2. Буржуазные критики монополий об американском антитрестовском законодательстве

Общегосударственное антитрестовское законодательство в США, и прежде всего закон Шермана - главный закон и "фундамент" всего антитрестовского законодательства, имеет, бесспорно, демократическое происхождение. Своим появлением этот закон обязан широкому движению фермеров, рабочих, мелкобуржуазных городских слоев против гнета и произвола гигантских трестов, монополизировавших целые отрасли. Не случайно в избирательной кампании 1888 г. обе основные партии, как демократы, стоявшие у власти, так и республиканцы, борясь за голоса избирателей, заявляли о своей оппозиции монополиям. Основным пунктом в их предвыборных платформах было обещание принять общегосударственное законодательство против монополий (антитрестовские законы уже были приняты в отдельных штатах).

Верхушка буржуазии постаралась использовать антитрестовское законодательство в качестве заслона на пути массовых демократических выступлений против монополий, спекулируя на широко распространенных конституционных иллюзиях и вере в силу закона. Такого рода прием использования законодательства удачно охарактеризовал Д. Линч. "Когда выясняется,- писал он, - что движение за ту или иную реформу достаточно сильно, чтобы обеспечить требуемое законодательство, в этом случае группы, которых предлагают подвергнуть контролю, часто сами превращаются в "реформаторов". Они выставляют себя поборниками законодательства и стремятся к тому, чтобы взять в свои руки составление нового законодательства. В результате закон выхолощен, требование принять законодательные меры ослаблено, создано впечатление безопасности"¹.

¹(Д. Линч. Концентрация экономической мощц в США, стр. 108.)

Так случилось и с антитрестовским законодательством. В 1890 г. почти без всяких разногласий и сопротивления Конгресс принял закон Шермана. Но этот закон имел, по выражению К. Уилкокса, очень отдаленное сходство или почти никакого с тем биллем, который первоначально внес сенатор демократ Шерман из штата Огайо¹. По своему содержанию закон Шермана предельно прост: всякого рода контракты, объединения, тайные сговоры, направленные на ограничение торговли или коммерческой деятельности, распространяющиеся на несколько штатов, объявляются незаконными. Виновные привлекаются к суду. Точно так же незаконной объявляется монополизация или попытка монополизировать продажу какого-либо товара или коммерческую деятельность, осуществляемую в пределах нескольких штатов.

¹(С. Wilcox. Public Policies toward Business, p. 54.)

Как признают буржуазные критики монополий, сама по себе формулировка закона не содержала в себе чего-либо нового. Она декларировала исконную веру в свободную конкуренцию, восприняв традиционное неписаное правило, по которому ограничение торговли и монополизация считались делом незаконным¹. Новое заключалось в том, что теперь ограничение торговли и монополизация рассматривались как проступок против федерального правительства и могли преследоваться в судебном порядке. Однако положенные в основу закона понятия "ограничение торговли", "монополизация", "попытка монополизировать" расшифрованы не были. Поэтому закон оказался бессодержательным, имея характер самой общей туманной декларации.

¹(Ibid., p. 55.)

Почти четверть века этот закон оставался единственным федеральным антитрестовским законом. В 1914 г. был принят закон Клейтона. Он запрещал дискриминацию в ценах, использование исключительных контрактов и контрактов с ограничительными условиями, переплетающиеся владения акциями, переплетающиеся директораты. Однако все это сопровождалось такими оговорками, которые сводили на нет само запрещение. Было оговорено, что незаконны эти действия и методы лишь в том случае, если они ведут к монополии или могут повлечь за собой "существенные ограничения конкуренции". По-прежнему оставалось неясным, что следует понимать под монополией и "существенным ограничением конкуренции".

Основными антитрестовскими законами Являются законы Шермана и Клейтона. В том же 1914 г. был принят еще один антитрестовский закон - закон о Федеральной торговой комиссии (ФТК), которой вменялось в обязанность изучать деятельность корпораций и пресекать "нечестные методы конкуренции".

Мало того, что содержание основных антитрестовских законов было неопределенным и туманным. Область их применения с самого начала была ограничена весьма узкими рамками. Законодательство распространялось только на такие методы ограничения торговли и ущемления конкуренции, которые имели в своей основе сговор или соглашение. "Коренной изъян закона Шермана,- как писал М. Хендлер - один из крупных авторитетов в области антитрестовского законодательства,- заключается в том, что он не преследует практики лидерства. Современная монополистическая практика основывается на лидерстве, а для него вовсе не обязательны сговоры... Наша антитрестовская политика потерпит провал, - заключает Хендлер, - если антитрестовские законы будут ограничиваться только областью сговоров и соглашений"¹. Вместе с тем сам Хендлер понимает, что, как бы ни были расширены рамки закона, лидерства запретить не удастся. Оно все равно будет иметь место, так как в нем выражается объективно сложившееся соотношение сил между компаниями в той или иной высококонцентрированной отрасли.

¹(М. Handler. A Study of the Construction and Enforcement of the Federal Antitrust Laws. TNEC, Monograph N 38. Washington, 1941, p. 43, 45. )

Итак, что же запрещают антитрестовские законы и что они должны запрещать, по мнению идеологов немонополистической буржуазии? Среди буржуазных критиков монополий, уповающих на антитрестовское законодательство, нет единства в этом вопросе. Условно их можно разделить на две большие группы. К первой группе относятся те, кто связывает все надежды на демократизацию современного капиталистического общества прежде всего с восстановленим свободной конкуренции, кто ставит во главу угла реорганизацию экономической структуры общества посредством деконцентрации экономической силы. К этой группе можно отнести таких экономистов, как Дж. Стокинг, М. Уоткинс, X. Грэй, У. Адаме, Т. Куинн, В. Мунд, У. Гамильтон.

Экономисты этой группы отстаивают так называемый принцип "per se" в трактовке антитрестовских законов. Суть этого принципа состоит в том, что гигантские размеры корпораций должны считаться незаконными. По мнению этих экономистов, уже сам факт концентрации громадной экономической силы в руках горстки корпораций недопустим в обществе, которое хочет развиваться как демократическое. Корпорации-гиганты обладают огромной властью, которую они могут использовать и используют в своих частных интересах в ущерб интересам общества. Все поведение монополистических корпораций закономерно, оно обусловливается той экономической структурой, которая сложилась в основных отраслях промышленности.

Эти экономисты вполне последовательны, и они правы, когда говорят, что нельзя отмежевать "хорошие" тресты от "плохих". Они понимают, что гигантские корпорации, раз они возникли, неизбежно имеют характер монополий и что их монополистическое поведение есть проявление сущности монополий, оно неотделимо от самой монополии, от концентрации экономической власти.

Вместе с тем в позиции этой группы критиков особенно явственно обнаруживается мелкобуржуазный романтизм. По их мнению, антитрестовское законодательство должно недвусмысленно раз и навсегда выразить отношение общества к гигантским монополистическим корпорациям, заявив, что они незаконны.

Остается решить, на какой ступени концентрация экономической силы ведет к возникновению монополии и, следовательно, должна считаться недопустимой. Именно экономисты, относящиеся к этой группе, настаивают на необходимости установить лимиты роста концентрации и централизации капитала для каждой отрасли отдельно, исходя из "научно рассчитанных оптимальных размеров производства". Корпорации, размеры которых заведомо превышают "научно обоснованные лимиты", подлежат расформированию или огосударствлению. Осуществив таким образом реформирование экономической структуры, общество сможет, как полагают буржуазные критики монополий, возродить свободную конкуренцию. Мелкий бизнес будет восстановлен в своих правах, укрепится фундамент экономической и политической демократии¹. Экономисты этой группы считают, что нельзя заставить методами государственного регулирования частные монополии действовать в общественных интересах. Если не удастся изменить экономическую структуру отраслей, расформировав крупнейшие объединения и снизив уровень концентрации экономической власти, то выход придется искать в общественной собственности.

¹( М. Dimock. The New American Political Economy. A Synthesis of Politics and Economics. New York, 1962, p. 127, 129.)

Вторая группа экономистов - к ней можно отнести Арнольда, Берджа, Эдвардса, Уилкокса и др. - отстаивает принцип "rule of reason" ("правило разумного подхода") в антитрестовском законодательстве. Если экономисты первой группы выступают как бы непосредственно от имени малого бизнеса и ратуют за возрождение свободы конкуренции, то сторонники "rule of reason" считают себя выразителями интересов подавляющей массы населения - всех тех, для кого вопрос о ценах, по которым ежедневно приходится покупать предметы первой необходимости, является жизненно важным вопросом - а это не менее 85% нации¹. Эта группа экономистов видит цель антитрестовского законодательства в том, чтобы пресекать "злоупотребления силой" со стороны крупнейших корпораций. Большой бизнес, по их мнению, не должен подвергаться преследованиям только за то, что он большой. Величина - это не преступление. Антитрестовское законодательство должно защищать не интересы ущемленных конкурентов и не конкуренцию, как таковую, а прежде всего интересы широких масс потребителей.

¹(T. Arnold. The Bottlenecks of Business, p. 260.)

Наиболее полное выражение эта позиция нашла в работе Т. Арнольда "Узкие места в бизнесе". "Если бы антитрестовские законы, - писал Арнольд, - выражали просто религию, которая осуждает крупные размеры как грех в экономической области, то их бы следовало в наш век машин считать анахронизмом"¹. В действительности эти законы, как пишет Арнольд, направлены на то, чтобы более эффективно удовлетворять потребности населения, эффективно наладить распределение благ в обществе. Потребителей никогда не удастся убедить, что сам по себе крупный размер корпораций - зло. Единственно разумным критерием, считает Арнольд, может быть следующий: "увеличивает ли данная фирма эффективность производства или распределения, и доходят ли выгоды, связанные с возросшей эффективностью, до потребителей"². Таков, по мнению этой группы критиков, смысл принципа "разумного подхода" при осуществлении антитрестовского законодательства.

¹(Ibid., p. 4.)

²(Т. Arnold. The Bottlenecks of Business, p. 123.)

Поведение крупных корпораций слишком противоречиво, пишет Эдварде, чтобы можно было огульно оправдать или осудить их¹. И их политика цен, и их политика в отношении нововведений, и характер конкуренции, которую они ведут, имеют двойственный характер. Хорошее и полезное переплетается в деятельности крупных корпораций, по словам Эдвардса, с вредным, с злоупотреблением властью².

¹(C. Edwards. Big Business and the Policy of Competition, p. 102.)

²(Ibid., p. 90-91.)

Критикам хотелось бы разграничить хорошее и плохое, определить "пропорции" того и другого в деятельности каждой отдельной компании и большого бизнеса в целом и найти способ "отсечь" плохое. Они верят в возможность и необходимость использования принципа "разумного подхода" в качестве тонкого инструмента общественной политики, в возможность установления социального контроля над крупными корпорациями, который может положить конец их антиобщественной деятельности. Реформирование общества, социального строя может быть достигнуто, по мнению этих критиков, без реорганизации его экономической основы, без "рассредоточения экономической силы". Основные предложения, выдвигаемые ими, сводятся к организации "строгого контроля" со стороны федерального правительства над всеми корпорациями, деятельность которых выходит за пределы отдельных штатов. Для этого предлагается принять федеральный статут для корпораций этой категории. С этим либеральные критики монополий связывают очень большие надежды. Критики доказывают необходимость создания федерального органа, который должен стать центром всесторонней информации о деятельности крупных корпораций, об их политике цен и производства и ее результатах. Критики исходят из того, что можно заставить корпорации откровенно информировать этот правительственный орган о всех своих делах, действиях и намерениях.

Этот орган должен быть "вооружен постоянно развивающимися критериями того, что соответствует общественным интересам в области политики цен и производства, проводимой корпорациями, с тем чтобы действия частных корпораций могли быть увязаны с национальными экономическими целями"¹. Результаты всей работы этого органа постоянно должны быть достоянием широкой общественности.

¹("The Relationship of Prices to Economic Stability and Growth", p. 17.)

Принцип "разумного подхода" выражает как будто более реалистическую позицию в отношении большого бизнеса. Однако, где те конкретные критерии, которые позволяют правильно оценить политику и результаты деятельности той или иной корпорации? Таких общественных критериев, которые разрабатывались бы для каждой отдельной отрасли и для экономики в целом и с которыми большой бизнес вынужден был бы считаться, не существует в современной капиталистической действительности, да и не может существовать. Ведь это означало бы не что иное, как появление централизованного планирования в интересах всего общества, а это невозможно при нынешнем экономическом и политическом строе.

Что касается применения принципа "разумного подхода" в отношении отдельных монополистических корпораций, то это реально лишь в случаях вопиющего, откровенно наглого попирания общественных интересов. Поэтому не случайно принцип "разумного подхода" подвергался резкой критике многими экономистами из числа критиков как "принцип", попросту развязывающий руки монополистам.

Решение Верховного суда по делу компаний "Стандард ойл" и "Америкэн табэкко" в 1911 г. явилось важной вехой в развитии антитрестовского законодательства. Верховный суд, пишут Стокинг и Уоткинс, "протянул оливковую ветвь (как символ мира) большому бизнесу". Эта оливковая ветвь была окрещена в "правило разумного подхода", произошло тем самым юридическое "усовершенствование" закона Шермана: появилась возможность разграничивать "хорошие" и "плохие" тресты. Сама монополистическая власть была узаконена. Дело было переведено в другую плоскость: следить за тем, как используется монополистическая власть, нет ли "злоупотреблений". Антиобщественная политика монополий является будто бы исключением, отклонением от "нормы", которое может быть пресечено в судебном порядке.

Дискуссия по поводу соотношения этих двух принципов в трактовке антитрестовских законов вовсе не означает какого-либо принципиального размежевания защитников одного или другого принципа. Большинство либеральных критиков роднит вера в возможность установления в современном американском обществе эффективного социального контроля над крупными корпорациями, в результате чего все преимущества крупного производства могут использоваться в интересах общества и антиобщественная деятельность монополий будет пресечена. Либеральные критики боятся и не хотят широких и решительных действий на основе антитрестовских законов, считая, что законодательство должно "осмотрительно и осторожно" использоваться в каждом отдельном случае применительно к отдельно взятым корпорациям.

"Мы должны совладать с проблемой большого бизнеса,- пишет Эдварде, - решая ее применительно к отдельно взятым корпорациям... В качестве метода мы должны использовать антитрестовские законы, которые провозглашают широкие цели, но не предусматривают никаких общих правил, если не считать правил судебной процедуры... Наша атака на большой бизнес, - заключает Эдварде, - должна быть строго выборочной, а не всеобъемлющей. Вовсе не следует бросать вызов всему большому бизнесу"¹.

¹(С. Edwards. Big Business and the Policy of Competition, p. 113-114.)

Антитрестовское законодательство, его проведение в жизнь, борьба вокруг него - все это, как подчеркивает Роберт Брэди, стало всецело сферой взаимоотношений большого и малого бизнеса. Все жалобы на монополистическую практику исходят только от бизнесменов, так же как и все требования об усилении антитрестовских законов. Антитрестовское законодательство с его проконкурентной направленностью оказалось в стороне от интересов рабочих, большинства фермеров, интеллигенции, мелкобуржуазных городских слоев. Роль антитрестовского законодательства свелась к тому, чтобы служить орудием борьбы малого бизнеса против засилья монополий и отчасти орудием, которое используют монополистические группы в конкурентной борьбе друг с другом.

Хотя антитрестовские законы относятся к категории законов, изданных законодательным органом - Конгрессом, содержание их крайне неопределенно, и потому решающую роль играет интерпретация этих законов судами в ходе конкретных судебных процессов. Каждое постановление суда по какому-либо судебному процессу становится юридическим прецедентом. Как и все законы, ' относящиеся к категории "common law" (законы, находящие свое выражение в судебных решениях, а не в специально принятых законодательных актах и выражающие традиции страны), антитрестовское законодательство развивается в процессе интерпретации судами различных явлений, относящихся к сфере действия этого законодательства. Поэтому в действительности, как пишет М. Хендлер, антитрестовские законы являются всецело результатом творчества судей¹. Последнее слово всегда принадлежит Верховному суду, а он вообще не обязан руководствоваться прецедентами.

¹(М. Handler. Antitrust in Perspective. New York, 1957, p. 3.)

Суды интерпретируют все законы страны, но в антитрестовской области им принадлежит особо важная роль, так как в данном случае суды выражают, вернее, формируют политику государства в отношении монополий.

В монографии, посвященной рассмотрению практики осуществления антитрестовских законов, У. Гамильтон следующим образом охарактеризовал роль интерпретации антитрестовского законодательства судами: "На деле эти законы в разное время подчинялись разным интересам. Дух времени, партийная борьба, пристрастия должностных лиц - все это определяло конкретную трактовку законодательства при его практическом применении. Антитрестовский отдел был подвержен порывам всех ветров. Будучи частью министерского аппарата, он не был защищен от воздействия со стороны общего политического курса, частных политических моментов и всех тех сил, которые оказывают давление на правительство... То, что встречало неодобрение при одном правительстве, при другом считалось терпимым или даже находило поддержку"¹. В каждом отдельном случае судам предоставляется возможность трактовать по собственному усмотрению и определять содержание понятий: "монополия", "нечестная конкуренция", "существенное ограничение конкуренции" и т. д.

¹(W. Hamilton and I. Till. Antitrust in Action. TNEC, Monograph N 16. Washington, 1941, p. 31-32.)

Понятие "монополия" отождествляется, как правило, с понятием "нечестная конкуренция", а под этой последней понимаются сговоры и соглашения с целью контроля над ценами, сбытом и т. п. Поэтому антитрестовское законодательство, по сути дела, гарантирует иммунитет, по словам Уилкокса, для монополистических объединений, создаваемых посредством слияний и поглощений¹. Но и тогда, когда крупнейшие монополистические объединения представали перед судом, в подавляющем большинстве случаев они признавались невиновными².

¹(C. Wilcox. Public Policies toward Business, p. 144.)

²(Ibid., p. 143.)

Высшая точка в антитрестовской деятельности - 1911 год, когда Верховный суд постановил расчленить два наиболее крупных объединения - "Стандард ойл" и "Американский табачный трест". Но это было одновременно и концом "крестового похода" против трестов. Понеся незначительное тактическое поражение, большой бизнес одержал стратегическую победу: был провозглашен принцип "rule of reason". Монополистический капитал получил заверения в том, что впредь "хорошим" трестам никакие преследования не угрожают.

В судебном процессе против компании "Юнайтед шу машинери", контролировавшей 95% выпуска машин для обувной промышленности, суд нашел, что эта компания-монополист не виновна в нарушениях закона Шермана. Точно так же в 1920 г. был признан невиновным в монополизации такой промышленный гигант, как "Юнайтед Стейтс стил корпорейшн", объединивший более 180 отдельных компаний. Причем в качестве аргумента, призванного доказать, что эта корпорация не является монополистом, приводились ссылки на соглашения о ценах между этой корпорацией и еще несколькими компаниями в отрасли: это, мол, свидетельствует о том, что трест "Юнайтед стил" не обладал достаточной силой для единовластного контроля над рынком, а значит, он не является монополистом. Сам факт существования соглашений фигурировал здесь не как криминал, а как свидетельство невиновности обвиняемого.

Вслед за "Юнайтед Стейтс стил корпорейшн" "хорошим трестом" была признана такая компания, как "Интернешнэл Харвестер", монополист в области сельскохозяйственного машиностроения (1927 г.).

Зато в 1945 г., после окончания войны, правительство вынуждено было сделать некоторый поворот навстречу антимонополистическим, демократическим устремлениям широких слоев населения. На процессе по делу "Алюминум компани оф Америка" (АЛКОА) суд заявил, что Конгресс не прощает "хорошие тресты" и не осуждает "плохие", он запрещает как те, так и другие. Было заявлено, что в задачу антитрестовских законов входит не только регулирование практики и методов бизнеса. Одна из целей состоит в том, чтобы "увековечить и защитить конкуренцию ради нее самой; несмотря на связанные с этим издержки, обеспечить такой строй, когда промышленность представлена некрупными единицами, способными эффективно конкурировать друг с другом"¹. Но и это словесное возрождение принципа "per se" было мимолетно. В 1950 г., когда дело АЛКОА возвратилось в окружной суд, было вынесено решение, в котором впервые провозглашалось следующее общее правило: при определении пределов допустимой мощи, совместимой с антитрестовскими законами, для каждой из отдельных отраслей должны приниматься во внимание следующие факторы: численность и сила фирм на данном рынке; их эффективные размеры с точки зрения потребностей развития технологии и с точки зрения конкуренции с субститутами и с иностранными фирмами; интересы национальной безопасности, а именно поддержание мощного производственного потенциала; максимальные условия для научных изысканий и развития; заинтересованность общества в низких издержках и непрерывном производстве².

¹(С. Wilcox. Public Policies toward Business, p. 143.)

²(С. Wilcox. Public Policies toward Business, p. 148.)

Исходя из этого правила АЛКОА была оставлена в неприкосновенности; в качестве "исправительной меры" ей было предписано предоставлять лицензии другим компаниям на использование ее патентов.

Нередки случаи, когда суд по идентичным делам принимал прямо противоположные решения. Например, по делу о торговых ассоциациях в одних случаях суд приходил к выводу, что истинные конкуренты не могут обмениваться ежедневно, еженедельно и ежемесячно сведениями о мельчайших деталях своего бизнеса, а раз такой обмен имеет место, значит, члены ассоциации действуют под единым руководством и преследуют общие цели, направленные на ограничение конкуренции¹. В других случаях, касающихся аналогичной политики торговых ассоциаций, суд приходил к выводу, что такую деятельность торговых ассоциаций не следует запрещать, потому что ее конечным результатом "может быть стабилизация цен или ограничение производства благодаря лучшему пониманию экономических законов и лучшей возможности удовлетворять их требованиям"².

¹(Ibid., p. 155.)

²(Ibidem.)

Но юридические манипуляции, игра в определения, широковещательная демагогия о "бдительной" и "гибкой" защите общественных интересов - все это лишь одна сторона дела. И в тех случаях, когда виновность обвиняемых в антитрестовских процессах полностью доказана и государство выиграло дело, это отнюдь не значит, что будут осуществлены какие-то меры по исправлению положения. "Дело обстоит так, что юридическая проблема "одержания победы" в антитрестовском судебном процессе заслонила экономическую проблему, состоящую в принятии соответствующих мер rid исправлению положения"¹.

¹("Antitrust Law Enforcement by the FTC and the Antitrust Division". Department of Justice, A Preliminary Report, Select Committee on Small Business, House of Representatives, 81st Congress. Washington, 1951, p. 65.)

Как организовано "преследование" монополий в США на основе антитрестовского законодательства? В США имеются два учреждения, призванных проводить в жизнь антитрестовское законодательство: Антитрестовский отдел Министерства юстиции во главе с заместителем генерального прокурора США (отдел был создан в 1903 г.) и Федеральная торговая комиссия. Как правило, каждое антитрестовское дело начинается с получения жалобы (в форме письма, персонального заявления, через прокурора или конгрессмена) на притеснения со стороны монополистов. В среднем ежегодно поступает 1000-1500 жалоб. Если признано, что дело заслуживает внимания, принимается решение начать расследование. Расследование - это дело очень трудоемкое, длительное и дорогостоящее. Потенциальные обвиняемые могут утаивать материалы и документы, применять подкуп, шантаж, угрозы в отношении свидетелей и т. д. Расследование может проходить тремя этапами: 1) предварительное расследование, его назначает генеральный прокурор и проводит персонал Антитрестовского отдела в сотрудничестве с Федеральным бюро расследований, представляющим собой самостоятельный отдел Министерства юстиции; 2) если оказывается нужным, то назначается полное расследование силами Федерального бюро расследований; 3) если потенциальный обвиняемый отказывается представить необходимые сведения, то Антитрестовский отдел может передать дело Федеральному большому жюри для расследования уже в ходе судебных заседаний.

Против нарушителей антитрестовских законов может быть возбуждено либо гражданское дело, либо уголовное, либо то и другое одновременно. Уголовное дело возбуждается в тех случаях, когда налицо намеренное использование обвиняемым практики, заведомо запрещенной законом, например, установление заведомо дискриминационных цен, бойкот, а также в тех случаях, когда обвиняемый уже прежде был признан виновным в подобных нарушениях или знает, что подобная практика, бесспорно, осуждается (исходя из решений суда по другим антитрестовским процессам)¹.

¹("То Study the Antitrust Laws". U.S. Attorney General's National Committee, Report. Washington, 1955, p. 350.)

Если правительство выигрывает дело, то в качестве мер наказания может быть либо штраф, либо тюремное заключение сроком до одного года. Размер штрафа, налагаемого на ответчика, составлял всего 5 тыс. долл. за нарушение каждого параграфа закона, и только в 1955 г. штраф был увеличен до 50 тыс. долл. Нечего и говорить о том, что это ничтожно малая величина в сравнении с гигантскими прибылями, получаемыми монополистами.

Что касается такой меры, как тюремное заключение, то характер использования этой меры говорит сам за себя. С 1890 до 1958 г. было осуждено всего 206 человек. Из 198 человек, входящих в это число, 108 были членами рабочих союзов, 75 - мелкие вымогатели, 8 - шпионы военного времени и только 7 - бизнесмены. В остальных случаях действие приговоров было приостановлено. Из крупных деятелей промышленности, разумеется, ни один не провел ни одного дня в тюрьме за нарушение антитрестовских законов¹.

¹(C. Wilcox. Public Policies toward Business, p. 110.)

В итоге сильно нашумевшего антитрестовского процесса над 29 компаниями в электротехнической промышленности (1958-1960 гг.) эти компании были оштрафованы на сумму в 1 924 500 долл. Для фирмы "Дженерал электрик" (на ее долю вместе с компанией "Вестингауз" пришлась половина этой суммы) штраф составил всего лишь 2/10 от 1 % ее годовых чистых прибылей. Из 52 индивидуальных ответчиков - должностных лиц этих компаний - 7 человек было осуждено на тюремное заключение сроком в 30 дней¹.

¹(J. Herling. The Great Price Conspiracy. The Story of the Antitrust Violations in the Electrical Industry. New York, 1962.)

Судебное расследование продолжалось, и в июне 1964 г. Большое судебное жюри, заседавшее в Филадельфии, пришло к заключению, что в результате сговора покупателям электротехнического оборудования приходилось платить на 25% больше по сравнению с тем, сколько бы они платили при отсутствии монополистического контроля над ценами. Сама компания "Дженерал электрик" - главный "обвиняемый" - подсчитала, что если исходить из 10% переплаты в цене продаваемых ею товаров, то она должна была бы возместить своим покупателям 120 млн. долл., а вся отрасль в целом - 300 млн. долл.

Каков же исход дела для конспираторов? Для них все сложилось наилучшим образом. "Внутренняя служба доходов", в ведении которой находится налогообложение, предоставила этим компаниям налоговую скидку более чем на 150 млн. долл. Те суммы, которые им пришлось выплатить по судебным искам, были причислены к "обычным и необходимым издержкам" и таким образом исключены из облагаемых налогом прибылей. Председатель Подкомиссии сената по антитрестовскому законодательству и монополиям Ф. Харт и председатель Юридической комиссии Палаты представителей (и ее Подкомиссии по антитрестовскому законодательству и монополиям) Э. Селлер выступили с протестом, который, как и следовало ожидать, не возымел никакого действия¹.

¹(R. J. Barber. Windfall for Conspiracy. "Nation", November 1964, p. 332-333.)

Однако независимо от мер наказания ни одна корпорация не желает представать перед судом. Всякое расследование и огласка не способствуют укреплению престижа фирмы и воспринимаются как вторжение в право собственности.

Есть и еще одно обстоятельство, в силу которого монополисты стремятся избежать судебного процесса. Дело в том, что если вина обвиняемого доказана в ходе судебного процесса, то это может служить основой, как бы исходным пунктом для возбуждения частного судебного иска о возмещении в тройном размере ущерба, нанесенного действиями монополиста каким-либо другим компаниям. Правда, не каждая компания способна финансировать такой судебный процесс, к тому же шансы на выигрыш невелики. К 1938 г. только 13 из 175 таких процессов (начиная с 1890 г.) принесли победу истцам. Но после второй мировой войны число таких процессов и решений в пользу истцов резко возросло. В последние годы количество частных судебных процессов покрайней мере в 5 раз превышало число процессов, где обвинителем выступало государство. В 1958 г., например, государство начало 33 гражданских и 22 уголовных антитрестовских процесса; частных процессов было возбуждено 270W¹.

¹(V. Mund. Public Policies toward Business, p. 212.)

Вплоть до 1955 г. иск о возмещении ущерба могли предъявлять только частные лица. Государство таким правом не располагало. Но в 1955 г: Конгресс дополнил закон Клейтона, разрешив правительству требовать в судебном порядке возмещения ущерба, нанесенного монополистом в однократном размере2. Поэтому усилилось стремление крупных корпораций укрепить свои позиции во взаимоотношениях с Антитрестовским отделом Министерства юстиции.

2 В частности, в итоге антитрестовского процесса в электротехнической промышленности государство возбудило в марте 1961 г. гражданский процесс против компаний, признанных виновными, с целью возмещения государству ущерба в размере 12 млн. долл. В мае 1961 г. было начато еще пять таких процессов. G. Wiprud. Antitrust Treble Damage Suits Against Electrical Manufacturers. - "Northwestern University Law Review", March - April 1962, vol.57, p. 30.

Чрезвычайно удобным средством избежать уголовного судебного процесса, если уж нельзя было тем или иным способом вообще предотвратить расследование, является использование так называемого nolo contendere, т. е. отказ защищаться. Обвиняемый заявляет, что он не имеет намерения опровергать обвинения, предъявленные ему, и в то же время не признает себя виновным. Обвиняемый обязуется заплатить штраф, если суд примет его заявление и назначит эту меру наказания.

В этом случае суд состояться не может, справедливость обвинения не может быть доказана и частный иск о возмещении ущерба не может быть возбужден. Кроме того, это избавляет обвиняемых от затрат времени и крупных денежных затрат на ведение длительного судебного процесса. Не удивительно, что использование "nolo contendere" стало типичным исходом уголовных дел по обвинению в нарушении антитрестовского законодательства. За принятием "nolo contendere" следует небольшой штраф. С 1946 по 1954 г. средний размер такого штрафа не превышал 2600 долл.¹

¹("To Study the Antitrust Laws", p. 350.)

Штрафы, назначаемые за нарушение закона Шермана без судебных процессов, составляют большую часть всех взыскиваемых с монополистов сумм. А общая сумма штрафов составляет ежегодно примерно 250 000 долл. К 1952 г. наложенные штрафы составили сумму в 13 млн. долл., общее число обвиняемых, подвергшихся штрафу, -20 000¹.

¹(М. Dimock. Business and Government, p. 120.)

Итак, уголовный антитрестовский судебный процесс, призванный "карать" монополистов и тех, кто "стремится к монополизации", "обрушивает" на головы нарушителей такие "кары", насчет действенности которых никто не может питать никаких иллюзий.

Но "преследование" монополистов происходит и посредством гражданских судебных процессов. Если процесс не прекращен и виновность доказана, то исход таких процессов может быть двоякий. I. Выносится предписание суда, запрещающее впредь предпринимать действия, подвергшиеся осуждению. Предписание имеет негативный характер. Виновный не наказывается за прошлое, а отпускается с наказом: "Иди и не греши впредь" (например, в отношении сговоров, соглашений, объединенных действий монополистов). II. Принятие судебного решения, предусматривающего определенные позитивные меры, направленные на создание условий, которые препятствовали бы осуществлению монополистической политики в будущем. В решении может, например, содержаться требование роспуска торговой ассоциации, реорганизации объединения, продажи части акций, предоставления лицензий на использование патента, продажи, а не сдачи в аренду запатентованных машин и т. д.

За исключением мер, касающихся патентов, все позитивные меры сводятся к расформированию крупных объединений, расчленению комплексных корпораций на части, отторжению части активов или пакетов акций.

С 1890 по I960 г. было принято более 100 решений, предусматривающих расформирование или расчленение крупных корпораций, из них только 24 решения - в итоге судебных процессов. Многие критики считают, что, хотя эффект этих расчленений был предельно низок, расформирование гигантов при широком и последовательном осуществлении такой политики - это единственный способ покончить с монополистической политикой, если не ориентироваться на прямое государственное регулирование или огосударствление крупных корпораций¹.

¹(V. Mund. Government and Business, p. 200, 205.)

И в процедуре гражданских антитрестовских преследований предусмотрена возможность для монополистов, которым предъявляется обоснованное обвинение в злоупотреблении силой, избежать судебного процесса. Подобно тому как средством предотвращения уголовных антитрестовских судебных процессов служит метод "nolo contendere", так угроза гражданского судебного процесса предотвращается при помощи так называемых примирительных соглашений обвиняемого с обвинителем, в роли которого выступает государство. Эти соглашения являются результатом секретных переговоров юристов из Антитрестовского отдела с представителями защиты. Затем соглашение поступает в окружной федеральный суд, и там его, не рассматривая по существу, утверждают. После этого оно приобретает силу, как всякое судебное решение.

При использовании такого метода обвиняемый отказывается признать за собой вину, но принимает предлагаемые ему условия. Этот метод, как и "nolo contendere", лишает возможности какие-либо компании предъявлять на законном основании частный иск о возмещении ущерба в тройном размере.

Насколько широко использовался этот метод, видно из того, что начиная с 1890 г. почти 75% всех начатых гражданских антитрестовских судебных дел закончились принятием примирительных соглашений. С 1953 г. метод компромиссных соглашений стал основным.

Большинство идеологов немонополистической буржуазии выступают с резкой критикой таких соглашений, справедливо видя в их использовании способ спустить на тормозах осуществление антитрестовских законов. К тому же сами решения, принимаемые в результате соглашения, почти никогда не осуществлялись. Дело считалось законченным после того, как суд утвердил соглашение. Никто не вел контроль за их выполнением. Ведь даже за исполнением судебных решений, вынесенных в результате длительных и нашумевших судебных процессов, никто не наблюдает - такой функции просто не предусмотрено. За всю историю антитрестовского законодательства вплоть до 1958 г. 26 обвиняемых было привлечено за "неуважение суду" и 15 из них оштрафовано за несоблюдение постановлений суда, вынесенных в итоге антитрестовских судебных процессов¹. Эти обвинения в "неуважении к суду" автоматически возникали в связи с тем, что одни и те же компании неоднократно представали перед судом по обвинению в монополистической практике.

¹(С. Wilcox. Public Policies toward Business, p. 115.)

Апологеты монополий всемерно стараются доказать, что судебные процессы - это неудовлетворительный метод осуществления антитрестовских законов, ссылаясь на то, что это дело очень длительное и дорогостоящее. Действительно, судебные процессы обходятся дорого. Проведение одного крупного судебного процесса стоит государству от 350 до 750 тыс. долл. Обвиняемые тратят нередко в несколько раз больше. По сведениям Антитрестовского отдела Министерства юстиции, одна из компаний в числе обвиняемых в судебном процессе против группы фирм во главе с "Хартфорд эмпайр" (1945 г.) потратила около 900 тыс. долл. на ведение защиты в окружном суде и от 500 до 800 тыс. долл. при апелляции в Верховный суд. Расходы семи других обвиняемых, по оценке, превысили 1 млн. долл.¹ В итоге антитрестовского процесса против "Института цемента" обвиняемые потратили более 11 млн. долл. Решение по этому делу объявило незаконной систему базисных цен. Дело тянулось 11 лет. Результатом расследования явились 49 000 страниц с описанием фактов, 50 000 страниц свидетельских показаний, 4000 - с обобщениями, сделанными юристами².

¹("United States versus Economic Concentration and Monopoly", p. 248-255.)

²(M. Dimock. Business and Government, p. 126.)

Либеральные критики монополий считают одной из главных причин, обусловивших слабость антитрестовских преследований, мизерность ассигнований Антитрестовскому отделу. Эти ассигнования составляли до 1908 г. примерно по 100 000 долл. ежегодно, до 1935 г. - до 300 ООО долл., в 1939 г. - около 800 ООО долл., в 1940 г. - 1 300 000 долл., в 1942 г. - 2 300 000 долл., в 1949 г. - 3 400 000 долл., в 1959 г. -3 800 000 долл.

В предвоенный период - период "широкого похода" против монополий, объявленного Ф. Рузвельтом, Антитрестовский отдел имел максимальный годовой бюджет в 1 325 000 долл. и штат юристов, состоящий из 248 человек. В то же время полицейское управление г. Нью-Йорка тратило за год 60 млн. долл. и имело на службе 20 000 человек. В 1959 г. Антитрестовский отдел имел в штате 250 юристов и 25 экономистов.

Компании-монополисты, выступающие как обвиняемые в антитрестовских судебных процессах, имеют возможность тратить огромные средства для организации защиты. В ряде судебных процессов защита обошлась в сумму, превышающую 2 млн. долл.¹ На стороне защиты выступает, как правило, гораздо больше юристов, чем на стороне обвинения. Например, в судебном процессе против компании "Хартфорд эмпайр" на стороне обвинения выступили пять юристов, на стороне защиты - 30; в деле "Мэдисон ойл" (1936-1939 гг.) - соответственно 5 и 103 и т. д.²

¹(5. Whitney. Antitrust Policies, p. 22.)

²(С. Wilcox. Public Policies toward Business, p. 103.)

Важная роль в осуществлении антитрестовских законов отводится Федеральной торговой комиссии. Она состоит из пяти членов, назначаемых президентом с согласия Сената сроком на семь лет. Комиссия осуществляет на правах "независимого" органа две функции: административно-юридическую (как бы судейскую) и экономическую (экономические исследования, сбор статистических материалов по исследуемым вопросам, расчеты и т. д.).

Деятельность ФТК по осуществлению законов ведется в двух планах: 1) через официальное слушание дел на заседаниях по типу судебных, влекущих за собой (в случае если дело не прервано и вина обвиняемого доказана) принудительные, имеющие обязательную силу предписания нарушителям. Поводом для расследования, как и в Антитрестовском отделе Министерства юстиции, служит жалоба на монополиста, полученная от какого-либо лица или компании (но жалоба должна затрагивать не только частные интересы жалобщика, но и общественные интересы); 2) через обеспечение "добровольного сознательного сотрудничества членов промышленного сообщества", сотрудничества, призванного "вырабатывать и укреплять этику бизнеса", правила поведения. ФТК организует для бизнесменов конференции по вопросам методов торговой практики. В период с 1918 (когда впервые была проведена такая конференция) по 1940 г. состоялось более 200 конференций¹.

¹("Control of Unfair Competitive Trade Practices through Trade Practice Conference Procedure of the FTC". TNEC, Monograph N 34. Washington, 1941, p. 6.)

Как отмечают многие авторы, в послевоенный период упор в деятельности ФТК делается именно на эту "просветительную" работу, на вытеснение "формальных тяжб" "добровольным сотрудничеством". Руководящим принципом для этой деятельности ФТК является тезис, усиленно пропагандируемый апологетами монополий: "Большинство бизнесменов охотно подчинялось бы закону, если бы им было ясно, что он означает". Надо прежде всего разъяснить бизнесменам, что хорошо, а что плохо. Ибо если какие-то нарушения допускаются, то в основном по неведению.

Однако либеральные критики монополий справедливо высказывают опасения, что конференции, проводимые под руководством Бюро промышленного сотрудничества ФТК, способны только поощрять монополистическую практику сговоров.

По жалобам, поступающим в Федеральную торговую комиссию, если они признаны заслуживающими внимания, проводится расследование и ФТК формулирует свои обвинения и назначает время и место слушания дела. Слушание проходит в присутствии судебного следователя, который является служащим или членом ФТК. В итоге либо прекращение дела, либо вынесение предписания, которое обязывает нарушителя прекратить и не допускать впредь подобные нарушения. Если решение в течение 60 дней не обжаловано (путем подачи апелляции в суд), оно становится окончательным. Если предписание касается нарушения закона Клейтона, оно нe становится окончательным до тех нор, пока его нe утвердит суд по апелляциям.

Вынесение предписаний носит чисто формальный характер - комиссия не следит за их соблюдением и закрывает глаза на то, что в действительности большинство из них не выполняется. ФТК имеет право при несоблюдении своих предписаний ходатайствовать перед судом о наложении штрафа на нарушителя в размере до 5 тыс. долл., но она не пользуется этим правом. За период до 1953 г. ФТК издала 450 предписанийW¹.

¹(С. Wilcox. Public Policies toward Business, p. 140.)

Расследование и публичное слушание дела на заседаниях ФТК столь же нежелательно для монополистов, как и судебные заседания, проводимые по линии Антитрестовского отдела Министерства юстиции. Поэтому основным принципом во взаимоотношениях ФТК с нарушителями антитрестовских законов стал принцип "полюбовных соглашений". Вместо судебной тяжбы начиная с 1925 г. стало широко применяться соглашение о прекращении дела при условии, что обвиняемый обязуется не допускать впредь нарушений. В первое же десятилетие свыше 3 тыс. дел было ликвидировано таким образом. Этот метод применяется и в отношении "хронических" нарушителей¹.

¹(M. Dimock. Business and Government, p. 135.)

Ассигнования на деятельность ФТК весьма ограничены. До 1918 г. они не превышали 500 000 долл., до 1930 г. - примерно 1 млн. долл., в 1935 г. - 2 млн. долл., в 1949 г. - 3 млн. долл., в 1959 г. - 6,5 млн. долл. (из них 2/б на антитрестовскую деятельность).

Всякий раз, когда под влиянием определенной политической конъюнктуры ФТК начинала активно расследовать деятельность монополистов - а в штате ФТК немало энтузиастов, верящих в возможность пресечь монополистическую практику, - это порождало ожесточенные нападки на ФТК со стороны большого бизнеса. Так, в I 1948 г., когда после длительного расследования практики применения базисной системы цен Верховный суд утвердил решение ФТК о запрещении этой системы, поднялась мощная кампания против ФТК. Раздавались требования ликвидировать ее, так как она заражена "чуждой идеологией".

Наиболее широко используется монополистами такое средство борьбы с нежелательными расследованиями, как снижение ассигнований до таких размеров, при которых широкие расследования становятся практически невозможными. Административная деятельность ФТК сводится сейчас в основном к наблюдению за проведением в жизнь "этики бизнеса".

ФТК занимается и научно-исследовательской деятельностью. ФТК провела целый ряд серьезных научных исследований по таким вопросам, как национальное богатство и национальный доход, концентрация производства в промышленности, динамика слияний и объединений в промышленности, переплетающиеся директораты. ФТК провела изучение монополистической практики контроля над ценами и т. д. Ряд докладов ФТК - это квалифицированные экономические исследования, построенные на обобщении обширных материалов официальной статистики, на обобщении результатов расследований и содержащие ценнейший материал для изучения масштабов и методов господства монополистического капитала.

ФТК была главным помощником созданной Ф. Рузвельтом в 1938 г. Временной национальной экономической комиссии, перед которой была поставлена задача исследовать концентрацию экономической мощи в США и разработать рекомендации для правительственной экономической политики. Комиссия работала с июля 1938 г. по апрель 1941 г. Она имела штат экспертов, достигавший 150 человек. Результатом работы комиссии явились 39 монографий и 44 тома стенограмм заседаний. Это было беспрецедентное по своей широте изучение господства монополий. И хотя на правительственную политику выводы комиссии не оказали заметного воздействия, а самой комиссии дали тихо и спокойно скончаться, замалчивая результаты ее работы, собранный ею материал имеет большую познавательную ценность.

Американское антитрестовское законодательство, разумеется, ни в какой мере не мешало развитию монополий в США и их господству, хотя оно и наложило некоторый отпечаток на конкретные формы монополизации: так, в США прямые объединения путем слияний или поглощений сыграли значительно более важную роль как путь к монополизации по сравнению с объединениями картельного типа. Картельные функции выполняются, как правило, замаскированно торговыми ассоциациями. Крупные корпорации вынуждены, считаясь с общественным мнением, маскировать свою монопольную сущность, поддерживать видимость "свободной" конкуренции и сохранять в своей отрасли или даже создавать "конкурентов".

Неэффективность антитрестовских "преследований" очевидна для всех. Но либеральные критики монополий считают, что осуществление антитрестовского законодательства можно и нужно улучшить, что оно до сих пор еще не смогло по-настоящему выявить свою действенность. Позиция апологетов большого бизнеса иная. С одной стороны, они третируют антитрестовское законодательство, называя его архаическим, заявляя, что на практике оно не осуществляется и не должно осуществляться, ибо оно способно лишь сдерживать эффективность крупного производства, в результате чего наносится урон конкуренции.

Вместе с тем апологеты большого бизнеса заинтересованы в том, чтобы поддерживать иллюзии относительно действенности антитрестовского законодательства. Они окружают это законодательство своеобразным ореолом. Смысл этого очень верно выразили У. Гамильтон и Ирэн Тилл в монографии "Антитрестовское законодательство на практике": "Ореол вокруг этого законодательства служит практической цели недопущения всякой иной меры в качестве средства контроля над промышленностью"W¹.

¹( W. Hamilton and I. Till. Antitrust in Action. TNEC, Monograph N 16. Washington, 1941, p. 26.)

Большой бизнес рекламирует антитрестовское законодательство как "хартию свободы", как неотъемлемый атрибут и символ американской демократии. Монополисты заинтересованы в существовании антитрестовского законодательства, но они стремятся полностью вытравить из него всякое демократическое содержание, не допустить даже подобия общественного контроля над своими действиями, предельно ограничить гласность. В 1952 г. Консультативный совет при Министерстве торговли высказал рекомендацию, чтобы в Антитрестовском отделе был создан совет из бизнесменов, инженеров, экономистов и юристов; чтобы намечаемые антитрестовские расследования рассматривались сначала этим советом; чтобы ничего не предпринималось без его согласия. Было также предложено отказаться от применения судебных процессов, чтобы все антитрестовские дела рассматривались на конференциях, носящих "неофициальный характер"¹.

¹("Effective Competition". Department of Commerce, Business Advisory Council. Washington, 1952, p. 18-20.)

В 1953 г. при генеральном прокуроре США была создана комиссия по изучению вопроса о пересмотре антитрестовского законодательства; 30 из 58 юристов - членов этой комиссии ранее выступали на стороне ответчиков в 190 судебных антитрестовских процессах против крупных корпораций¹.

¹(См. "Апологеты монополий". M., 1955, стр. 67.)

Хотя свободная конкуренция остается фетишем для большинства буржуазных критиков монополий, они не могут не видеть, что возрождение конкурентной структуры промышленности шло бы против основной тенденции развития к росту концентрации, к переплетению и усложнению хозяйственных связей, к централизованному контролю. Перестройка вряд ли может ограничиваться отдельными компаниями в отдельных отраслях, это должна быть широкая ломка, но и она вряд ли сможет разрушить всю сеть финансовых и прочих связей. К тому же самые либеральные критики признают, что вера в конкуренцию у широких слоев американцев притупилась, произошло изменение в общественном мнении по сравнению с концом XIX и началом XX в. - от идеи "разогнать" тресты и вернуть свободную конкуренцию к признанию неизбежности экономической концентрации и поискам выхода в использовании общественного контроля.

Среди буржуазных критиков монополий есть немало таких, которые не считают конкуренцию панацеей и не верят в возможность подлинно эффективной конкуренции.

Так, например, Д. Линч пишет в своей работе "Концентрация экономической мощи", что вера в осуществимость и желательность возрождения свободной конкуренции является полнейшей иллюзией, основанной на игнорировании коренных особенностей современной монополистической экономики и тенденций ее развития. Линч пишет о том, что существует "своего рода эмоциональный, не выдерживающий критики культ конкуренции". "Люди научились употреблять слово "конкуренция" и придавать ему такое же мистическое и эмоциональное значение, какое придавали невежественные поклонники Зодиака в менее цивилизованные времена известным фразам, которые должны были обратить на них внимание богов. Понятие "конкуренция" стало фетишем, а само слово-лозунгом. Конкуренция кажется каким-то необходимым и мистическим благом. .. Вера в свободную и неограниченную конкуренцию стала чем-то вроде фольклора XX столетия, перешедшего к нам из предыдущего века"¹.

¹(Д. Линч. Концентрация экономической мощи в США, стр. 25, 42.)

Среди экономистов, выступающих с критикой монополий и не разделяющих веры в возможность возрождения свободной конкуренции, важное место принадлежит Артуру Р. Бэрнсу, профессору Колумбийского университета. Еще в 1936 г. он выпустил фундаментальную работу "Упадок конкуренции", оказавшую большое влияние на последующее развитие критики монополий в США.

Бэрнс убедительно показал, что всякая попытка возродить и поддержать конкуренцию с помощью антитрестовского законодательства заведомо обречена на провал, и причина этого кроется не в слабости самих законов или недостаточно последовательном их проведении в жизнь. А. Бэрнс считает, что наиболее глубокая причина, обусловившая провал попыток создать препятствия на пути объективных тенденций, порождаемых развитием промышленного производства, "заключается в несостоятельности экономической теории, лежащей в основе антитрестовского законодательства"¹.

¹("American Economic Review", June 1949, p. 693.)

Бэрнс рассматривает два варианта, в которых может мыслиться использование антитрестовского законодательства. Первый вариант: потребовать в законодательном порядке "конкурентного поведения от всех фирм", не прибегая к реорганизации промышленности. Второй вариант: провести реорганизацию промышленности с целью возрождения конкуренции.

Потребовать и добиться от крупных фирм в современных условиях отказа от монополистической практики, не проводя реорганизации собственности в промышленности, пишет Бэрнс, можно, только противопоставив их поведению государственное регулирование цен, объема производства, распределения рынков, затрат на рекламу и т. д. Это была бы "прямая атака" государства на монополистическую практику. Но если бы это и было сделано, то это неизбежно привело бы, как справедливо отмечает Бэрнс, не к возрождению свободной конкуренции, а как раз к противоположному результату-планированию промышленного производства со стороны государстваW¹.

¹(A. R. Burns. The Decline of Competition, p. 524-525.)

Что касается реорганизации промышленности с целью возрождения конкуренции, она может состоять в уменьшении размеров и увеличении числа фирм (через прямое законодательное запрещение чрезмерно крупных фирм или обложение их по сути запретительными налогами). Но ведь это тоже потребует специфического планирования: надо определить критерии "конкурентного размера", определить, сколько должно быть фирм в каждой отрасли, приспособить их фактическое количество к требуемому, наблюдать за тем, чтобы это не нарушалось и т. д. Кроме того, такая политика, заключает Бэрнс, если предположить, что она возможна, сама себя побивает. Как только фирма достигает максимальных размеров, допускаемых по закону, конкуренция как движущая сила, как стимул перестает действовать. Следовательно, намерения восстановить конкуренцию законодательным путем не могут решить проблему концентрации экономической силы - они не реалистичны.

Если же согласиться с тем, что возрождение конкуренции во имя разрешения проблемы концентрации экономической силы нереально, в таком случае мыслима, пишет Бэрнс, двоякая позиция: либо отказаться от регулирующего вмешательства государства в экономику и уповать на то, что монополии будут в своей деятельности считаться с интересами общества; либо признать, что государство должно активно влиять и участвовать в использовании монопольной силы.

Что касается первой позиции, то нет оснований думать, говорит Бэрнс, будто с ростом своей власти монополисты начинают руководствоваться общественными интересами, что у них растет чувство "социальной ответственности", просто монополии уже не применяют таких откровенных, скандально грубых методов господства, как раньше.

Но, как справедливо отмечает Бэрнс, если бы фирмы-монополисты в каждой отрасли даже и захотели считаться с общественными интересами, то необходима была бы хорошо налаженная координация действий между различными отраслями, а не только обмен соответствующей информацией. Хозяйственные связи в современном обществе настолько многообразны и сложны, что координация может осуществляться только через экономический орган, охватывающий всю страну. Наиболее подходящим для этой цели органом является, по убеждению Бэрнса, государство. Бэрнс подчеркивает, что современное массовое производство требует оценки будущего спроса, предложения, ресурсов и увязки их в масштабах всей страны. Он проявил понимание того, что в современной экономике массового высококонцентрированного производства прокладывает себе дорогу тенденция к централизованному руководству, к планированию в масштабах страны, осуществлять которое должно государство.

Что касается второго возможного варианта политики - участия государства в использовании монопольной силы, то максимум, во что она может вылиться на практике,- это "координированный контроль" государства над ценами и инвестициями на манер улучшенных кодексов "честной конкуренции", использовавшихся в 1933-1935 гг. Бэрнс совершенно прав, говоря, что такое участие государства отнюдь не может придать деятельности монополий общественно полезный характер.

Бэрнс показывает на примере политики "нового курса", что эффективный контроль правительства над экономикой в интересах общества невозможен в таких условиях, когда политика правительства не выходит за рамки мер, принимаемых большим бизнесом одобрительно или в крайнем случае без протеста.

Вся аргументация Бэрнса, логичная и убедительная, служит хорошим обоснованием объективной необходимости и неизбежности подлинного обобществления капиталистического производства. Бэрнс, вероятно сам того не желая, показал, что это единственно возможный способ разрешить противоречие между частными интересами монополий и интересами общества.

Эта позиция Бэрнса, который, развенчав антитрестовскую идеологию, оказался объективно солидарным с "левыми детерминистами" - сторонниками научного социализма, не осталась без внимания со стороны правоверных поборников антитрестовской идеологии свободного предпринимательства.

Вывод о том, что эра "конкурентного капитализма" ушла в результате естественной эволюции безвозвратно в прошлое, вызвал резкую критику, в частности со стороны Фрэнка Феттера. "Такая концепция, - пишет Феттер, - дает ложную картину процесса развития. Автор считает "упадок конкуренции" фатальной эволюцией... результатом неотъемлемых и объективных слабостей, присущих самой природе конкуренции и проявляющихся независимо и помимо человеческого волеизъявления, причем коллективные общественные действия никак не могут воздействовать на этот упадок конкуренции, не могут затормозить или изменить этот процесс. Какое удивительное перевоплощение доктрины "laissez-faire"! А потом, вступая в противоречие с предыдущими рассуждениями, автор заявляет, что бюрократически организованное общество может успешно наладить режим всеобъемлющей промышленной монополии. Но доказательство здесь отсутствует, перед нами примитивный расчет на то, что идейных противников можно, не вступая с ними в бой, подавить при помощи суеверия, или изощренная попытка, предпринятая социалистическим реформатором, парализовать волю своих противников, заклиная их философией истории или ее сомнительным эквивалентом - "экономической эволюцией"¹.

¹(F. Fetter, Planning for Totalitarian Monopoly. - "Journal of Political Economy", February 1937, p. 100-101.)

А. Р. Бэрнс являет собой пример такого либерально-буржуазного критика монополий, которого изучение тенденций развития современного капитализма привело к выводу о невозможности разрешения существующих социально-экономических противоречий в рамках капиталистической системы, к выводу, противоречащему интересам немонополистической буржуазии и объективно выходящему за пределы либерально-буржуазной критики монополий.

На такой же позиции стоит и Бен Лыоис. "Мое собственное предсказание, и я подчеркиваю, что это предсказание, а не предписание, состоит в том, - говорит он, - что в последующие годы мы увидим огромное усиление сознательного, коллективного, государственного контроля и государственного предпринимательства. Это развитие явится отражением растущего, напряженного беспокойства в связи с сосредоточением экономической власти в частных руках..."¹

¹(Цит. по: "Monopoly Power and Economic Performance", p. 104.)

Невозможно предвидеть, говорит Б. Льюис, по какому конкретному поводу и в каких формах начнется наступление на монополистов. Ясно только, что это не будет единичная, всеохватывающая мера, проводимая в один прием. Какое бы "патриотическое воздействие" ни оказывали идеи о "социальной ответственности" монополистов и бумажные победы, периодически одерживаемые Министерством юстиции и подогревающие веру ' в действенность антитрестовских преследований, ясно одно: "убеждение, что огромная власть над экономикой должна находиться в руках правительства народа, будет действовать неумолимо, неуклонно и мощно. Конкретные действия будут подсказаны не столько чистой логикой, сколько ходом событий; но эти события, несомненно, наступят, и за ними с неизбежностью последуют общественные действия, в результате которых власть принимать экономические решения перейдет в руки народного правительства"¹.

¹(Ibidem.)

оформить дебетовую карту