2. Историческая и неисторическая точки зрения

В "Теориях прибавочной ценности" Маркс писал о физиократах: .Было большой их заслугой, что они рассматривали эти формы (формы буржуазного способа производства Н. Б.), как физиологические формы общества, как формы, вытекающие из естественных нужд самого производства, которые независимы от воли, политики и т. д... Это материальные законы. Ошибка же физиократов состоит в том, что материальный закон определенной общественной формации рассматривается, как закон абстрактный, одинаково господствующий над всеми общественными формами^*".

^*(Es war ihr grosses Verdienst, dass sie diese Formen als physiologische Formen der Gesellschaft auffassten: als aus der Naturnotwendigkeit der Produktion selbst hervorgehende Formen, die von Willen, Politik u. s. w. unabhangig sind. Es sind materielle Gesetze. Der Fehler der Physiokraten ist nur der, dass das mate rielle Gesetz einer bestimmten historischen Gesellschaftsstufe als abstraktes аl'е Gesellschaftsformen gleichmassig beherrechendes Gesetz aufgefasst wird" (K. Marx, "Theorien über den Mehrwert" I. Band, S. 34).)

Здесь очень хорошо проводится различие между просто, общественной и общественно-исторической точкой зрения. Можно рассматривать "общественное хозяйство в целом", но не понимать всего значения специфически исторических общественных форм. Правда, в новейшее время неисторической точки зрения обычно соответствует и непонимание значения социальных связей, но тем не менее следует различать эти два методологических вопроса, ибо возможность "объективизма" отнюдь не является необходимой гарантией исторической постановки вопроса. Это мы видим на примере физиократов. В современной литературе мы находим то же самое у Тугана-Барановского, "социальная теория распределения" которого годится (а потому ничего не объясняет) для всякого расслоенного на классы общества^*.

^*(Смотр. Туган-Барановский, "Основы политической экономии". Нужно заметить, однако, что в то время, как физиократы в действительности объясняли капитализм, хотя и не сознавали этого, Туган хочет сознательно объяснить его, но "вырабатывает" одни ничего не говорящие формулы. Об этом смотр. N. Bucharin, "Eine Oekonomie ohne Wert", "Neue Zeit", 1914, №№ 22 и 23.)

Маркс самым резким образом подчеркивал исторический характер экономической теории и относительность ее законов. "По его мнению... каждый исторический период имеет свои законы... но, как только жизнь пережила период данного развития, вышла из данной стадии и вступила в другую, она начинает управляться уже другими законами^*". Из этого, конечно, отнюдь не вытекает, что Маркс отрицал все и всяческие общие законы, которые бы определяли ход общественной жизни на различных ступенях развития. Теория исторического материализма, например, открывает законы, пригодные для общественного развития вообще. Но это отнюдь не исключает специфических исторических законов политической экономии, которые, в противоположность социологическим законам, выражают сущность одной из общественных структур, капиталистической общественной структуры^**.

^*(К. Маркс, "Капитал", т. I, стр. XIV; цитата взята из рецензии Кауфмана, приводимой самим Марксом.)

^**(Этого не понимают даже "благожелательные" критики. См. Charasoff, I. с, S. 260-261.)

Здесь уместно будет предупредить одно могущее быть сделанным возражение. А именно, нам могут сказать, что признание историчности с неизбежностью влечет за собой идеографический, чисто описательный тип теории, т.-е. ту точку зрения, которую защищает так - называемая "историческая школа". Однако такое возражение покоилось бы на смешении совершенно различных вещей. Возьмем какое-либо общее положение идеографической науки par excellence статистики. Статистика населения выводит, например, такой "эмпирический закон": на 100 девочек - рождается 105-108 мальчиков. Этот "закон" - чисто описательного характера, на нем непосредственно не выражено никакого общего, причинного, соотношения. Наоборот, теоретический закон в политической экономии укладывается, как мы видели, в формулу причинности: если имеется А, В, С, то наступает D.; другими словами, наличность определенных условий, "причин", ведет за собой наступление определенного следствия. Ясно, что эти "условия" могут быть и исторического характера, т.-е., что они в действительности встречаются только в определенное время. С чисто логической точки зрения, вполне безразлично, где и когда встречаются эти условия в действительности, и далее встречаются ли они вообще, - в этом смысле перед нами "вечные законы"; с другой точки зрения, их реального проявления, они суть "исторические законы", ибо они связаны с "условиями", встречающимися лишь на исторически определенной ступени развития^*. Но раз эти условия даны, даны тем самым и их следствия. Именно на этом характере теоретических экономических законов возможно их "применение" к странам и эпохам, где общественное развитие достигло соответствующей высоты (поэтому, например, русские марксисты могли удачно предсказать "судьбы капитализма в России"), хотя анализ Маркса исходил из конкретного эмпирического материала, касавшегося Англии^**.

^*(Проф. Онкен в своей "Geschichte der Nationalökonomie" различает три метода: die exacte oder philosophische, die historische oder besser historisch statistische und endlich die historisch-phylosophische, welche einen synthetischen Charakter besitzt (S. 9). И дальше: "Auf sozialistischen Gebiete hat die historisch-phylosophische Methode einesteils durch Saint Simon und sodann in extrem materialistischer Richtung durch Karl Marks und Friedrich Engels Vertretung gefunden... Erfolgreich bekampft werden kann er (историч. материализм. И. Б.) nur auf dem gleichen, d. h. historisch-phylosophischen Boden" (ibid). Здесь, таким образом, ghизyается плодотворность именно марксова метода, который, конечно, следует по Онкену "соединить" с кантовским идеализмом, в целях более удобной борьбы с марксизмом, как зловредной материалистической теорией.)

^**(Этого совершенно не понимает г. Булгаков. См. его критику марксистских прогнозов в "Философии хозяйства".)

Таким образом, "исторический" характер законов политической экономии отнюдь не превращает последнюю в науку идеографического типа. С другой стороны, только историческая точка зрения может быть познавательно ценной в этой области.

Политическая экономия, как наука, может иметь своим объектом исключительно товарное (resp. товарно-капиталистическое) общество. В самом деле, если бы мы имели перед собой какой-либо вид организованного хозяйства, будь это ойкосное хозяйство Родбертуса, первобытная коммуна, феодальное поместье или организованное общественное хозяйство социалистического "государства" - мы бы не нашли там ни одной проблемы, разрешение которой составляет задачу теоретической экономии; эти проблемы касаются товарного хозяйства, в особенности его капиталистической формы: таковы проблемы ценности, цены, капитала, прибыли, кризисов и т. д. Это, конечно, не случайность: как раз теперь, при системе большей или меньшей "свободной конкуренции", наиболее ясно выражается стихийность экономического процесса, где индивидуальная воля и цель отходит на задний план перед объективно развивающейся цепью общественных явлений; только товарному производству и его высшей форме производству капиталистическому, свойственно то явление, которое Маркс назвал "товарным фетишизмом" и блестящий анализ которого он дал в "Капитале". Именно здесь личные отношения людей в производственном процессе выражаются в безличных отношениях между вещами, и эти последние принимают форму "общественного иероглифа" ценности (Маркса). Отсюда та "загадочность", которая свойственна капиталистическому производству, и то своеобразие проблем, которые впервые появляются здесь для теоретического исследования. "Не вследствие caractere typique de la liberte economique"..., а в силу теоретико-познавательного своеобразия системы конкуренции, которая приводит с собой как наибольшее число теоретических задач, так и наибольшую трудность их решения^*", анализ капиталистической действительности представляет особый интерес и придает особый логический вид экономической науке, которая исследует закономерность стихийной жизни современного общества, выводит законы, независимые от сознания людей, "регулирующие естественные законы, на манер закона тяжести, когда над вашей головою обрушивается дом^**". И вот эта стихийность, вытекающая притом из весьма сложных отношений, есть сама историческое явление, свойственное лишь товарному производству^***. Только в неорганизованном общественном хозяйстве создаются специфические явления, когда взаимоприспособление различных отдельных частей "производственного организма" идет помимо сознательно на это приспособление направленной воли людей. При планомерном ведении общественного хозяйства распределение и перераспределение производительных сил общества есть сознательный, основанный на статистических выкладках, процесс; при современной анархии производства этот процесс совершается посредством целого передаточного механизма цен, их падения или повышения, путем давления этих цен на прибыль, путем целого ряда кризисов и т. д.; словом, не сознательный расчет коллектива, а слепая сила общественной стихии, проявляющаяся в целом ряде общественно-экономических явлений - в первую голову рыночной цены - вот что характерно для современного общества и вот что составляет предмет экономической науки. При социалистическом строе политическая экономия потеряет свой смысл: останется одна лишь "экономическая география" - наука идеографического типа и нормативная наука "экономической политики", ибо отношения между людьми будут простыми и ясными, устранится всякая их вещная, фетишизированная формулировка, а на место закономерностей стихийной жизни станет закономерность сознательных действий коллектива. Уже из одного этого ясно, что при исследовании капитализма нужно принимать во внимание основные его черты, отличающие капиталистический "производственный организм" от всякого иного: ибо исследование капитализма и есть исследование того, что отличает капитализм от всякой другой общественной структуры; если мы отвлекаемся от этих особенностей, которые типичны для капитализма, то мы будем иметь дело лишь со всеобщими категориями, пригодными для всяких общественных производственных отношений и потому не объясняющими исторически определенного, совершенно своеобразного процесса развития "современного капитализма". Как говорит Маркс, именно в забвении этого положения и заключается "вся мудрость" современной буржуазной экономии, которая стремится доказать прочность теперешних отношений^****. При этом нужно иметь в виду, что анализ капитализма, как развитого товарного производства, характеризующегося не обменом вообще, но капиталистическим обменом, где на рынке появляется рабочая сила в качестве товара, и где производственные отношения ("экономическая структура общества") включают в себя не только отношения между товаропроизводителями, но и отношение между классом капиталистов и классом наемных рабочих, - что этот анализ капитализма требует, кроме исследования общих условий товарного хозяйства (наличность лишь одного этого элемента соответствовала бы теории простого товарного производства), также и исследования специфической структуры капитализма. Только такая постановка вопроса может создать действительно научную экономическую теорию. Если заниматься не апологией и увековечиванием капиталистических отношений, а их теоретическим исследованием, то необходимо выделить их типичные черты и эти черты анализировать. Так именно и поступает Маркс. Его "Капитал" начинается словами:

"Богатство обществ, в которых господствует капиталистический способ производства, является "огромным скоплением товаров", а отдельный товар - его элементарной формой. Наше исследование поэтому начинается с анализа товара^*****".

^*("Nicht wegen des "сaractere typique de' la liberte economique", sondern wegen der erkenntnisstheoretischen Eig nart des Conkurrenzsystems, welches sowohl die grösste Zahl der theoretischen Ratsel, als die grösste Schwierigkeit, sie zu losen, mit sich fuhrt" (Heinrich Dietzel, "Theoretische Sozialökonomik", S. 90).)

^**(К. Маркс, Капитал, I, стр. 31, перев. Струве (III изд.).)

^***(Gesetzmassige Erscheinungen heutiger Art... erst entstanden, als jede Isolierung, aber auch diejenige ortliche Abgeschlossenheit überwundene Dinge waren" (Neumann, "Naturgesetz und Wirtschaftsgesetz", "Zeitschrift für die gesamte Staatswissenschaft", hg. v. Schoffle, 1892, Jahrg. 48, Heft 3, S. 446. П. Струве очень хвалит Маркса за анализ товарного фетишизма, но он считает, что Маркс и вся школа научного социализма ошибались, приписывая этому явлению исторический характер. Последнее обстоятельство не помешало, впрочем, тому же автору ставить фетишизм в связь с товарным хозяйством, которое, по его же собственному мнению, является исторической категорией (см. у него о "системе хозяйства", 1. с).)

^****("In diesem Vergessen liegt zum Beispiel die ganze Weisheit der modernen Oekonomen, die Ewigkeit und Harmonie der bestehenden socialen Verhältnissen beweisen"... ("Einleitung zu einer Kritik" etc., S. XVI). Писано в 1857 г., но буквально приложимо к "двадцатому веку".)

^*****(К. Маркс, "Капитал", т. I, стр. 1.)

Таким образом, с первых же строк все исследование поставлено на исторические рельсы. В дальнейшем анализ Маркса показывает, что все основные понятия экономической науки носят исторический характер^*.

^*(Сводку методологических взглядов Маркса можно найти в не раз цитированной нами "Einleitung". По поводу исторических и неисторических "условий производства" Маркс следующим образом резюмирует свои мысли: "Zu resumieren: es gibt allen Produktionsstufen gemeinsame Bostimmungen die von Denken als allgemeine fixiert werden, aber die sogenannten algemeinen Bedingungen aller Produktion sind nichts als diese abstrakten Momente, mit denen keine wirkliche geschichttiche Produktionsstufe begriften ist" (S. XX))

Продукт труда, - пишет Маркс о ценности, - при всяких общественных условиях есть предмет потребления; но лишь исторически определенная эпоха, делающая затраченный на производство какого-либо полезного предмета труд его "объективным" свойством, т.-е. его ценностью, превращает продукт труда в товар^*.

^*(К. Маркс, "Капитал", т. I, стр. 21)

То же самое говорит Маркс о капитале:

"Капитал - это не вещь, а определенное общественное, принадлежащее определенной исторической формации, отношение производства, которое проявляется в вещи и придает этой вещи специфически общественный характер. Капитал не есть сумма материальных и произведенных средств производства, которые сами по себе так же не суть капитал, как золото и серебро сами по сути не суть деньги^*".

^*(К. Маркс, "Капитал", т. III, часть II, стр. 343, 344, перевода Базарова и Степанова.)

Любопытно рядом привести то определение капитала, которое дает Бем-Баверк:

"Капиталом вообще, - говорит он, - мы называем совокупность продуктов, которые служат как средство добывания благ. Из этого общего понятия капитала вытекает более узкое понятие социального капитала. Социальным капиталом мы называем совокупность продуктов, которые служат как средство социально-хозяйственного добывания благ... или... говоря кратко, совокупность промежуточных продуктов^*".

^*("Kapital überhaupt nennen wir einen Inbegriff von Produkten, die als Mittel der Gutererwerbes dienen. Aus diesera allgemeinen Kapitalbegriff lost sich als engerer Begrift der des Socialkapitales ab. Socialkapital nennen wir einen Inbegriff von Produkten, die als Mittel socialwirtschaftlichen Guterewrbes dienen; oder... kupz gefasst, einen Inbegriff von Zwischenprodukten" (Böhm-Bawerk, "Kapital u. Kapitalzins", Bande II, Teil I, S. 54 - 59, издания 1909 г. Г-н Струве, прошедший школу Маркса стоит тоже на этой крайне поверхностной точке зрения: "Чистое хозяйствование, - пишет он,- знает и такие категории, как издержки производства, капитал, доход, рента" (1. е., стр. 17), при чем под чистым хозяйством подразумеваются "экономические отношения всякого хоз. субъекта ко внешнему миру" (Ibidem). Более утонченный вариант сходных мыслей ведет свое начало от Родбертуса, различавшего логическое понятие капитала от исторического. На деле такая терминология прикрывает апологетические ноты у буржуазных экономистов будучи совершенно излишня по существу, ибо для "логических категорий" имеются такие термины, как, напр., средства производства. Об этом придется говорить подробнее ниже, при разборе теории прибыли.)

Таким образом, налицо полная противоположность исходной точки зрения. Где у Маркса выделяется, как основной признак, историчность данной категории, там у Бема - абстракция от исторического элемента; где у Маркса исторически-определенные отношения людей, там у Бема всеобщие формы отношения человека к вещам. В самом деле, ведь, если отвлечься от исторически-изменчивых отношений между людьми, тогда останутся лишь отношения между человеком и природой, вместо историко-социальных категорий - категории "естественные" ("naturliche Kategorien"). Однако, ясно, что "естественные" категории ни в малейшей степени не объясняют категорий историко - социальных, ибо, как совершенно правильно замечает Штольцман: "Естественные категории дают только технические возможности для образования экономических феноменов^*".

^*("Die naturlichen Kategorien geben nur technische Möglichkeit en für die Ausbildung von ökonomischen Phanomenen". (R. Stolzmann: "Der Zweck etc." S. 131))

В самом деле, процесс труда, процесс "добывания благ" и их распределения проходит всегда в известных исторически-различных формах, которые только и вызывают известные социально-экономические явления. Нельзя же видеть, подобно "полковнику Торренсу", а также Бем-Баверку "в камне дикаря - начало капитала^*", а в самом дикаре - капиталиста. Только когда на основе товарного производства^** средства производства становятся монопольной собственностью одного класса и в качестве таковой противопоставляются собственности рабочего на единственный находящийся в его распоряжении товар - рабочую силу, - только тогда и возникает то своеобразное отношение, которое называется капиталом, а следовательно, только тогда возникает и "прибыль капиталиста". То же и с рентой. Один факт различия в плодородии почвы на разных земельных участках или же пресловутый "закон убывающего плодородия почвы" (даже если бы он существовал в той форме, в какой его признают самые крайние мальтузианцы) - отнюдь не вызывали бы появления на свет божий поземельной ренты. Последняя возникает лишь тогда, когда на основе товарного производства земля монополизируется классом поземельных собственников. Различие же в плодородии разных участков и вышеупомянутый "закон" являются лишь техническими условиями, "возможностями" социального феномена - ренты^***. Поэтому напрасны жалобы Бем-Баверка на некоторых его критиков, где Бем обвиняет последних, что они не различают "сущности дела" от "формы проявления" ("Erscheinungsform"). "Сущность" капитала состоит не в том, что он-"совокупность промежуточных продуктов" (это есть "сущность" средств производства), а в том, что он есть своеобразное общественное отношение, влекущее за собой целый ряд совершенно неизвестных другим эпохам экономических явлений. Можно сказать, конечно, что капитал есть Erscheinungsform для средств производства в теперешнем обществе, но нельзя сказать, что современный капитал есть форма проявления капитала вообще, который идентичен со средствами производства.

^*(К. Маркс: "Капитал". I, 114, подстрочн, примеч.: "В первом камне, который дикарь бросает в дичь, в первой палке, которую он берет, чтобы бить плоды... мы видим присвоение одного предмета с целью приобретения другого и открываем, таким образом, начало капитала" (К. Torrens, "Аn Essay on the Production of Wealth etc", p. 70, 71). Определение капитала, как совокупности "промежуточных продуктов", которое дает Бем-Баверк, совпадает, таким образом, с мнением Торренса, жестоко осмеянным Марксом еще в первом томе "Капитала". Ср. Böhm-Bawerk: "Kapital und Kapitalzins", Band II, Teil I, S. 587.)

^**(Последнее условие часто упускается критиками Маркса. Ср., напр., Er. Oppenheimer. "Die soziale Frage und Sozialismus", особ, главу: Robinson-Kapitalist.)

^***(Ср. Штолъцман, 1. с, 26, также Джон Кейнс, 1. с, стр. 66: ....даже закон убыли земельного продукта, рассматриваемый как чисто естественное явление, строго говоря, едва ли может считаться экономическим законом".)

Историческим характером обладает и явление ценности. Даже если признать правильным индивидуалистический метод австрийской школы и стараться вывести ценность из "субъективной ценности", т. е. из индивидуальных, оценок единичных лиц, то и тогда должно принять во внимание то обстоятельство, что в психике теперешнего "производителя" и в психике производителя в натуральном хозяйстве (а тем более в психике "человека, сидящего у ручья" или голодающего в пустыне) имеется совершенно различный материал. Современного капиталиста - будь то представитель промышленного или торгового капитала - совершенно не интересует потребительная ценность продукта: он "работает" при помощи нанятых "рук" исключительно ради прибыли, его интересует лишь меновая ценность.

Отсюда ясно, что даже основного для политической экономии явления, явления ценности, нельзя объяснить, "вывести" из того общего всем векам и народам положения, что вещи могут удовлетворять какую-либо человеческую потребность. А последнее и есть "метод" австрийской школы^*.

^*(Den Ausgangspunct, die Grundlage des "Systems" bildet die Analyse der eдementaren Erscheinungen des Gesamtgebietes: der ökonomischen Betatigung des Menschen in abstracto, abgesehen also von Besonderheiten der sozialen Beziehungen" (Emit Sax: "Das Wesen und die Aufgaben der Nationalökonomie, S. 68).)

Итак, мы приходим к заключению, что австрийская школа, отвлекаясь от особенностей капитализма, стоит на совершенно ложном методологическом пути. Политическая экономия, которая хочет объяснить общественно экономические отношения, т.-е. отношения между людьми, должна быть исторической наукой. "Поэтому" - как весьма метко и ядовито говорит Энгельс: "кто пожелает объединить одними законами экономику Огненной Земли и экономику современной Англии, тот, очевидно, не извлечет на свет божий ничего, кроме самых банальных общих мест^*". Под эти "общие места" можно подвести более или менее остроумный фундамент, но даже последнее обстоятельство не поможет объяснить заранее исключенные особенности капиталистического строя. Таким образом, то гипотетическое "хозяйство", которое "строит" Бем-Баверк и "законы" которого он исследует, оказывается настолько удаленным от нашей грешной действительности, что перестает быть с нею соизмеримым.

^*(Фридрих Энгельс: "Анти-Дюринг", пер. Яковенко, СПБ. 1906, стр. 15. Неистсрический характер объективизма у "математиков" и "англо-америкавцев" приводит их к чисто механическому воззрению, где, в сущности, нет даже: общества, а есть движущиеся вещи.)

Это начинают отчасти сознавать и творцы нового направления. Так, например, Бем-Баверк в последнем издании своего сочинения о капитале пишет:

"В особенности охотно я хотел бы заполнить один пробел... речь идет об исследовании того, что означает и что в состоянии сделать влияние т.-н. "социальной категории" - силовые отношения, возникающие из социальных учреждений... Эта глава социальной экономии не написана еще удовлетворительным образом... Не написана она и сторонниками теории предельной полезности^*".

^*("Insbesondere hatte ich gerne eine Lucke ausgefullt... es handelt sich um die Untersuchung, was die Einflusse der sogenannten "sozialen Kategorie", was die aus den sozialen Einrichtungen stammenden Macht und GewaltVerhältnisse, bedeuten und Vermögen... Dieses Kapitel der Sozialokonomie ist noch nicht befriedigend geschrieben worden... Auch von der Grenzwerttheorie nicht" (Vorwort zur dritten Auflage des "Kapitales", II, S. XVI-XVII).)

Впрочем, можно заранее предсказать, что эта "глава" сторонниками теории предельной полезности "удовлетворительно" написана быть не может, т. к. они рассматривают "социальное" не как органическую часть "чисто-экономического", а как вне экономики стоящую внешнюю величину.

В противовес Бему Штольцман, один из представителей социально-органического метода", на которого мы часто ссылались, замечает (по поводу, разумеется, своих работ): "Объективизм... вступает в новую стадию, он делается не только социальным, он делается "историческим"; не остается более никакой пропасти между систематико-логическим и историко-реалистическим исследованием...^*". Однако, эта задача соединения абстрактного метода классиков с "объективизмом" и "историчностью" была решена - и притом без всяких этических благоглупостей - задолго до Штольцмана Карлом Марксом.

^*("Der "Objektivismus" tritt damit in ein neues Stadium, er wird nicht nur sozial, er wird "historisch"; es bleibt keine Kluft mehr zwischen der systematischlogischen und der historisch-realistischen Forschung, das Arbeitsfeld wird für beide gemeinsam, sie haben beide die Erkenntnis der geschichtlichen Wirklichkeit zum Gegenstande" (B. Slolzmann, 1. c, Vorwort, S. 2). Ср. с этим В. Liefmann, I. c., S. 5: "die sogenannte soziale Betrachtungsweise... schon vor einem halben Jahrhundert von Karl Marx... angewandt worden ist". Тут же Лифман совершенно справедливо отмечает особенности марксова метода.)

Таким образом, и здесь впереди всех идет "устаревшая" теория пролетариата^*.

^*(Штольцман видит необходимость в рассматривании социальных явлений как социально этических. При этом он путает этику, как совокупность норм, с точки зрения которых рассматривается экономическая действительность, и этику, как факт, стоящий в связи с фактом экономических явлений. В первом случае говорить о политической экономии, как об этической науке, значило бы превращать науку в рецепты и не более; во втором случае, если действовать по образцу Штольцмана, можно было бы говорить о политической экономии, как и о филологической науке, на том "достаточном основании", что явление языка тоже стоит в связи с экономической жизнью. До каких колоссальных пошлостей может доходит "этика" господ "критиков", видно хотя бы из следующей выписки:... "Заработная плата означает моральную величину" ("der Lohn bedeutet eine moralische Grosse"), курсив автора, стр. 198. Она определяется не только обычаем и правовыми институтами, но также голосом совести и внутренним принуждением, т.-е. императивом сердца"; "sondern auch durch die Stimme des Gewissens und den Zwang von innen, d. h. durch den eigenen imperativ des Herzens", S. 198. И такие кисло-сладкие рассуждения встречаются довольно часто (ср. стр. 199, 201 и т. д.). "Практический разум" г. Штольцмана предлагает ему спасти людей от объятий социализма, смотр. 17). Для сего он не прочь пуститься в демагогию: "конечно", пишет он о марксистах: "много проще и менее ответственно ограничиваться дискредитированием существующего и давая камни вместо хлеба, утешать голодающих будущим переворотом... Но рабочий не захочет ждать" и проч. Эта чепуха продиктована нашему тайному советнику, очевидно, тоже "императивом сердца". Поскольку Штольцман представляет интересное явление, он связан с теорией и методом Маркса. Его же не в меру разбухшая этика способна прельщать лишь г.г Булгаковых, Франков и Туган-Барановских.)

дебетовые карты