синдикаты были, однако, организациями не менее хозрасчетными, чем любое предприятие.

В. П. Ногин уже в самые первые годы нэпа утверждал, что товарно-денежные отношения в условиях диктатуры пролетариата и общественной собственности на средства производства предполагают плановое регулирование экономики. Исходя из этого, задачей синдиката он считал государственное регулирование торговли и в известной степени - управление производством. Руководители ряда текстильных трестов, напротив, утверждали, что такая деятельность несовместима с товарно-денежными отношениями, обвиняли правление синдиката в "главкизме" и выступали против принятия таких договоров, которые объединяли бы действия, трестов. Ногин утверждал, что плохие синдикаты обречены на распад, а хорошие обязательно превратятся в тресты, т. е. в организации, управляющие не только торговлей, но и самим производством. Это предсказание Ногина оправдалось, но еще раньше выяснилось, насколько выгодными для промышленности оказались синдикаты. Уже в 1923 г. вместо первоначальных 37 в синдикат входили 46 трестов- 4/5 всех трестов отрасли, объединявших сотни фабрик. На них были заняты 282 тыс. рабочих - 86% рабочих трестированных предприятий отрасли. На второй год деятельности синдиката сдача продукции трестами возросла в 5 раз.

Что же делал синдикат для предприятий?

Сначала ВТС занялся организацией рынка. Он развернул сеть оптовых баз, через которые продукция поступала в торговлю. Следующим шагом была финансовая поддержка промышленности, особенно ценная в пору кризиса сбыта. Еще не накопив собственных средств, получив лишь первую ссуду Госбанка, синдикат израсходовал ее на закупки товаров у трестов. Вскоре синдикат сам смог давать кредиты.

В том же 1922 г. ВТС вышел на внешние рынки. Ввиду успеха внешнеторговых операций синдиката ВСНХ разрешил ему открыть свои представительства в Берлине, Лондоне и Риге. В феврале 1923 г. совещание представителей хлопчатобумажных трестов приняло решение вести заготовку хлопка только через синдикат. И синдикат не просто централизовал закупки. Убедившись, что большие трудности возникают из-за неразвитости хлопковых районов, синдикат поднял в ВСНХ и Госплане вопрос о ходе строительства Семиреченской железной дороги и внес 300 тыс. руб. золотом собственных средств на эту постройку. Это уже был выход далеко за пределы чисто торговых функций.

Далее синдикат занялся импортом хлопка, связавшись с крупнейшим в то время экспортером - Соединенными Штатами, что само по себе не так просто, поскольку закупки хлопка для Европы монополизировали гамбургские купцы. Поездка председателя ВТС Ногина в США вызвала целый переполох среди перекупщиков, его пытались сбить с толку и доказать невыгодность прямой связи с Америкой. ВТС разбил гамбургскую монополию, установил прямую торговую связь с Соединенными Штатами и освободился от необходимости оплачивать услуги перекупщиков,- как выяснилось, весьма дорогостоящие.

Когда в 1922 г. был основан Промышленный банк, синдикаты приобрели 45% его акций. Получаемые кредиты использовались для развития производства в трестах.

Что же получается? Кроме уставной функции - коллективного продавца продукции предприятий - синдикаты взяли на себя закупку (а иногда и организацию производства) сырья, организацию внешней торговли, финансирование наиболее нужных новых производств и строек. Позднее они занялись также отраслевой стандартизацией, планированием специализации предприятий, номенклатуры их продукции. Короче, они все чаще принимались фактически управлять производством.

В 1923 г. синдикаты прочно утвердились в хозяйственной жизни.

Однако прежде чем их прогрессивная эволюция проявилась в полной мере, синдикаты пережили в своем развитии серьезный кризис. Это произошло в 1923 г., в разгар кризиса сбыта в народном хозяйстве. Для синдикатов это был период становления, время поисков своего места в исторически новом деле: попытках планомерного регулирования рынка средствами государственного плана. Среди ошибок, неизбежных во всяком новом деле, была и политика высоких цен, которую промышленность пыталась проводить в 1923 г. Если организующая деятельность синдикатов на рынке улучшала сбыт, то политика монопольно высоких цен затрудняла его.

Текстильный синдикат во главе с Ногиным еще осенью 1923 г. предпринял снижение цен на продукцию своих трестов. В то же время конвенция синдикатов металлопромышленности продолжала безнадежные попытки накопить средства для восстановления отрасли за счет безудержного повышения цен, что еще больше сужало рынок сбыта и уменьшало доходы металлопромышленности. Столкнувшись с прекращением сбыта на широком рынке, конвенция попыталась навязать свою продукцию государственным заказчикам, крупнейшим среди которых был транспорт.

В ноябре 1923 г. нарком путей сообщения Ф. Э. Дзержинский обратился в Совет Труда и Обороны СССР с докладной запиской по вопросу о металлопромышленности. Глубокое исследование, представляющее интерес и по сей день как образец экономического анализа, опирающегося на точный учет не только технологических, но и социальных процессов, завершалось перечнем предложений, которые были вскоре полностью реализованы, за исключением одного: предложения ликвидировать конвенцию металлосиндикатов и сами синдикаты. С подобным предложением в то время выступил не только Дзержинский. Широкая общественная критика политики высоких цен, проводившейся и через синдикаты, нашла отражение в резолюции XIII партконференции. Но в работах Дзержинского, позднее обращавшегося к теме синдикатов десятки, если не сотни раз, подобная в принципе отрицательная оценка была единственной, она резко противоречит всем остальным его высказываниям и потому требует объяснения.

Какие же черты деятельности металлосиндикатов вызвали критику у Дзержинского?

В докладной записке о металлопромышленности нет ни слова против плановых начал в деятельности синдикатов - в этом смысле Дзержинский вполне разделял позицию Ногина, отстаивающего планирующую функцию Текстильного синдиката. Нет и нападок на хозрасчетную основу и демократические, самодеятельные начала синдикатского движения, подобных позднейшим выступлениям сторонников Каменева в Наркомторге в ходе известной полемики о "жестких завозах" (о ней будет рассказано ниже). Дзержинский обрушивается лишь на одну черту в работе металлосиндикатов: стремление к монополии, удушающей действенное экономическое соревнование между предприятиями - соревнование за эффективность, за снижение издержек. Недаром Дзержинский в докладной записке прямо сравнивает конвенцию с дореволюционной монопольной организацией российской металлопромышленности - Продаметом. Монопольность была Дзержинскому ненавистна в любом обличье - отнюдь не только в синдикатах. Он еще раньше столь же непримиримо выступал против монополистической политики государственного органа - Главного управления по топливу (ГУТ). А в записке о металлопромышленности он писал: "В том-то и дело, что, будучи монополистом, легче и выгоднее, пользуясь металлическим голодом в стране и мобилизацией сил против госзаказчиков, повышать цены, чем снижать расходы, около которых питаются тысячи "устраивающихся". Вывод в записке делался такой: "Пересмотреть принципиально целесообразность политики организации монопольных синдикатов в сторону создания возможности госзаказчикам и населению (рынок) влиять на понижение цен путем введения в организацию нашей промышленности, там, где это возможно, моментов конкуренции и соревнования". Предметом критики, в сущности, были в данном случае не синдикаты как форма организации промышленности, а монополистическая практика использования этой формы.

2 февраля 1924 г. председателем ВСНХ СССР был назначен Дзержинский. Проводить в промышленности новый курс предстояло ему. В его руках оказалось и решение вопроса о синдикатах: ВСНХ предложил в свое время их создать, ВСНХ мог их и ликвидировать. Но в одном из первых публичных выступлений после назначения на новую должность-речи на пленуме Совета съездов государственной промышленности и торговли - Дзержинский не делает никакого противопоставления синдикатов трестам, а говорит о задачах, которые должны выполнять "ВСНХ в целом и его органы - тресты и синдикаты". Комиссия ВСНХ, обследовавшая, согласно решению партконференции, работу синдикатов, ни одного из них не ликвидировала, ограничившись частичной реорганизацией двух - спичечного и табачного.

Здесь автор видит догадливую улыбку на устах "проницательного читателя", прочитавшего немало современных фельетонов о ведомственности. Был человек во главе транспорта, покупавшего металл,- он был против высоких цен и против организаций, повышавших цены. А теперь он возглавляет промышленность и, значит, отныне представляет интересы не покупателя металла, а продавца. Стало быть...

Ничего не "стало быть". Тут-то и развернулась по-настоящему борьба Дзержинского за низкие цены - теперь главные рычаги были у него в руках. И он сразу увидел, что важнейшим среди этих рычагов являются синдикаты. Им вовсе не предопределено фатально воевать за высокие цены. Они по природе своей прекрасные регулировщики цен. А "в какую сторону" регулировать, зависит уже от того, кто держит в своих руках этот рычаг.

Надо же было случиться такому совпадению: как раз к первому заседанию Президиума ВСНХ, которое происходило под руководством нового председателя, подоспел доклад комиссии по пересмотру синдикатов. Не прошло еще и двух недель после назначения Дзержинского руководителем промышленности. Можно ли было успеть выработать глубокую и аргументированную позицию, существенно отличавшуюся от того, что писал он тремя месяцами раньше, предлагая просто ликвидировать синдикаты? Он успел. Вот как излагается в газетном отчете об этом заседании раздел речи Дзержинского, посвященный синдикатам.

"Опыт показал, что до сего времени некоторые синдикаты были органами узких интересов трестов - стачкой продавцов против покупателей. Именно вследствие этого нездорового устремления синдикатской деятельности и создались нападки на них и мнения о необходимости их упразднения. Ф. Э. Дзержинский при пересмотре синдикатов в Президиуме ВСНХ перевернул проблему. Синдикаты должны быть сохранены, но уже не в качестве представителей трестов, а в качестве государственных органов, проводящих политику ВСНХ, в частности по вопросу о ценах. Если бы выкинуть синдикаты из нашей хозяйственной системы, то... их место занял бы частный капитал. Необходимо, наоборот, усилить синдикаты, дав им задание по наблюдению за розничными ценами и по оперативному вмешательству в торговлю в сторону понижения цен. Одновременно необходимо обставить работу синдикатов рядом гарантий против их бюрократического перерождения. При такой постановке синдикат должен сыграть крупную роль в общегосударственной торговой политике".

Газетные отчеты не принято подписывать - нам не узнать теперь, кому принадлежит запись этой речи. Не самому ли редактору "Торгово-промышленной газеты", одному из виднейших журналистов-большевиков еще дореволюционной поры - Максимилиану Савельеву? Кто бы ни сделал эту запись, он нашел яркие слова: "ф. Э. Дзержинский перевернул проблему". В последующие два с половиной года работы Дзержинского во главе промышленности эту проблему больше не требовалось "переворачивать" - он только углублял и развивал изложенное в первой же речи представление о роли синдикатов.

Может показаться, что задача руководителей промышленности была проста: хотели - повышали цены, захотели - стали снижать. На самом деле как раз снижать было очень и очень трудно, казалось даже - невозможно. Недаром прежнего председателя конвенции металлосиндикатов Вейцмана, проводившего политику высоких цен, поддерживал не только аппарат синдикатов, главка и самого ВСНХ, его поддержал и Союз металлистов, на съезде которого он выступал с докладом. Политика некоторых синдикатов в 1923 г. обострила проблему цен вместо того, чтобы смягчить ее, но не синдикаты выдумали эту проблему - "ножницы цен" существовали объективно. Представим себе, что тот или иной завод работает рентабельно, скажем, при загрузке не менее 80% мощностей. Фактическая же загрузка пока, предположим, 40% (примерно таким был в то время уровень по промышленности в целом, а по металлопромышленности еще ниже). Задача ясна - увеличить продукцию до того предела, когда она станет рентабельной: чем больше изделие, тем дешевле каждое из них. Но как пробежать вот этот отрезок - от 40% до 80? На этом пути каждое дополнительное изделие - это дополнительные убытки. Покрыть их могло только государство, а оно было бедно. В ту пору каждое предприятие отчаянно боролось за увеличение своего плана, сиречь за увеличение ассигнований на покрытие убытков, а затем старалось всеми правдами и неправдами перевыполнить план. Перевыполнение запрещалось. Дзержинский (уже в роли председателя ВСНХ) сурово критиковал "самоуправство трестов", пускавших остановленные цехи без разрешения.

Таким образом, надо было преодолеть некий порог убыточности. Для этого в арсенале старых специалистов был только один способ, способ, испытанный капиталистическими монополиями: возлагать дополнительные затраты на потребителя и на государство. Большевики предложили иной путь, для капиталиста немыслимый: "искать у себя", говоря словами Дзержинского. Истины ради надо сказать, что Текстильный синдикат Ногина начал снижать цены на свои товары еще до соответствующего решения XII партконференции и до записки Дзержинского. Но текстиль вполне мог быть исключением, его пример отнюдь не доказывал, что то же самое возможно в металлургии и машиностроении. Во-первых, к моменту кризиса сбыта текстильная промышленность в большей степени восстановила довоенный объем производства. Во-вторых, в этой отрасли гораздо быстрее оборот капитала, доходы от продажи почти сразу вливают новые силы в промышленность. К тому же текстильная промышленность по самой природе своего продукта не могла особенно рассчитывать на государственные заказы: ткани - не паровоз.

Дзержинскому предстояло доказать приложимость новой политики цен ко всей промышленности. Разумеется, государство - пролетарское государство - помогало по мере сил, но силы были тогда невелики. Немедленная помощь была оказана отрасли, которая больше всех в ней нуждалась. Вспомним девятый пункт записки Дзержинского, в котором предлагалось облегчить крестьянам покупку сельскохозяйственных машин и орудий. Этот пункт был принят правительством, как и почти все остальные. Декретом ВЦИК предписывалось продавать сельхозмашины по довоенным ценам и с предоставлением кредита от одного до пяти лет. В некоторых районах даже лошадь стоила дороже той цены, по которой можно было теперь купить трактор. Запасы сельхозмашин и орудий, превышавшие годовую продукцию отрасли, были распроданы за несколько недель. Ожило, пошло в дело то, что мучило революционную душу Дзержинского,- мертво лежащие плоды труда.

На V Всесоюзной конференции Союза металлистов 21 ноября 1924 г. один из выступавших предложил подтолкнуть развитие государственной промышленности за счет крестьянского хозяйства - это и достигалось прежде всего повышением цен промышленности. Никто еще не знал, что годом позже с таким же "ультрареволюционным" лозунгом выступит зиновьевскокаменевская оппозиция, еще позднее - Троцкий, потребовавший "сверхиндустриализации" за счет эксплуатации крестьянства. Ничего этого не мог еще знать Дзержинский в конце 1924 г., когда он в заключительном слове на конференции сказал со злой иронией: "Один из товарищей говорил здесь, что необходимо искусственно подтягивать национализированную промышленность. Я думаю, что вы не пожелаете такого искусства, чтобы от него не искусственно, а вполне естественно дали вам по шее. Тут искусством мы ничего не добьемся. Не были ли искусниками наши предшественники, однако их дубинкой побили, дубинкой рабоче-крестьянской. Мы заключили союз крестьян с рабочим классом, и этот союз дал Октябрь. Этот союз есть основа и база нашего существа, это есть фундамент, благодаря которому мы можем иметь величайшие перспективы и надежды не только здесь, в Союзе ССР, но и мировые перспективы; именно союз рабочих и крестьян является гарантией и залогом нашей непобедимости. Поэтому не следует говорить о том, чтобы искусственно придерживать крестьян, а нас искусственно подтолкнуть, это плохо кончится".

Гораздо позднее, летом 1925 г., выступая перед хозяйственниками в ленинградском Деловом клубе, Дзержинский вспомнил кризис сбыта 1923 г.: "Этот урок научил русскую промышленность понимать, что единственной определяющей базой для расширения и развития всей промышленности является удешевление производства. Это удешевление имеет значение не только в отношении к рабочему и крестьянину как потребителю наших изделий, но это удешевление, прежде всего и важнее всего, имеет своим результатом улучшение системы производства, поднятие его на более высокий уровень и возбуждение инициативы как у широких масс, которые производят данные изделия, так и у руководящего персонала. Мы знаем, что на базе высоких прибылей и на базе высоких цен промышленность загнивает, что организаторы промышленности перестают иметь тот импульс, который заставляет искать все нового и лучшего..."

Это тоже повторялось настойчиво, много раз: низкие цены нужны самим производителям как толчок к постоянному улучшению производства. Впервые месяцы своей работы в ВСНХ Дзержинский применял их как меру пожарную, отчаянную, не дожидаясь полной подготовки всего аппарата к строго выверенным калькуляционным расчетам. Уже в декабре 1924 г. в речи на расширенном совещании в Президиуме ВСНХ Феликс Эдмундович назвал этот нажим на предприятия с помощью низких цен "топорной работой". Но когда один из выступавших попытался на этом основании всю политику низких цен объявить неправильной, Дзержинский сразу резко возразил: "Тов. Лугановский указывал, что политика ВСНХ в области снижения цен была неправильна. Я, конечно, топорную работу называю топорной, но из этого не вытекает, что мы были в состоянии провести не топорную работу. В том положении, в котором мы находимся, никакого другого инструмента не было, кроме топора, которым надо было рубить. Но я должен сказать, что эта топорность, конечно, относительная: и у нас, в бюро цен, и в других органах, в синдикатах и трестах, при каждом снижении цен производилась колоссальнейшая работа. Тов. Соколовский мне рассказывал, что, для того чтобы проверить калькуляции, ему на грузовиках привозили калькуляционные листы".

В этих словах для нашей темы важно одно упоминание: в работе по снижению цен участвовали синдикаты. Их пригодность для этой цели давно уже не вызывала сомнений у Дзержинского. В докладе на III Всесоюзном съезде Советов 15 мая 1925 г. он сообщает уже о расширении синдикатских отделений.

Однако деятельность синдикатов не сводилась ни к регулированию цен, ни вообще к торговой работе. Оправдалось предвидение Ногина: централизация торговых связей, проводимая на строго хозрасчетной основе, довольно быстро привела к становлению синдикатов и как объединений производственных. Первым шагом в этом направлении было финансирование синдикатами строек и производств, от которых зависело расширение выпуска пользующейся спросом продукции. Предварительные заказы синдикатов предприятиям (трестам) на их продукцию стали первым инструментом фактического планирования производства. Синдикаты стали заниматься и стандартизацией, и регулированием ассортимента с целью лучшей специализации предприятий, и содействием техническому прогрессу. Наконец, они стали все больше брать на себя функции финансирования основной деятельности предприятий.

Металлосиндикат, учитывая рыночный спрос на водопроводные трубы, финансировал их производство трестом чугуноплавильных заводов Гозачугплав. Еще более наглядный пример чисто производственной деятельности синдикатов- решение синдиката Продасиликат самостоятельно организовать добычу сырья для стекольно-фарфоровой промышленности. Синдицированным трестам это сырье отпускалось по ценам на 30% ниже, чем несиндицированным. Синдикат, таким образом, превратился в сырьевой цех отрасли, стал в положение производителя по отношению к входящим в него трестам.

Однако самым важным для превращения предприятий синдиката в производственное единство было то обстоятельство, что синдикат, будучи органом сбыта, выступал тем самым как держатель заказов и благодаря этому определял, какую продукцию должны производить предприятия, в каком количестве, в какие сроки и по каким ценам. Иначе говоря, он управлял производством - если не формально, то по существу. Такова известная закономерность; кто управляет сбытом, тот управляет производством.

Со временем синдикаты начали выполнять "чисто" производственно-технические функции: они стали заниматься стандартизацией, нормализацией изделий, сокращать номенклатуру выпускаемой продукции, проводить специализацию предприятий. Стимул был вначале (пока синдикаты отвечали только за сбыт) один: помочь предприятиям уменьшить производственные издержки, чтобы иметь возможность снизить цены и таким образом расширить сбыт. Но этот стимул оказался достаточно серьезным для того, чтобы постепенно подчинить воздействию синдикатов все производство и превратить их из органов только торговых в органы, осуществляющие также планирование и управление производством.

Поскольку факт прямого воздействия синдикатов на производство оспаривался некоторыми авторами в то время и даже в наши дни не всеми признается, полезно привести некоторые примеры.

Текстильный синдикат организовал комиссию по упрощению ассортимента, по стандартизации тканей и специализации фабрик. Учитывая, что дореволюционный ассортимент определялся не только запросами покупателей, но и конкуренцией владельцев отдельных фабрик, комиссия сократила ассортимент хлопчатобумажных тканей, вырабатывавшихся предприятиями трестов, с 2626 до 1087 видов, а число сортов этих тканей - с 350 до 79.

Кожевенный синдикат использовал своих специалистов, а также приглашал иностранных специалистов для технического совершенствования хромового производства и налаживания совершенно новых в то время производств: шеврового, лакового и др. Он ввел новые методы работы и новые материалы, которые изготавливались в его рамках на специально для этого оборудованном химическом заводе Кожсиндиката в Москве. Синдикат создал испытательную станцию для анализа готового товара и материалов, вел работу по организации производства кожевенных машин и обувной фурнитуры. Для подготовки кадров синдикат создал четыре фабрики-школы.

Продасиликат (синдикат стекольно-фарфоровой промышленности) вел добычу сырья для своих трестов в восьми районах. Он же создал собственную мастерскую, поставлявшую стекольной промышленности формы, а также опытную лабораторию, производившую селен и окись никеля. В своем центральном аппарате Продасиликат создал промышленный отдел, который проводил различные исследования на местах, давал технические консультации, участвовал в проектировании предприятий. Начав с увязки производственных программ с запросами потребителя и с определения цен, синдикат перешел к разработке калькуляций, нормированию расхода материалов, топлива, рабочей силы, состава сырьевой массы, ее обработки, к определению целесообразного устройства печей для плавки и обжига.

Всесоюзный машинно-технический синдикат (ВМТС) давал прямые указания не только о прекращении производства устаревших машин, но и об организации выпуска новых. По его предложению были разработаны новые модели двигателя, выпуск которого намечался на заводе "Красный двигатель". По указанию синдиката было впервые налажено производство новых револьверных станков на предприятиях Харьковского технологического института. ВМТС приступил к созданию двух специализированных трестов для нужд всей отрасли, арматурного и инструментального, и наметил меры по специализации ряда заводов.

Таким образом, синдикаты нередко выступали перед заводами и трестами в такой же роли, в какой дирекция завода выступает перед его цехами. Тем самым и совокупность синдицированных предприятий и трестов начинала превращаться как бы в единый завод, а точнее - в производственное объединение, в составе которого прежние заводы еще сохраняются, но в то же время образуют новое единство. В феврале 1928 г. В. В. Куйбышев, в то время председатель ВСНХ СССР, отметил:

"Президиум ВСНХ СССР всегда поддерживал Всесоюзный Совет синдикатов как орган, неразрывно связанный с синдикатами и являющийся неотъемлемой частью всей системы государственной промышленности. Синдикаты, занятые непосредственной оперативной работой на рынке, в отдельных отраслях промышленности вплотную подходят к управлению производственными процессами".

В докладной записке Всесоюзного Совета синдикатов ВСНХ СССР говорилось:

"В процессе своего роста синдикаты все больше и больше превращались из чисто оперативных органов в орудия планового государственного регулирования; централизованность всей синдикатской организации наилучшим образом приспособлена к осуществлению методами оперативных связей с рынком и промышленностью регулирующего воздействия плановых и директивных органов".

В мае 1926 г. в одной из последних своих речей (в которой, кстати, синдикатам уделено очень большое внимание) Дзержинский говорил: "Не надо забывать, что эти органы промышленности должны быть одновременно органами государственными, поскольку между национализированной государственной промышленностью и государством не может быть антагонизма". Приведенное высказывание, достаточно ясное само по себе, вызывает неизбежный вопрос, если вспомнить о существовавшей тогда системе государственных органов управления хозяйством. Была полностью развернута система функциональных экономических органов: существовали Госплан с отделом цен, Наркомфин, Наркомтруд, Госбанк. Действовала разветвленная система отраслевых и территориальных органов промышленности: ВСНХ СССР, его отраслевые главные управления, республиканские и местные совнархозы. Что же, Дзержинский предлагал простое дублирование их синдикатами? Нет, анализ его работ показывает, что он отводил синдикатам совершенно особую роль, которую не могли выполнить обычные административные органы, стоявшие над предприятиями,- нужны были именно хозрасчетные и демократические представители самих предприятий. Это была двуединая задача регулирования рынка средствами государственного плана, с одной стороны, связи промышленности с рынком - с другой. Представления Дзержинского об этой работе хорошо выражены в его записке своему заместителю В. Н. Манцеву: "Необходимо, чтобы все наши синдикаты и тресты это поняли, что они, синдикаты и тресты, являются не только торговыми аппаратами трестов и заводов, но что и они должны стать оперативными органами государственного плана распределения в условиях нэпа, т. е. рыночного товарооборота, т. е. плюс советский строй... Объединять и руководить этой планирующей деятельностью наших трестов и синдикатов должны Вы из торговой комиссии... Поэтому необходимо принять ряд организационных мер для того, чтобы эту задачу Вы могли выполнить, и в смысле того, чтобы быть в постоянном осведомлении о всех планах Внуторга, о ходе хлебо- и иных заготовок, затем, чтобы непосредственно и через синдикаты связаться с районами..."

Вот работа, которую не могли выполнить обычные административные органы - будь они отраслевые или территориальные: изучение крестьянского рынка, связь с системой внутренней торговли. Чтобы руководить промышленностью, необходимо знать не только промышленность, но и все народное хозяйство, надо знать потребителя-это Дзержинский крепко усвоил еще во время кризиса сбыта 1923 г. В этом он вновь убедился во время драматической полемики ВСНХ с Советом Труда и Обороны о плане металлопромышленности на 1924/25 г.- полемики, в которой председатель ВСНХ был прав, но поначалу не мог доказать свою правоту и вынужден был считаться с ошибочным решением СТО до тех пор, пока не сумел глубоко изучить рынок металлоизделий и опереться на ресурсы массового потребителя. После этого он нашел поддержку на Пленуме ЦК партии, а затем и на XIV партконференции, и ошибочное решение СТО было отменено. На синдикаты и возлагал Дзержинский обязанность укреплять связь с потребителем.

В 1925-1926 гг. Дзержинский стал подготавливать решение о создании единого Всесоюзного металлосиндиката. Уже на VII Всесоюзном съезде Союза металлистов в 1925 г. он подходит к этой мысли, попутно высказывая соображения о роли синдикатов вообще. На съезде представитель Югостали Совцов пытался оспорить содержавшуюся в докладе Дзержинского критику в адрес этого треста за плохую заботу о распределении собственной продукции. Дзержинский ответил: "Мы ведем борьбу с методами бюрократического регулирования, то есть такого регулирования, которое требует, чтобы здесь, в центре, кто-то сидел, писал ордера и распределял, кому сколько, и т. д. Мы с этим ведем борьбу, ибо мы говорим, что наша промышленность и наши рабочие напрягают свои силы не для того, чтобы просто дать изделия, не для того, чтобы была бы вообще прибыль, а работают для того, чтобы удовлетворить потребности населения и, конечно, свои собственные потребности... Поэтому тресты и заводы не могут ссылаться на какие-то главки, не могут говорить, что это не их дело. Они должны знать и учитывать, куда и зачем, и кому идут их изделия. И товарищ Совцов забывает о том, что другие трестовские организации именно для этой цели объединились в синдикат. Синдикат - это и есть плановый орган, регулирующий и распределяющий среди населения предметы производства... Мы ставим сейчас вопрос... об организации двух синдикатов, одного - по металлообработке, а другого - по черной металлургии..."

Немного позднее ВСНХ пришел к выводу о необходимости создания единого Всесоюзного метало - синдиката. Это решение было Президиумом ВСНХ принято, правлению Главметалла поручено было готовить проект устава о едином синдикате отрасли. Дзержинский (который совмещал обязанности председателя ВСНХ и председателя Главметалла) внимательно следил за подготовкой этих документов. Вопрос о Всесоюзном метало - синдикате он поставил на обсуждение на нескольких совещаниях с работниками металлопромышленности Украины в своей последней поездке на Юг весной 1926 г. К тому времени, видимо, у него уже сложился план развертывания не только отраслевой, но и общепромышленной синдикатской системы. 7 мая 1926 г., выступая с докладом перед украинскими хозяйственниками, Дзержинский требовал "ускорения организации Совета синдикатов, в частности и на Украине...". (Советы синдикатов вплоть до Всероссийского создавались с 1922 г., но они имелись не во всех районах; до 1926 г. не было и Всесоюзного Совета синдикатов.) 22 мая 1926 г. было принято постановление СТО о создании Всесоюзного метало - синдиката. А уже 31 мая в Политбюро ЦК партии был направлен доклад Главметалла за подписью Дзержинского и его заместителя по Главметаллу Межлаука, где среди прочих предложений указывались меры по развертыванию работы новой организации.

Наконец, Дзержинский посоветовал использовать подобные формы в других отраслях народного хозяйства, синдикатов не имевших, на транспорте, например. В том же докладе на Украине он сказал: "Безусловно, что и транспорт должен организовываться и находить общий язык и общие организационные формы, хотя бы в таких организациях, как эти, т. е. Совет съездов и Совет синдикатов, дабы нажимать на своих поставщиков в смысле сокращения цен и снижения себестоимости тех изделий, которые ему даются".

Поддержка создания не только отдельных синдикатов, но и Советов синдикатов вплоть до Всесоюзного, в то время как существовал общегосударственный орган руководства промышленностью, ВСНХ, свидетельствует о том, что Дзержинский, подчеркивая роль синдикатов как органов ВСНХ, в то же время рассматривал синдикатскую систему как относительно обособленную, со своими специфическими функциями, саких не выполняли обычные административные органы. Следующее высказывание позволяет частично понять его представления о характере этих функций: "...я думаю, что главный смысл местного Совета синдикатов и его бюро должен заключаться именно в том, чтобы внимательно выявлять причины... недочетов и изучать рынок.

...Совет синдикатов - это именно орган близкий к торговле, который изо дня в день соприкасается щупальцами с рынком. Он должен разрешать каждый случай ненормальности, с которой надо вести борьбу. Если он сам не сможет его разрешить, то должен обратиться куда следует с конкретным предложением о мерах, которые необходимо предпринять для того, чтобы накидки были меньше.

Но наряду с этим... Совет синдикатов, как и все наши органы, должен быть органом правительства, проводящим правительственную линию, исходящим из нее а отношении планирования торговли изделиями промышленности, конечно, под руководством, согласно Конституции, Наркомторга и т. д. Наркомторг будет иметь две силы, две системы, которые будут противопоставляться одна другой в этой торговле. Одна система- кооперация, другая система - тресты, синдикаты и госторговля".

Понимание Дзержинским различий между плановой работой обычных административных звеньев государства, с одной стороны, и синдикатов как добровольных хозрасчетных паевых объединений - с другой, особенно наглядно отразилось в его высказываниях о "жестких завозах". Речь шла о планах завоза товаров в отдельные районы. Наркомторг добивался для себя права централизованно определять все планы в деталях, полностью отстраняя от этой работы органы промышленности - синдикаты. По утверждению руководства Наркомторга, такой тип централизма обеспечивал наибольшую плановость, наиболее надежное регулирование рынка. ВСНХ, напротив, считал, что централизованно должны определяться лишь общие рамки развития товарооборота, а детальное оперативное руководство должно принадлежать синдикатам. Дзержинский пояснял: "Мы не имеем всех элементов рынка в своих руках, поэтому мы не можем составлять жестких планов на каждые три месяца. В таких случаях "жесткого завоза" руководство розничными ценами выпадает из наших рук совершенно, а между тем сохранить это руководство за собой - наиболее важное преимущество правильного планирования. Поэтому мы стоим за то, что должен быть ориентировочный план и что органы синдиката и кооперации должны всегда помнить об основной задаче, стремясь к единой цели, ее осуществлению".

Полемика о "жестких завозах" была нагляднейшим примером столкновения сторонников реального централизма со сторонниками централизма формального. Дзержинский исходил из того, что социалистическое производство существует для удовлетворения потребностей трудящихся. Поэтому государственная промышленность должна добиваться максимального удешевления производства, а затем следить, чтобы товары, проданные ею по низким отпускным (оптовым) ценам, добирались до потребителя с минимальными издержками, при низких розничных ценах. Регулирование рынка при этом обеспечивается прежде всего ценами, а регулирование цен-товарным наполнением. Поэтому планы завозов могут быть только ориентировочными, промышленность должна иметь в руках товарные резервы и поддерживать тесную связь с рынком. Логика оппонентов Дзержинского отражала не интересы социалистического государства, а ведомственные интересы торговой системы. Централизм их управляющей деятельности проявлялся лишь в том, то ведомство единолично вырабатывало жесткие - по срокам, объемам и номенклатуре - планы завоза товаров. Поскольку такие планы игнорировали реальную природу рынка, который они призваны были регулировать, никакого регулирования на деле не получалось, товары доставались не трудящимся, а перекупщикам, они и регулировали рынок и цены в своих интересах.

По документам нетрудно установить, что за полемикой ВСНХ и синдикатов с Наркомторгом и СТО стояла дискуссия Ф. Э. Дзержинского с Л. Б. Каменевым, возглавлявшим в тот период СТО, а позднее - Наркомторг. Дискуссия о "жестких завозах" началась в 1925 г., за несколько месяцев до открытого выступления Каменева в декабре того же года в составе "новой оппозиции" на XIV съезде партии, и продолжалась плоть до последней речи Дзержинского 20 июля 1926 г. В период до съезда имя Каменева в открытых выступлениях Дзержинского не упоминалось, на поверхности была лишь полемика ВСНХ с "Экономической жизнью" (органом СТО). Но в цитированной выше не предназначавшейся для публикации записке Манцеву Дзержинский прямо назвал оппонента: "Председатель СТО, как мне кажется, полагает, что у нас принципиально неправильный уклон в сторону стихии рынка".

Полемика о "жестких завозах" оставила нам целую серию выступлений Дзержинского о планировании и роли синдикатов в нем. Крупнейшим из них была речь на заседании торговой комиссии ВСНХ совместно с правлениями синдикатов 6 ноября 1925 г. Поскольку она не включалась ни в один из сборников произведений Дзержинского, полезно привести обширные выдержки из этого документа, содержащего ряд принципиально важных положений.

С первых слов Дзержинский назвал оппонента: газета "Экономическая жизнь". Она обвиняла ВСНХ в том, что он якобы против регулирования и планирования. Дзержинский отвечал: "В области планирования цен мы сидим на мели. Это - факт. Факт совершенно определенный и совершенно ясный, что наши розничные цены до сих пор не поддались никакому регулированию. Наоборот, они росли с каждым днем...

Только в той области, которая была действительно организована нашей промышленностью и государством, в лице государственной промышленности, то есть в области отпускных и оптовых цен, мы в общем и целом удержались на том уровне, который по нашим планам нами намечался...

...Нужно ли вообще регулировать? Мне кажется, что этот вопрос для советской государственной промышленности и государственной торговли является очевидным. Имея государственную промышленность, которая развивается по лозунгам и по линии связи с крестьянством, для нас совершенно ясно, что в условиях отечественной экономической политики, т. е. в условиях товарного оборота, аппарат распределения, т. е. государственный торговый аппарат, должен выполнять известные определенные государственные задачи, задачи рабоче-крестьянского государства, которые оно себе ставит. Это регулирование заключалось прежде всего в таком воздействии на рынок, что мы определяем оптовые цены, отпускные цены.

Мы определили отпускные цены, т. е. мы определили рамки, русло, темп развития. Мы определили, в равных условиях, и рост потребности населения, а значит, и нашу базу дальнейшего развития и т. д. и т. д.

И вот дальнейший ход развития показал, что распределение, действительное и реальное распределение изделий между населением, зависит не только и не столько от отпускных цен, сколько от непосредственных розничных цен. Встает вопрос: каким же образом мы можем по определенным ценам направить изделия туда, в те слои населения, в те районы, где в этом есть нужда и в которые направить изделия нужно для государства?

Некоторые говорят (напр., на последнем пленуме совета съездов) так: пусть тов. Фушман торгует, пусть ВСНХ и Дзержинский занимаются промышленностью вообще, а регулированием пусть занимаются другие регулирующие организации.

Правильна ли такая постановка вопроса? Мне кажется, что она бюрократична и не отвечает нашему подходу и нашей постановке дела.

В отличие от капиталистических государств, кладущих в основу конкуренцию; в отличие от того, когда каждый владеющий товарами пытается найти себе наивыгоднейшие условия, дающие ему большую прибыль для его изделий,- в отличие от всего этого, мы собою представляем единый оркестр, в котором не каждый играет по-своему, для своей прибыли, которая государством предопределена в тех или других рамках. По нашему мнению, наш оркестр направлен к тому, чтобы играть так, чтобы получилась общая симфония, чтобы осуществились те задачи, которые ставит перед собой рабоче-крестьянское государство, что может быть в целом достигнуто лишь тогда, когда каждая отдельная торгующая ячейка будет руководствоваться общей целью, которую поставило перед собой все государство в целом.

Таким образом... если синдикат и его отделы, и его подотделы, если ВСНХ, тресты, фабрики и заводы в своей деятельности, данной им в определенных границах, не будут руководствоваться общей политикой, общими задачами, поставленными государством, оркестра не получится, и мы ничего не сыграем. Получится какофония, которую мы имеем сейчас в настоящее время. Если... допустить разделение, в том смысле, что один торгует, другой занимается промышленностью, а третий регулирует, исходя из интересов крестьянства, и т. д., то, конечно, при такой постановке получится тот результат, который мы имеем сейчас; отдельные части оркестра играют совершенно по-разному...

Если исходить из точки зрения чисто технической, профессиональной, конечно, удобнее торговать и политикой не заниматься. Конечно, удобнее продавать - а тем более, что рынок обеспечен для наших изделий,- и не интересоваться, куда эти изделия попадут, что с ними сделается. Все равно, мол, денежки имеются. Эта точка зрения не наша...

Совершенно ясно, что подобно тому, как наша крупная государственная промышленность выполняет определенные задачи, точно так же и торговая организация государства и государственной промышленности не может отбрасывать от себя государственные задачи, т. е. не может не принимать участия в регулировании и планировании, потому что плановое хозяйство является сутью нашего советского государства.

Как мы можем эту задачу осуществлять? Эта задача может быть осуществлена только тогда, если между синдикатом и рынком, т. е. между синдикатами и потребителями, будет постоянная живая активная связь, где от синдикатов к потребителю и от потребителя к синдикатам будет постоянный обмен требований и удовлетворение этих требований, принятие мер для удовлетворения этих требований. Сейчас предвидеть, скажем, потребности населения на долгий промежуток времени нет абсолютно никакой физической возможности. Потребление и потребность их - это такой живой процесс, который предвидеть во всех его элементах на длительный срок для нас абсолютно не представляется возможным...

Планирование, которое производится не в годовом масштабе и не по осознанной линии, а только в смысле указания, что "завозить нужно туда и столько-то вагонов",- такое планирование является насмешкой над планированием и в своих результатах, в своем практическом осуществлении дает прямо обратные результаты.

Например, у нас в Москве наблюдается страшнейшая спекуляция, которая является отражением неправильного планирования.

Но если бы мне сказали: "а ты спланируй лучше", я бы ответил, что смешно от меня требовать того, что не может дать никоим образом никакой гениальный человек, ни какое-либо учреждение, потому что это есть приспособление и развитие нашей промышленности к потребностям страны в условиях той политики, которую мы ведем.

...Поэтому здесь планирование и приноравление к рынку, т. е. к потребителю, выбор и организация этого рынка возможны лишь тогда, когда этот живой процесс приспособления и развития потребностей выработает в себе живой организм - в виде аппарата смычки промышленности и сельского хозяйства.

Почему мы так бьемся? Почему наше снижение цен, почему усилия, которые мы в этом направлении делаем, и жертвы, которые мы приносим, бывают порою бесплодны? Именно потому, что было недостаточно равновесие, был недостаточный аппарат, который бы осуществлял эту смычку, которая была основным требованием Октября и которая между промышленностью и сельским хозяйством должна быть.

Какой организм может быть проводником этой смычки? Организм один: наш организм, во главе которого вы стоите, т. е. торговая часть нашей государственной промышленности. Вы, синдикаты и их отделения, должны быть именно тем живым организмом, который завязывает, который имеет всюду и везде щупальцы, чувствует потребности...

Поэтому я пришел к выводу, что в нашем советском хозяйствовании основными планирующими и живыми регулирующими органами, если говорить об изделиях нашей промышленности, должны быть синдикатские организации, торговые организации нашей государственной промышленности, которые до мозга костей должны быть проникнуты государственными задачами...

"Экономическая жизнь" думает, что когда мы ругаем тот или другой определенный план, то это есть низвержение советских устоев. Конечно, это не так, но если мы видим нарушение наших принципов регулирования, определенных принципов, ведущих к определенной цели, то это действительно является государственным преступлением.

Исключается ли роль Наркомвнуторга в государственном регулировании? Никоим образом. Вы знаете, что когда оркестр играет, то должна быть дирижерская палочка, но если вдруг эта дирижерская палочка начнет сама на чем-нибудь играть или по очереди будет играть на каждом инструменте и вместо того, чтобы показывать общую линию, будет каждому говорить, что он должен и как он должен играть, то что из этого получится? Получится сплошная путаница. В руках Комвнуторга - дирижерская палочка, но когда дирижерскую палочку желают превратить из палочки в трубу или в какой-нибудь инструмент играющий, то из этого ничего не получится.

...Мной был подписан приказ относительно того, чтобы вы следили за продвижением наших товаров. Если взяться за выполнение этого приказа как следует, то он подведет базы, укрепит наши организации регулирования, те организации, которые могут регулировать, потому что если вы будете следить за изделиями, то вы непременно должны будете прийти к потребителю. Вы должны посмотреть, какие изделия потребитель получает, и посмотреть, почему он получает их в исковерканном виде, почему вы даете ему метр, а он получает полметра, а другие полметра кем-то захвачены, экспроприированы".

В заключительной части речи Дзержинский обосновывал вывод о необходимости создания Всесоюзного Совета синдикатов, ссылаясь при этом на опыт Ногина, который незадолго до смерти организовал Всероссийский Совет синдикатов.

Дальнейшая эволюция синдикатов произошла после смерти Дзержинского. Еще некоторое время она шла по восходящей. Так, в декабре 1927 г., выступая с отчетом ЦКК - РКИ на XV съезде партии, Серго Орджоникидзе сказал: "Текстильный синдикат - это мощная организация, явочным порядком захватившая все руководство текстильной промышленностью и руководящая, по-моему, недурно. Наряду с этим мы имеем один из отделов ВСНХ под названием Главтекстиль, который как будто призван руководить всей текстильной промышленностью. И когда этот Главтекстиль, который якобы стоит над всеми трестами и синдикатами, дает распоряжения трестам и фабрикам, то никто их не выполняет и никто с ними не считается. И сам Главтекстиль обращается к синдикату и просит его приказать такой-то фабрике или такому-то тресту, чтобы те его распоряжения выполнили. Когда мы подошли к этому вопросу, то ясно стало для нас, что существование двух таких органов, кроме вреда, для промышленности ничего не приносит, и мы вошли с предложением ликвидировать Главтекстиль, а Текстильному синдикату, который стал фактически хозяином всей текстильной промышленности, дать управлять ею".

Так и было сделано. Опыт оказался удачным. После двух лет эксперимента он был распространен на другие отрасли. 5 декабря 1929 г. вышло постановление ЦК ВКП(б) "О реорганизации управления промышленностью". В нем, в частности, говорилось:

"Ныне существующая система главных управлений не соответствует задачам периода реконструкции, в особенности в области технического руководства.

В то же время в руках синдикатов постепенно сосредоточивалось фактическое руководство соответствующими отраслями промышленности и большинство их вынуждено было заниматься вопросами производственных программ, капитального строительства, планирования, снабжения, распределения и т. п.

Вследствие этого по целому ряду синдикатов наблюдается в значительной мере дублирование их работы с работой главков ВСНХ.

Ввиду этого необходима ликвидация главных управлений и создание состоящих на хозрасчете организаций по руководству отраслями промышленности на базе синдикатов (по примеру того, как это было проведено в текстильной промышленности)".

Постановление фиксировало хозрасчетный характер вновь создаваемых объединений. Им предписывалось рассчитываться с трестами, входящими в их состав, на тех же основаниях, какие были приняты для синдикатов. Наркомфину и ВСНХ поручалось разработать систему налогообложения промышленности по принципу единого отчисления от прибылей. Особо подчеркивалось позитивное значение происшедшего ранее перевода предприятий на хозрасчет: теперь они, а не тресты стали основным звеном управления промышленностью.

Укрепление хозрасчета на всех уровнях - таковы дух и буква постановления. Между тем именно с этого времени, как мы знаем сейчас, пошло стремительное разложение хозрасчетных отношений. На бумаге они сохранялись, не было недостатка в призывах и постановлениях об укреплении хозрасчета, но на деле он становился все более ограниченным и формальным. Не стали хозрасчетными и вновь образованные объединения. Несмотря на директивы, содержавшиеся в постановлении от 5 декабря 1929 г., они не унаследовали черты и функции синдикатов, да и вообще оказались недолговечными.

Вскоре с критикой объединений выступил Сталин. Характерна его аргументация: он не обмолвился ни словом о хозрасчетных началах в управлении, не вспомнил и о синдикатах. Критерии были чисто административные: велики, неуправляемы. И предложение последовало в том же плане: разукрупнить. В складывавшейся административной системе, когда управленческие права все более перемещались от предприятий к объединениям, такое решение было, пожалуй, логичным.

А в январе 1932 г. прекратил существование и ВСНХ СССР, разделившийся на народные комиссариаты тяжелой, легкой и лесной промышленности. Объединения были снова преобразованы в главки - теперь уже в главки наркоматов. Количество наркоматов, а с ними и главков быстро росло, а после войны народные комиссариаты были переименованы в министерства. Утверждалась Административная Система.

В современной научной литературе высказывалась мысль, что постановление 1929 г. о создании объединений как раз и было направлено на создание такой системы. Да и причину неудачи объединений, созданных на базе синдикатов, усматривают в них самих, в тех или иных несовершенствах их природы. На наш взгляд, причина была в другом, она была внешней по отношению к этим объединениям, а вовсе не вытекала из их сущности.

Первая пятилетка знаменовала крутой поворот в развитии социалистической экономики, в результате которого, помимо всего прочего, изменились и внешние условия деятельности объединений. Основой первого пятилетнего плана был план капиталовложений, план нового строительства, причем в таких масштабах, которые позднее были превзойдены лишь абсолютно, но никогда не были превзойдены относительно: созданные за годы пятилетки мощности значительно превосходили те, которые имелись к ее началу. При этом в корне изменилась отраслевая структура народного хозяйства: возникли совершенно новые отрасли промышленности. Все это далеко выходило за рамки деятельности объединений синдикатского типа, т. е. самодеятельных отраслевых объединений предприятий. Как их самодеятельные начала, так и отраслевая основа противоречили задачам создания новых отраслей: синдикаты были идеально приспособлены к задачам развития отраслей уже существующих.

Хозрасчетные объединения могли бы сохраниться в ограниченной роли органов управления действующими предприятиями, чтобы позднее охватить вновь создаваемые предприятия. Но с началом первой пятилетки произошла еще одна перемена, широко отраженная в партийных и правительственных документах того времени: были существенно ослаблены хозрасчетные начала в работе промышленности в целом. А без полного хозрасчета синдикатские объединения не могут существовать, как рыба - без воды.

Для ограничения хозрасчета тоже были причины. Индустриализация в период первой пятилетки осуществлялась ускоренными темпами, в условиях острой нехватки почти всех необходимых для строительства ресурсов. Сама собой отпала функция сбыта, служившая естественной основой хозрасчетной деятельности синдикатов. Ее место заняла функция распределения дефицитных изделий с помощью административных методов. Это уже была работа, типичная для главков. Утвердившаяся в 30-х годах система руководства не продолжала развитие прежней системы хозяйственных органов, а заменила ее, была ее отрицанием. Но созданные согласно постановлению ЦК ВКП(б) 1929 г. синдикатские объединения не были частью нарождавшейся административной системы. Если бы это было так, они ужились бы с ней и продолжали существовать дальше. В том-то и дело, что они были последним порождением прежней системы, возникшим на самом переломе, когда в новой обстановке для них уже не оставалось места.

Оценке подлинного значения постановления 1929 г. теперь, более полувека спустя, мешает своеобразная аберрация. Некоторые авторы воспринимают последующее развитие событий по известному принципу "после этого - значит поэтому". Утрата хозрасчетной природы объединений произошла после постановления,- значит, из-за постановления, законодательно оформившего производственные функции синдикатов. Но такие крутые повороты в самих основах развития хозяйственных систем не вызываются одними постановлениями- их логика может лишь более или менее правильно отражаться в постановлениях. Случаи, когда постановление удачно обобщает прошлый опыт, но в изменившихся условиях объективно не в силах предопределить будущее развитие, не единичны.

Одна историческая аналогия может помочь понять судьбу объединений 20-х годов. Вспомним, как комментировал Ленин судьбу первого закона о сельхозналоге: "Из того, что мы в конце 1918 года издали декрет о натуральном налоге, видно, что вопрос этот перед сознанием коммунистов стоял, но что мы не могли осуществить его..."^*. Декрет неосуществленный и забытый высоко оценен Лениным за выраженную в нем принципиально правильную мысль. По аналогии с этой оценкой можно было бы оценить и историческое значение постановления ЦК ВКП(б) от 5 декабря 1929 г.: оно показывает, что, говоря словами Ленина, "вопрос этот перед сознанием коммунистов стоял". В то время сделать хозрасчетные объединения основой управления промышленностью не удалось.

^* (Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 43, с. 30.)

Одна деталь служит дополнительным подтверждением объективного характера происшедших с началом первой пятилетки перемен в экономической обстановке. Вся атмосфера хозяйствования изменилась настолько резко, что вновь возобновились разговоры об отмене денег - типичная и, казалось, уже прочно забытая тема времен "военного коммунизма". В результате в резолюции XVII (1932 г.) партконференции было специально записано: "...конференция подчеркивает антибольшевистский характер "левой" фразы о переходе к "продуктообмену" и об "отмирании денег" уже на данной стадии строительства социализма". Ослабление хозрасчета вызвало серию постановлений, направленных на его возрождение: 14 января 1931 г. было принято постановление Совнаркома "О мерах улучшения практики кредитной реформы", 20 марта 1931 г.- постановление "Об изменении в системе кредитования, укреплении кредитной работы и обеспечении хозяйственного расчета во всех хозяйственных органах", 12 апреля 1931 г.- директивы ЦК ВКП(б) "О поправках к кредитной реформе и о кампании по заключению договоров", 21 октября 1931 г.- обращение Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) "О новых мероприятиях по внедрению хозяйственного расчета". Этот перечень документов, принятых за короткий срок, говорит о серьезности положения. Однако попытки приказать хозрасчету "быть" не смогли отменить закономерностей административной системы.

На наш взгляд, можно считать достаточно доказанным, что объединения синдикатского типа - форма, бесспорно, полезная, а на определенном этапе развития народного хозяйства - объективно необходимая. Анализ их истории позволяет подтвердить важную закономерность: централизация торговых связей влечет за собой возникновение новых производственных связей, соответствующих новой ступени обобществления производства. Предприятия, объединившие свои торговые связи, передавшие их одному

хозрасчетному центру, тем самым отказываются от самостоятельной реализации этих связей и со временем превращаются не только в коммерческое, но и в производственное единство. Обе ступени централизации - сначала централизация торговых связей, а затем производственная централизация - достигаются в рамках объединения, но само объединение постепенно меняет характер, развиваясь из чисто торгового в хозрасчетное производственное.

Широкое, общее для всех синдикатов проявление такой закономерности не означало, однако, что не может быть и другого типа объединений, чье развитие подчиняется другим закономерностям. И этот иной тип также был порожден советским опытом хозяйственного строительства уже на том, раннем этапе. Речь идет об акционерных обществах.

Акционерные общества основывались на тех же юридических и организационных принципах, что и синдикаты. Однако экономическая сущность их была иной: они обычно не поглощали всего "капитала" и основной производственной деятельности создавших их предприятий. В их составе могли объединяться не только производственные предприятия, но и государственные и кооперативные органы и организации. "Их назначением было согласовывать и объединять усилия и средства местных хозяйственных органов для организованного выступления на рынке, для овладения рынком и изучения его потребностей, для аккумулирования средств в целях образования фондов в сфере торговли и лучшего обеспечения промышленности сырьем и материалами",- говорится в "Истории социалистической экономики СССР". Эта формулировка, определяющая основные цели акционерных обществ, представляется, однако, неполной. Так, общество "Оргаметалл" призвано было содействовать рационализации производства в тяжелой промышленности. Общество "Мотокредит" способствовало распространению тракторов в сельском хозяйстве. Общество "Добролет" помогало привлекать средства населения и организаций для развития гражданского воздушного флота.

К сожалению, литературы, исследующей советские акционерные общества, практически не существует. В капитальной монографии А. В. Бенедиктова они лишь упомянуты. Как правило, в современной экономической литературе нет и упоминаний об акционерных обществах в социалистической экономике. Не слишком везло им и в литературе 20-х годов. Будучи, бесспорно, вспомогательной формой централизации рядом с такими основными формами, как тресты и синдикаты, акционерные общества в большинстве экономических сочинений того времени оставались в тени. Даже такой плодовитый автор тех лет, как А. М. Гинзбург, посвятил акционерным обществам лишь несколько строк комментария, да и то не ради самих акционерных обществ, а для разъяснения особенностей синдикатов: "...отличие от акционерного общества заключается в том, что синдикат охватывает только заранее ограниченный круг участников, связанных общностью производственных задач в одной и той же отрасли промышленности и осуществляющих не только коммерческую, но и взаиморегулятивную работу под непосредственным наблюдением ВСНХ. Кроме того, для синдикатов, так же как и для кооперативных организаций, допускается дополнительная ответственность по паям участников, что для акционерного общества, участники которого отвечают только в размере пая, исключается".

Между тем число акционерных обществ и масштабы их деятельности были, судя по имеющимся данным, весьма существенны. Вот, например, данные относительно оборотов государственной посреднической торговли (в млн руб.)

Бросается в глаза, что акционерные общества по масштабам торговой деятельности занимали второе место и были вполне сопоставимы с синдикатами, признанными главным каналом сбыта продукции государственной промышленности.

1 февраля 1922 г. был утвержден устав первого акционерного общества - "Кожсырье", а на 1 января 1925 г. было утверждено уже 161 общество, из них 61 государственное, 2 кооперативных, 64 смешанных и 34 частных. Около 70% составляли торговые и торгово-промышленные общества, кроме того, были строительные, транспортные, ссудокредитные и др. 107 действовавших на эту дату обществ (остальные были в стадии организации) имели общий уставный капитал около 285 млн руб. Из них частный капитал советских граждан составлял около 41 млн руб., иностранный - около 3 млн руб.

Отдельные акционерные общества достигали весьма значительных масштабов. Так, транспортно-экспедиционное общество "Транспорт" имело первоначальный уставный капитал 8 млн руб.; уже через несколько месяцев он увеличился до 9-10 млн руб. Общество за первые 7,5 месяца своего существования уже заключило соглашения с четырьмя крупными заграничными фирмами и получило 30 предложений от других транспортно-экспедиционных заграничных организаций о совместной работе. Грузооборот его уже на первом этапе достигал 25 млн пудов в месяц. Председателем Совета акционерного общества "Транспорт" был Ф. Э. Дзержинский.

Важно подчеркнуть принципиальное отличие акционерных обществ от синдикатских объединений. Синдикаты централизовали основную коммерческую и производственную деятельность своих членов, акционерные же общества - те или иные виды частичной, дополняющей деятельности. В соответствии с этим синдикатская централизация была более полной и жесткой, а централизация в акционерных обществах - частичной и более свободной.

Таким образом, советский опыт уже в 20-е годы дал пример сосуществования двух принципиально различных типов объединений государственных предприятий, из которых одни можно условно поименовать полными объединениями, а другие - частичными.

Позднее мы увидим, что и в этом вопросе опыт первой в мировой истории системы полного хозрасчета отразил не случайность, а закономерность. "Генетический код" хозрасчетных объединений 20-х годов объясняет нам тенденции развития объединений наших дней, помогает разобраться и в дискуссиях о судьбе отраслевых министерств. Но прежде чем подойти к этой теме, необходимо более точно исследовать обстоятельства гибели системы полного хозрасчета на рубеже 20 х и 30-х годов.

заказать кредитную карту