"На старости я сызнова живу, минувшее проходит предо мною..."
Конюс Александр Александрович. Родился в 1895 г. в Москве. Доктор экономических наук, член редакционного совета международного статистического журнала 'Метрон', почетный доктор политической экономии Мюнхенского университета, действительный член Международного эконометрического общества. В 20-е годы - сотрудник Конъюнктурного института Наркомата финансов СССР
С. К.* Александр Александрович, Ваша научная деятельность началась в 20-х годах в знаменитом Конъюнктурном институте, часто называемом по имени его создателя "кондратьевским". Что привело Вас в Конъюнктурный институт?
* (Интервью с А. А. Конюсом подготовил Комлев Сергей Львович, кандидат экономических наук, старший научный сотрудник ИМЭМО АН СССР.)
А. К. Конечно, в начале 20-х годов число научных учреждений, занимающихся экономикой, было не так велико, как сейчас. Но выбор мой определило не только это обстоятельство. Несмотря на молодость, Николай Дмитриевич Кондратьев уже в начале 20-х годов был значительной фигурой в научном мире и работать под его началом было по меньшей мере почетно. Предложение Кондратьева стать сотрудником его института, который тогда расширялся с переходом в подчинение Наркомата финансов СССР, было принято мною, разумеется, без колебаний. В Конъюнктурном институте я проработал с начала 1923 г. до его окончательного расформирования в конце, 1929 г.
Все же уточню, что моя научная деятельность началась еще до прихода к Кондратьеву, во время учебы в Кооперативном институте. Полное название института звучало так: Кооперативный институт при Совете всероссийских кооперативных съездов. Это учебное заведение было создано в первые годы Советской власти в Москве, преподавали в нем известные русские кооператоры: С. Н. Прокопович, А. В. Меркулов, С. Л. Маслов, А. А. Рыбников. Мне повезло, что судьба свела меня здесь с А. В. Чаяновым. Я всегда считал себя его учеником, хотя было время, когда и произносить его имя вслух считалось предосудительным. До сих пор храню у себя одну из своих работ с его замечаниями. В Кооперативном институте я познакомился с Н. Д. Кондратьевым, который читал у нас спецкурс.
Окончил я институт в 1920 г., в том же году его ликвидировали, так что первый выпуск студентов оказался для института последним. Некоторые преподаватели института тогда эмигрировали. Имели возможность выехать и Кондратьев, и Чаянов, но они считали, что их место на Родине, да и, наверное, без нее не мыслили свою жизнь. Кондратьев вскоре стал преподавать в Петровской, сейчас Тимирязевской, сельскохозяйственной академии, где и основал Конъюнктурный институт. До 1923 г. это была, по существу, небольшая научная лаборатория, которая жила энтузиазмом его сотрудников. Преподавал в академии и Чаянов. Кроме того, он руководил работой "Высшего семинара сельскохозяйственной экономии и политики". Руководил, как сейчас принято говорить, на общественных началах. Семинар собирался обычно в Москве, в помещении на Тверском бульваре. Наряду с многочисленными слушателями на заседания семинара приглашались ученые самых различных взглядов и убеждений. Например, там бывали С. Г. Струмилин и Б. Д. Бруцкус*. После Кооперативного института я работал статистиком и одновременно старался посещать все занятия семинара, которые проходили исключительно интересно. Впоследствии из слушателей этого семинара сформировался костяк не менее известного, чем кондратьевский, чаяновского Научно-исследовательского института сельскохозяйственной экономии. Мои занятия у Чаянова привлекли внимание Кондратьева и последовало предложение, о котором я уже говорил.
* (Бруцкус Борис Давыдович (1874-1938) - русский экономист, профессор. После революции редактировал журнал "Экономист". В 1922 г. эмигрировал.)
С. К. Вместе с Н. Д. Кондратьевым Вы проработали несколько лет. Расскажите, каким был заведующий институтом?
А. К. Невысокого роста, сухощавый - таким запомнился мне Кондратьев. Держался он уверенно, как, надо думать, подобало профессору. В суждениях был прям, часто резок, хотя эта резкость происходила от неподдельной заинтересованности в работе, которой он отдавал себя. Несмотря на огромную занятость, он был всегда открыт для общения.
Когда я поступил в Конъюнктурный институт, Кондратьеву было чуть больше 30 лет. Многие его сотрудники были значительно старше своего заведующего. Авторитет ему создавали, конечно, не годы и не должность. Был он ученым особого, разностороннего склада, автором оригинальных исследований по социологии, теоретической экономии, статистике, философии. Прекрасно разбирался в математике. Даже в тюрьме старался не отставать от тех новых идей, которые появлялись в математике. Сужу об этом по тому, что через его жену, Евгению Давыдовну, посылал ему математическую литературу. Одно время он очень интересовался последней книгой А. А. Маркова "Теория вероятности".
Человек огромной энергии, он был центром, вокруг которого вращалась вся жизнь института. Как заведующий он непосредственно направлял работу его секций, брался за самые непростые вопросы. Отличала его и высокая научная культура: мне не известно ни одного случая, когда он поставил свою подпись под чужой работой или присвоил себе результаты исследований своих сотрудников. Выступая от лица института с докладами, он всегда оговаривал персональный вклад каждого участника той или иной разработки.
На фото: Н. Д. Кондратьев, Е. Д. Кондратьева, П. А. Сорокин, Е. Д. Сорокина во время зарубежной командировки Кондратьева (США, 1924 г.)
Нельзя не сказать и о том, что трудился он с полной самоотдачей, на которую способен только человек, увлеченный делом. Заведование институтом, который по тем временам считался крупным - в нем насчитывалось около пятидесяти сотрудников, занимало большую часть его времени. Кроме того, были преподавание в Тимирязевской академии и работа в Земплане при Народном комиссариате земледелия. Помнится, в разговоре с Кондратьевым я посетовал на то, что научное творчество возможно только тогда, когда ученый окружен условиями особого комфорта. "Учитесь работать в любых условиях, - ответил мне Кондратьев, - я приобрел привычку обдумывать свои идеи даже тогда, когда еду на извозчике".
С. К. Какие практические задачи стояли перед Конъюнктурным институтом?
А. К. В конце 1922 г. в связи с проведением денежной реформы в обращение были выпущены червонцы. Поэтому главная задача, стоявшая перед нашим институтом, как подразделением Наркомата финансов СССР, заключалась в том, чтобы следить за устойчивостью новой валюты. Для этого, разумеется, необходима была постановка квалифицированных наблюдений за конъюнктурой. Такую задачу поставило перед нами тогдашнее руководство наркомата во главе с Г. Я. Сокольниковым. В значительной мере по его инициативе Конъюнктурный институт сменил прописку и переместился на Ильинку 9, в здание, в котором сейчас находится Министерство финансов СССР.
В. И. Ленин, осуществив поворот страны к нэпу, прекрасно сознавал, что для управления народным хозяйством потребуется статистика, в которой наглядно отразилась бы вся динамика его развития. В 1921 г. по меньшей мере трижды (в письмах в Госплан, ЦСУ и редакцию газеты "Экономическая жизнь") В. И. Ленин указывал на безотлагательную необходимость исчисления с этой целью Index-numbers, дословно чисел-показателей, по образцу заграничных*. В письме в редакцию "Экономической жизни" В. И. Ленин настаивал на "выработке" Index-number для определения общего состояния нашего народного хозяйства и ежемесячной его публикации. Надо сказать, что такое внимание к индексам В. И. Ленин уделял неспроста, так как дело это было новое и опыта в нем не было почти никакого. Даже самое понятие "индекс" тогда еще не стало общепринятым. Правда, перед первой мировой войной бывшее Министерство промышленности и торговли вычисляло индексы оптовой торговли и печатало в "Своде товарных цен". Но это было, пожалуй, все.
* (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 44. С. 112-114; Т. 52. С 214-215; Т. 53, С. 123-124.)
С. К. В конце 1901 г. вышел перевод В. И. Лениным книги английских социалистов С. и Б. Вебб, в которой упоминалось об индексах цен А. Зауэрбека. Для русского читателя, который в ту пору практически не имел представления об индексах, В. И. Ленин снабдил перевод специальным комментарием, в котором популярно разъяснял их суть*.
* (Ленинский сборник. XXXIX. С. 20.)
А. К. Н. Д. Кондратьев и его коллега по Конъюнктурному институту Людмила Марьяновна Ковальская в 1920 г. начали вычислять первый после Октябрьской революции, а судя по всему, и в истории страны индекс розничных цен, который был позже опубликован. С весны 1922 г. началась регулярная публикация индексов в "Экономическом бюллетене Конъюнктурного института". В нем сообщались Московский индекс оптовых цен, Московские большой, по 98 товарам, и малый, по 39 товарам, индексы розничных цен частной торговли.
С сентября 1921 по июнь 1924 г. в Конъюнктурном институте исчислялся Всероссийский индекс "вольных" розничных цен по 15 товарам. Впоследствии этот индекс был заменен более совершенным. Публикации статистических материалов сопровождались анализом конъюнктуры, который готовили как сотрудники института, так и приглашенные с этой целью специалисты. По расхождениям большого и малого московских индексов можно было, в частности, судить о движении относительного уровня цен промышленных и сельскохозяйственных товаров, т. е. "растворе ножниц" цен. В новом индексе цен для этого стали вычислять специальные индексы по указанным группам товаров.
С. К. Кондратьев придавал индексам розничных цен особое значение, так как считал их для советского хозяйства тех лет наиболее чувствительным индикатором конъюнктуры. Пои изучении динамики хозяйства капиталистических стран он, напротив, рассматривал индексы оптовых цен как более важный инструмент анализа.
А. К. Да, в значительной мере благодаря индексам розничных цен деятельность Конъюнктурного института приобрела исключительно важное практическое значение. Например, Всесоюзный розничный индекс "вольных" цен вошел в систему трех основных индексов цен народного хозяйства СССР. В нее, кроме розничного, входили оптовый индекс Госплана и бюджетный индекс цен Бюро статистики труда. Последний, в отличие от розничного, включал только товары, входившие в паек рабочего.
Учитывая важность работы над индексом розничных цен, Наркомфин еще до перехода Конъюнктурного института в его подчинение передавал в распоряжение последнему сведения местных финансовых органов. Они сообщали институту базарные цены примерно по 50 городам. Материалы, подготовленные в институте, часто использовались при обосновании тех или иных мероприятий экономической политики, хотя сам институт оставался при этом чисто научным учреждением. Переход Конъюнктурного института в НКФ придал официальный статус практической стороне его деятельности, заметно ее усилил. При этом он сохранил за собой реальную автономию прежде всего в выборе направлений научных исследований.
За годы мировой и гражданской войн, интервенции денежное хозяйство страны пришло в такое расстройство, что рост дороговизны приобрел масштабы национального бедствия. Для ученого в то время не было более ответственной задачи, чем поиск путей выхода из кризиса. Именно так понимал свой долг Кондратьев. Поэтому он не нуждался в указаниях сверху, чтобы начать изучение динамики цен. Ведь без оценки размеров бедствия, каким являлась инфляция, нельзя было и определить средства борьбы с ней.
Думаю, что с профессиональной точки зрения Кондратьев считал, что он "опоздал" с организацией Конъюнктурного института. Незадолго до того в США возникло Гарвардское экономическое бюро, которое быстро выдвинулось в лидирующее в мировой науке учреждение по изучению конъюнктуры. Кондратьев создавал свой институт по типу американского. По мнению Чаянова, кондратьевский институт уже в середине 20-х годов "работал вровень" с американскими.
С. К. Не менее авторитетный отзыв, относящийся к тому же времени, я нашел в ЦГАНХ СССР, работая над архивом Конъюнктурного института. Он принадлежал Э. Вагеману, директору Берлинского конъюнктурного института. По его признанию, Конъюнктурный институт при Наркомате финансов "по тонкости своих методов и высоким научным достоинствам работ" представлял лучшее в Европе учреждение этого типа и не уступал исследовательским организациям США*.
* (ЦГАНХ СССР. Ф. 7733. Оп. 5. Д. 716. Л. 123(об).)
А. К. В Наркомфине Конъюнктурному институту были предоставлены весьма благоприятные возможности как для методологических, так и текущих работ по изучению конъюнктуры. Он получил в свое распоряжение разветвленный аппарат губернских и уездных финорганов на местах. Благодаря этому стало возможным построение нового Общесоюзного индекса розничных цен для 35 товаров, который вычислялся в двух вариантах: полном - по 101 городу раз в месяц и сокращенном - по 40 крупнейшим городам подекадно. Сначала индекс отражал только частную торговлю, но с начала 1927 г. включил в себя цены кооперативной и государственной торговли. Наблюдение за ними и вычисление соответствующих индексов велось с 1924 г.
Поддержка руководства НКФ СССР позволила Кондратьеву расширить и укрепить кадровый состав института. В 1923 г. в Конъюнктурный институт пришел замечательный ученый и человек Николай Сергеевич Четвериков. До этого он заведовал отделом научной методологии ЦСУ, в Госплане возглавлял работы над индексом оптовых цен. В 1926 г. Кондратьев пригласил участвовать в исследованиях института экономиста-математика с мировым именем Евгения Евгеньевича Слуцкого.
С. К. Александр Александрович, чем был вызван пересмотр методологии построения индексов розничных цен в 1924 г.? До того времени общий индекс из групповых индексов товаров вычислялся по средней арифметической без взвешивания. Новые же индексы стали рассчитываться цепным методом как средняя геометрическая групповых индексов с установленными весами.
А. К. Придание весов товарным группам позволило существенно усовершенствовать индексы Конъюнктурного института. Что касается цепного метода, то он был избран потому, что позволял замены одних сортов товаров другими, не меняя при этом ни базисных цен, ни всех предыдущих исчислений. Такие замены были неизбежны в условиях, когда цены собирались почти со всей территории Советского Союза.
Использование геометрической средней и мировой практике тогда делало свои первые шаги, поэтому переход к ней стал предметом серьезного изучения. За переход к новой средней выступили Н. С. Четвериков и заведующий секцией индексов и цен института М. В. Игнатьев. Сторонником перехода был и я. На мой взгляд, главный недостаток арифметической и гармонических средних состоит в том, что эти средние вызывают систематическую ошибку соответствующих им агрегатных индексов. Агрегатный индекс с количествами базисного периода, приводимый к формуле средней арифметической, дает преувеличенные результаты, если между изменениями количеств и цен существует обратная зависимость. При том же условии, практически всегда наблюдаемом, агрегатный индекс с текущими весами, преобразуемый к формуле средней гармонической, напротив, устойчиво занижает динамику цен. Одним из первых отметил это обстоятельство И. Фишер, который предложил свою "идеальную" формулу индекса - среднюю геометрическую из произведений двух упомянутых мною агрегатных индексов. Оба эти индекса при расчетах цепным методом накапливают присущую им ошибку. Индекс, исчисляемый по средней геометрической из групповых индексов, хотя и не лишен недостатков, такой грубой ошибкой не обладает. Отчасти это вызвано тем, что его веса - доли в товарообороте или потребительском бюджете - менее чувствительны к изменению цен, чем натуральные количества.
С. К. Средняя геометрическая, а в ряде индексов в сочетании со средней арифметической стали характерной особенностью методологии Конъюнктурного института. Институт первым в стране построил индекс физического объема промышленного производства*. Заслуга в построении индекса принадлежала сотруднику института, известному советскому статистику Я. П. Герчуку. В индексе использовалась формула геометрической средней. Она нашла применение и в другой системе индексов института, так называемых крестьянских индексах, которым было суждено остаться уникальным явлением в истории советской статистики. Крестьянские индексы отражали динамику продаваемых и приобретаемых крестьянами на местных рынках товаров. Эти индексы характеризовали тем самым благосостояние крестьянских хозяйств и их покупательную способность. Учитывали они и цены на труд сельскохозяйственных рабочих. Индексы рассчитывались по 8 специализированным сельскохозяйственным районам в РСФСР и УССР и таким образом показывали относительную конъюнктуру различных отраслей полеводства и животноводства. Руководил работами над крестьянскими индексами заведующий секцией конъюнктуры сельскохозяйственного рынка И. Н. Жиркович. Институт приступил к вычислению этих индексов в 1925 г. С 1926 по 1929 г. они регулярно публиковались**.
* (ЦГАНХ СССР. Ф. 7733. Оп. 4. Д. 1160. Л. 163.)
** (ЦГАНХ СССР. Ф. 7733. Оп. 5. Д. 9716. Л. 17.)
А. К. Конъюнктурный институт в 1923 г. начал публиковать единый экономический показатель динамики народного хозяйства, тот самый, о необходимости "выработки" которого писал В. И. Ленин в редакцию "Экономической жизни". Единый показатель вычислялся как средняя геометрическая от взвешенной определенным образом комбинации индексов. В нашем показателе их было восемь: цены, денежное обращение, продукция тяжелой, легкой индустрии, товарооборот, труд, торговля и грузооборот. Новизна единого показателя заключалась в том, что он объединял по существу разнородные динамические ряды, обладающие общим свойством - отражать главные элементы хозяйственной динамики.
Единый показатель в изданиях института первоначально назывался "экономическим барометром". Название это было условным, так как индекс только констатировал, а не предсказывал конъюнктуру. В точном смысле барометр стал вычисляться М. В. Игнатьевым позднее и публиковался с 1927 г. Это был барометрический показатель покупательной силы денег. Он предсказывал колебания цен частного рынка по предваряющему эти колебания движению комбинированной кривой, которая изображала разность между денежной и товарной массой. Барометр стал действовать с апреля 1924 г. Сначала он довольно точно улавливал влияние толчков выпуска денег на розничные цены через 4 месяца. Однако в конце 1929 г. барометр "испортился" - колебания денежной массы и цен частного рынка стали происходить единовременно. Барометр создавался применительно к условиям первых лет нэпа, в конце же 20-х годов характер экономики существенно изменился.
С. К. Поясню, что Вы имели в виду под условиями первых лет нэпа. Конъюнктуру в те годы отличала ярко выраженная "восстановительная" тенденция, которая определяла динамику хозяйства в целом. По мнению М. В. Игнатьева, она "перекрыла" проявление понижательной волны "большого" цикла. Не были обнаружены в годы нэпа и циклические колебания, характерные для дореволюционного хозяйства. Однако "короткие кризисы", по выражению М. В. Игнатьева, относящиеся по типу к случайным колебаниям, не только имели место, но и переживались экономикой страны весьма болезненно*. Эти краткосрочные колебания, а также имевшие более регулярную природу сезонные волны, естественно, стали основным объектом внимания при изучении конъюнктуры советского хозяйства.
* (Игнатьев М. В. Конъюнктура и цены. М., 1925. С. 74-75; Финансовая энциклопедия. М. - Л., 1927. С. 656-657.)
Кондратьев ставил перед институтом чрезвычайно важную для того времени задачу - определить условия возникновения указанных колебаний, научиться прогнозировать их и, таким образом, нейтрализовать их отрицательные последствия. Что же касается "коротких кризисов и подъемов", то их изучение непосредственным образом смыкалось с оценкой эффективности мероприятий государственного регулирования экономики.
А. К. Вы правы в том, что наш институт не ограничивался простым наблюдением за конъюнктурой. Большая личная заслуга в этом принадлежала Н. К. Кондратьеву. В 20-е годы он одним из первых в стране попытался соединить конъюнктуроведение с прогнозированием и планированием. Поколению экономистов, к которому отношусь и я, к сожалению, не удалось оценить все значение этой попытки.
Мне бы хотелось отметить, что достижения Конъюнктурного института во многих отношениях являлись результатом плодотворного союза экономики и математической статистики. Однако заслуги экономистов-математиков, которые трудились в институте, к сожалению, почти не известны. Вместе с тем они по уровню своих работ находились на передовых рубежах мировой науки.
Подвижником науки и, я бы сказал, совестью института был Н. С. Четвериков. Не было, наверное, ни одной крупной работы в институте, для которой Николай Сергеевич не составил бы методики или не вкладывал труда в кропотливые расчеты. Большое место в конъюнктурных исследованиях занимает разложение рядов на составляющие его элементы динамики. Работая над совершенствованием методов выравнивания динамических рядов, Четвериков предложил специальные упрощенные формулы для вычисления параболических кривых. Важное методологическое значение имели исследования Н. С. Четверикова о районах согласованных колебаний урожаев*. В них были использованы приемы, предвосхитившие современные методы многомерной группировки коэффициенты автокорреляции для характеристики типа динамики, а также парная корреляция для изучения синхронности колебаний.
* (Четвериков Н. С. Статистические исследования. М., 1975. С. 62-145.)
Крупные открытия в области методологии были сделаны Е. Е. Слуцким. Им были определены формулы ошибок коэффициента корреляции для связных рядов. Слуцкий также доказал, что циклические колебания могут являться результатом сложения случайных причин. В институте он работал над моделями, на которых изучал происхождение циклических волн.
С. К. Александр Александрович, над какими проблемами работали в институте Вы?
А. К. Я был принят в институт помощником заведующего секцией индексов и цен. Под моим контролем собирались, проверялись и систематизировались цены, которые мы получали от наших корреспондентов по всему Союзу. В институте были также специальные сотрудники, которые фиксировали цены на Смоленском и Сухаревском рынках в Москве. Попутно замечу, что узнать "живую" цену товара, не купив его, было делом не простым. В институте была разработана даже специальная инструкция, согласно которой, кроме прочего, регистратор был обязан фиксировать не ту цену, которую ему первоначально называли, а ту последнюю цену, которую продавец выкрикивал вослед уходящему регистратору.
Мое главное назначение в институте Н. Д. Кондратьев видел в научно-методологической работе. Сферой моих научных интересов являлись индексы стоимости жизни, т. е. индексы, которые выражали изменение денежной стоимости потребительского бюджета. Теоретическим исследованиям в этом направлении Кондратьев придавал большое значение. От степени точности и репрезентативности индексов цен потребительского бюджета зависело правильное установление зарплаты, на основе этих индексов производились крупнейшие хозяйственные расчеты и составлялись прогнозы.
Проблема индексов стоимости жизни была непосредственно связана с другой - определением уровня потребления, так как реальное изменение стоимости жизни можно измерять, сравнивая за определенный период только одинаковые уровни потребления.
В моей первой работе "Проблема истинного индекса стоимости жизни" мне удалось показать недостатки агрегатных индексов, которые недоучитывали то обстоятельство, что при изменении цен, в силу эластичности спроса, потребляется иная совокупность благ, а следовательно, меняется уровень потребления. Если регулировать заработную плату в строгом соответствии с агрегатным индексом, имеющим количества базисного периода, то уровень потребления у покупателя будет повышаться. Напротив, если предположить, что регулирование ведется с помощью агрегатного индекса, использующего веса текущего периода, то уровень потребления будет падать*.
* (Экономический бюллетень Конъюнктурного института. 1924. № 9-10. С. 64-72.)
Эти идеи я развивал в последующих работах, и прежде всего в статье, написанной совместно с доктором физико-математических наук С. С. Бюшгенсом*. В статье показано, что при измерении покупательной силы денег как функции от относительного изменения цен на товары при данном уровне потребления предполагается связь между изменениями соотношения цен и изменениями количеств потребляемых товаров.
* (Конюс А. А., Бюшгенс С. С. К проблеме покупательной силы денег // Вопросы конъюнктуры. Т. II. М., 1926. С. 151-172.)
Н. Д. Кондратьев поощрял интерес сотрудников института к фундаментальным проблемам. В частности, занимаясь теоретическими основами построения индексов стоимости жизни, я начал применять аппарат кривых безразличия. Свои выводы я изложил в нескольких докладах в институте. Следуя за В. К. Дмитриевым и М. И. Туган-Барановским, я считал плодотворной идею диалектического синтеза теории трудовой стоимости с теорией предельной полезности. Так, с одобрения Н. Д. Кондратьева, в планах института появилась тема "Теория индексов покупательной силы цены в свете учения К. Маркса". Довести эту работу до публикации я не успел.
С. К. Чем измеряется уровень потребления, иначе говоря, полезность данного набора товаров?
А. К. Думаю, что измерить уровень потребления в каких-либо натуральных единицах невозможно. Я рассматриваю его как функцию количеств потребленных товаров. Между двумя уровнями потребления существуют только три соотношения: либо неравенства "больше", "меньше", либо равенство*. В математике такие соотношения называются частичным упорядочением, специальным видом которого является булева алгебра. В свое время я касался вопроса о возможностях использования булевой алгебры (наряду с уже известными областями ее применения в математической логике и теории вероятностей) также и в теории потребления**. Приемы булевой алгебры могут быть с успехом использованы и при международных сопоставлениях уровня жизни. В 30-е годы много сделал для развития булевой алгебры советский математик В. И. Гливенко. Умер он рано, в 40-е годы, и работы его экономистам-математикам мало известны.
* (Конюс А. А. Теоретические вопросы цен и потребления // Вопросы экономики, планирования и статистики. М., 1957. С. 408.)
** (Конюс А. А. Определение математической вероятности в связи с ее применением в экономике // Методы экономических обоснований планов развития внешнеэкономических связей. М.: НИЭИ Госплана СССР, 1984. С. 175-192.)
С. К. Александр Александрович, как Вы оцениваете период работы в Конъюнктурном институте с научной точки зрения?
А. К. По прошествии более 60 лет с той поры, думаю, что этот период моей научной деятельности был исключительно плодотворным. В изданиях Конъюнктурного института были опубликованы мои важнейшие работы. Они были высоко оценены коллегами по институту и Финансово-экономическому бюро Наркомфина. Их отметил и один из наиболее авторитетных в 20-е годы экономистов - проф. В. Я. Железнов. Но все-таки не было того, что я как молодой ученый с нетерпением ожидал. Те важные вопросы, которые были подняты в моих статьях [см. прим. 9, 10], предметом серьезного обсуждения так и не стали. В конце 20-х годов мечтать об этом уже не приходилось. В вопросе о том, какими должны быть советские индексы цен, утвердилась волевым порядком одна точка зрения. Полагаю, что давно пришло время вернуться к обсуждению, вопросов, дискуссия по которым была закрыта, не начавшись. Сегодня это тем более необходимо, что проводимая в стране радикальная экономическая реформа делает возрождение конъюнктуроведения потребностью сегодняшнего дня.
С. К. Ваше имя стало известно за рубежом в 20-е годы?
А. К. Это произошло не сразу. Первым, в конце 20-х годов на мою статью [см. прим. 9] обратил внимание профессор Берлинского университета В. фон Борткевич, выходец из России. Затем ее заметил швейцарец Г. Штеле, а американец Г. Шульц, знавший русский язык, рекомендовал ее для журнала "Эконометрика", где она вышла в английском переводе в январе 1939 г. Другую мою работу [см. прим. 10] впервые отрецензировал канадец с русскими корнями Э. Диверт в 70-х годах.
В "Эконометрике" в 1937 г. вышел перевод статьи Е. Е. Слуцкого "Сложение случайных причин как источник циклических колебаний", которая впервые была опубликована в трудах Конъюнктурного института в 1927 г. Эта работа Слуцкого была оценена на западе как крупное научное открытие и с тех пор о нем знает каждый экономист-математик.
С. К. В годы нэпа Конъюнктурный институт играл большую роль в экономической жизни страны. Об огромном авторитете, которым он пользовался, свидетельствует то обстоятельство, что его сотрудники ежегодно готовили свыше 100 справок и записок по специальным заданиям ЦК ВКП(б), ВЦИК, ИККИ, ЦКК, ВСНХ, Комцесскома и других организаций. В Конъюнктурный институт, о чем говорят архивные документы, обращались за консультациями о состоянии в прошлом и настоящем нашего хозяйства и хозяйства капиталистических стран, его отдельных секторов и отраслей, прогнозами конъюнктуры, оценкой проведенных или предполагаемых мероприятий экономической политики. Материалы института в разное время использовали в своих публичных выступлениях Н. И. Бухарин, Ф. Э. Дзержинский, М. И. Калинин, Л. Б. Каменев, Л. Д. Троцкий. Этот список далеко не окончательный и может быть, я думаю, продолжен. О доверии к Н. Д. Кондратьеву свидетельствует и то, что он, не будучи членом партии, являлся ответственным редактором двух периодических изданий по экономике: "Экономического бюллетеня Конъюнктурного института" и журнала "Вопросы конъюнктуры". Идею издания последнего поддержал Н. И. Бухарин.
А. К. Его письмо сыграло свою роль в принятии коллегией НКФ решения об издании "Вопросов конъюнктуры". Так сложилось, что появлению на свет своей статьи в 1926 г. я в немалой степени обязан Н. И. Бухарину.
С. К. О прочном положении Конъюнктурного института в середине 20-х годов как одного из крупнейших научных центров страны говорит и такой факт. Через Н. С. Четверикова Н. Д. Кондратьев в 1926 г. начал переговоры о возвращении на Родину известного ученого-статистика А. А. Чупрова, эмигрировавшего вскоре после революции. В одном из писем Четвериков писал Чупрову: "...Николай Дмитриевич Кондратьев... поставил мне вопрос о возможности Вашего возвращения в Москву; Конъюнктурный институт сейчас стоит прочно, несмотря на некоторую конкуренцию со стороны госплановского Конъюнктурного совета; условия работы в нем сейчас приемлемы вполне, никакого малейшего насилия над исследовательской совестью нет. Опубликование результатов так же возможно, как Вы в этом убедитесь, когда получите первый номер "Вопросов конъюнктуры"... Вопрос о ежегодном выезде за границу можно будет, вероятно, поставить как основное условие.
Несомненно, в Институте Вы найдете штат сотрудников, каких вряд ли сможет выставить какое-либо второе учреждение России: сотрудников, которые от всей души работают над самыми мучительными подчас заданиями. Самые задачи на Ваше полное усмотрение: любое экономико-статистическое исследование найдет свое место в системе работ института, да и центральная его задача - изучение взаимной связи хозяйственных показателей - так безбрежно широка... Само собой разумеется, что вся техническая работа по налаживанию вычислений Вас не коснется, свободная преподавательская работа возможна вполне... Минусы: всегда все у нас "под ударом", нет ничего незыблемого, нет таких установлений, таких штатов, таких планов, которых существование не подлежало бы ведению стохастики. Но повторяю, что относительно положение Конъюнктурного института и лично Н. Д. Кондратьева весьма устойчиво. Это до некоторой степени относится и к выездам за границу... Не скрою, что, по мнению весьма сведующего лица, мнением которого Вы имеете все основания дорожить, "лучше если возможно подождать еще хоть год"*.
* (Отдел редких книг и рукописей Библиотеки им. М. Горького (МГУ). Карт. 24. Д. 16.)
А. К. "Стохастику", о которой писал Н. С. Четвериков, нельзя было не почувствовать. Мне самому довелось присутствовать в начале 1925 г. в Наркомземе СССР на отчете Н. Д. Кондратьева о его поездке за границу. Реакция зала на доклад Кондратьева, в котором говорилось об успехах фермерского хозяйства в США, была неоднозначной. Свое неприятие услышанного мой сосед высказал достаточно ясно: "Мели, мели, Емеля, пришла твоя неделя".
С. К. В постановлении СНК СССР от 8 мая 1928 г. передача института из НКФ в ЦСУ мотивировалась необходимостью концентрации статистических исследований в стране. И в этом вопросе, пожалуй, стоит разобраться.
Александр Александрович, известно, что наряду с Конъюнктурным институтом работа над индексами цен велась в ЦСУ, Госплане, Центросоюзе, ВСНХ и других организациях. Была ли объективная необходимость в концентрации усилий в этой области?
А. К. Сама идея индексов цен достаточно ясна и проста, однако имеется много различий в методах их построения. Нельзя забывать, что любой индекс - это только модель, которая с разной степенью точности отражает реальное движение цен. С этой точки зрения, тот "статистический" плюрализм, который существовал в 20-е годы, был вполне уместен.
Отмечу и такую немаловажную деталь. Одновременное и независимое друг от друга собирание разными учреждениями сведений о ценах и вычисление индексов является необходимым способом взаимной проверки и обеспечения достоверности статистического материала. Хотя в 20-е годы индексов цен рассчитывалось много, любое заинтересованное лицо в открытой печати могло получить исчерпывающую информацию о методах их построения, наборе товаров, характере регистрируемых цен и т. д. Справочный материал такого рода об индексах Конъюнктурного института публиковался по меньшей мере трижды*.
* (Игнатьев М. В. Указ. соч. С. 97-143; Кохн М. П. Русские индексы цен. М. - Л., 1926, С. 166-177; Динамика цен советского хозяйства. М., 1930. С. 92-173.)
Выскажу и такое соображение. Универсального индекса цен, годного на все случаи жизни, по-видимому, быть не может. Между учреждениями, которые в 20-е годы рассчитывали самостоятельно свои индексы, существовало определенное разделение труда. Оно диктовалось различным целевым назначением индексов. Индексы розничных цен Конъюнктурного института, например, предназначались для того, чтобы с максимальной оперативностью охватить картину меняющейся конъюнктуры хозяйства. Именно за это качество они высоко ценились. В интересах оперативности наблюдение велось за сравнительно небольшим набором товаров, наиболее представительных для товарооборота. В ЦСУ индекс розничных цен рассчитывался по более широкому набору товаров. Однако тем требованиям, которые предъявлял Наркомат финансов к "конъюнктурным" индексам, он нс отвечал. Централизация работы над индексами в одном учреждении, конечно, нарушила сложившееся разделение труда.
Что касается судьбы Конъюнктурного института, то его перевод в ЦСУ не способствовал укреплению тех исследований, которые в нем велись, а фактически привел к их свертыванию, так как была прервана его связь с финансовыми органами на местах. В ЦСУ институт просуществовал чуть больше года, некоторое время им заведовал известный советский статистик П. И. Попов.
С. К. Вместе с утверждением курса на свертывание нэпа и переходом к административно-командным методам управления экономикой направление исследований Конъюнктурного института было признанным "буржуазным" и "вредным". Не осталось незамеченной и острая критика Н. Д. Кондратьевым и другими сотрудниками института, а также научными силами ФЭБа Наркомфина СССР ошибочных предпосылок, заложенных в проект первого пятилетнего плана.
В апреле 1928 г. Н. Д. Кондратьев был снят с заведования Институтом и переведен в должность консультанта, а затем уволен из Наркомфина СССР. С 1 июля того же года Конъюнктурный институт был переведен в ЦСУ. В конце 1929 г., незадолго до преобразования ЦСУ в управление Госплана СССР (ЦУНХУ), институт ликвидировали.
Александр Александрович, как сложилась Ваша судьба после ликвидации Конъюнктурного института?
А. К. После 1929 г. я был вынужден оставить работы над построением индексов цен. Конъюнктурные исследования в стране были прекращены, а многочисленные отделы конъюнктуры в различных ведомствах упразднены. Мне был уготован ярлык "не нашего человека" и "ученика вредителя". Людей с таким ярлыком последними принимали на работу и первыми увольняли, избавляясь от них при первой же возможности. Я в 30-е годы испытал на себе, что такое безработица, жизнь в атмосфере недоверия и устойчивых предубеждений. К работе в центральных научно-исследовательских учреждениях экономического профиля я вернулся в 1945 г., тогда же защитил диссертацию кандидата наук. Моя судьба сложилась вполне благополучно по сравнению с судьбой многих моих товарищей по Конъюнктурному институту. Полагаю, что я избежал репрессий, потому что считался не экономистом, а математиком-прикладником, а использование математических методов в экономике не составляло большого преступления. В институте я не был лично близок к Н. Д. Кондратьеву.
С. К. Расскажите о тех преследованиях, которым подвергались ваши коллеги по институту?
А. К. О судьбе многих из них мне почти ничего не известно. Люди исчезали, и потом появлялись через много лет, некоторые больше не возвращались. Первым, еще в 1928 г., арестовали С. Ш. Меклера. После увольнения Н. Д. Кондратьева он работал заведующим Бюро финансовой конъюнктуры Наркомата финансов. Его объявили шпионом и сослали на Соловки. После ареста Н. Д. Кондратьева в 1930 г. были приговорены к высылке или заключению в лагерь сроком от 2 до 4 лет Н. С. Четвериков, бывший помощник заведующего институтом И. Н. Леонтьев, Я. П. Герчук, А. Л. Вайнштейн, В. А. Ревякин, Г. С. Кустарев, В. Э. Шпринк, сотрудники секции сельскохозяйственного рынка И. Н. Жиркович и И. Н. Озеров. Во время второй волны репрессий в 1937-1938 гг., как я узнал совсем недавно, были расстреляны Н. Д. Кондратьев, А. А. Карпов, И. О. Дик, В. Э. Шпринку смертная казнь была заменена 25-летним заключением. Второй раз к заключению в лагерь в это же время был приговорен Н. С. Четвериков. В начале 1941 г. пропала из Москвы Л. М. Ковальская. В молодости она участвовала в революционном движении в группе с Н. И. Бухариным и это, видимо, послужило причиной ее ареста. Как сложилась ее судьба, мне не известно.
Репрессии коснулись не всех научных сотрудников Конъюнктурного института, однако большинству из них пришлось так или иначе оставить избранную сферу научной деятельности.
Даже если представить, что Н. Д. Кондратьев не был арестован и осужден, то он вряд ли смог остаться экономистом. От него потребовалось бы отречение от самого себя, своих взглядов, что, я думаю, он никогда бы не сделал.
Ушел из экономики М. В. Игнатьев. Он стал крупным специалистом по биометрии, доктором биологических наук. Т. И. Райнов занимался в Конъюнктурном институте проблемами экономического равновесия, после 1930 г. он целиком посвятил себя изучению истории науки. Е. Е. Слуцкий стал широко известен у нас своими работами по математике, однако мало кто сейчас знает, что Слуцкий был и серьезным экономистом.
Очень немногие мои коллеги, которые прошли лагеря и ссылки, смогли продолжить свои исследования в области экономики. Здесь я должен отметить прежде всего А. Л. Вайнштейна, который в 60-е годы завершил свои работы по проблемам национального богатства и дохода, начатые еще в Конъюнктурном институте. Вернулись к научной работе Н. С. Четвериков и Я. П. Герчук.
С. К. Гонениям подвергались не только сотрудники Конъюнктурного института, но и методы расчета индексов, которые составляли достижения научной школы Н. Д. Кондратьева.
Критический анализ, необходимый науке, из инструмента се развития превратился в конце 20-х годов в свою противоположность. Исходная предпосылка критики - буржуазная методология индексов порочна по своему существу - оказалась одновременно и результатом, конечным выводом любого исследования. Круг замкнулся. Были обвинения в мистицизме и идеализме*. С. Г. Струмилин называл индексы розничных цен Конъюнктурного института "спекулянтскими", за крестьянскими индексами отрицал экономический смысл**. Со студенческих лет статистикам внушалось, что формула И. Фишера несет в себе идеологически вредный буржуазный смысл и совершенно не научна. Рецидивы такой критики можно было встретить в статистической литературе еще в 60-х годах (см., например: Советская статистика за полвека (1917-1967). М., 1970. С. 180).
* (Статистика. Учебник для вузов. Сост. бригадой под рук. В. И. Хотимского. М. - Л., 1932. С. 391.)
** (Струмилин С. Г. На плановом фронте. М., 1980. С. 248-249.)
К разоблачению ненаучного характера индексов Конъюнктурного института привлекались и бывшие его сотрудники*. На фоне потока публикаций, в которых Конъюнктурный институт и его заведующий упоминались исключительно с уничижительными эпитетами, выделялась Ваша, Александр Александрович, статья "Экономическая конъюнктура" в 51-м томе энциклопедического словаря "Гранат" в 1933 г. В ней была предпринята попытка обобщить мировой опыт конъюнктуроведения, нарисовать объективную картину деятельности Конъюнктурного института Наркомфина СССР.
* (См.: Батуев М. И. Конъюнктура // Большая Советская Энциклопедия. М.: ОГИЗ РСФСР, 1931. Т. 34. С. 188-189.)
А. К. Не стоит переоценивать значение этой статьи, учитывая время, когда она писалась. Словарь "Гранат" тогда доживал свои последние дни и моя статья повлиять на общую тональность публикаций о Конъюнктурном институте, естественно, не могла.
Конечно же, разделение индексов цен на марксистские и буржуазные абсурдно. Агрегатный индекс с весами текущего периода, объявленный у нас высшим достижением марксистской индексологии, например, успешно служил официальной итальянской статистике во времена Муссолини. Я уже говорил о недостатках агрегатной формулы с переменными весами, главный из которых - систематическая ошибка в сторону занижения динамики цен. При использовании цепного метода происходит накопление этой ошибки.
Агрегатный индекс с переменными весами верно отражает динамику цен только в хозяйстве, где существует строгое, "казарменное" нормирование продуктов и полностью отсутствует связь между их количествами и ценами. Но такая связь сохранялась всегда, даже у нас в 30-е годы, когда эта формула индекса по настоянию В. Н. Старовского и Б. С. Ястремского была признана единственно правильной. В современной экономике, где выбор потребителя весьма широк, где устойчиво действуют инфляционные процессы, агрегатный индекс с переменными весами в сильно искаженном виде отражает динамику цен.
Полагаю, что публикуемый у нас индекс розничных цен никак не учитывает исчезновение из товарооборота дешевых товаров при сохранении твердых цен. Когда подобные процессы проявили себя в конце 20-х годов, Конъюнктурный институт предложил ввести в индекс, отражающий общий уровень цен, поправку, учитывающую вероятность приобретения товаров по данным ценам.
С. К. С 1927 г. у нас начала складываться административно-командная экономика. Как изменились в этих условиях методы изучения конъюнктуры, расскажите, в частности, об индексе "особочувствительных к инфляции" товаров, которые институт планировал вычислять во второй половине 1927 г.*
* (ЦГАНХ СССР. Ф. 7733. Оп. 5. Д. 7916. Л. 28.)
А. К. В условиях строгого контроля за ценами частной торговли или жесткой их фиксации в обобществленном секторе наблюдение за конъюнктурой становилось все более затруднительным. Свободными от регулирования оказались главным образом товары не первой необходимости, "условно-роскошные", как мы их называли. Они в наибольшей степени отвечали целям конъюнктурных исследований. В этот разряд нами было включено 28 продовольственных и 29 непродовольственных товаров. Индекс вычислялся по Москве. Потом индекс "условно-роскошных" товаров стал предметом особых нападок на Конъюнктурный институт, важным доказательством его буржуазности.
Периодический товарный голод и связанное с ним отсутствие развернутого ассортимента товаров создавали дополнительные трудности для обработки динамических рядов цен. С весны 1928 г. в "Экономическом бюллетене" стал публиковаться своеобразный показатель дефицитов - число интерполированных товаров в индексе цен, т. е. товаров, цены на которые реально не фиксировались из-за отсутствия в продаже, а условно вводились в индекс. Были предложения вычислять специальный индекс очередей, но до практического воплощения этой идеи дело не дошло.
Продолжу свою мысль. Нужно отбросить многие предрассудки, прежде всего подозрительность в отношении западного опыта, и внимательно изучить мировые достижения в области индексологии. От этого престиж советской науки, которая длительное время пребывала в самоизоляции, только выиграет. У Н. Д. Кондратьева можно поучиться той настойчивости, с которой он искал и использовал все лучшее, что появлялось за рубежом. Он считал себя частью мировой экономической науки. Но от этого не переставал оставаться русским ученым. Предметом особой гордости для него являлось то, что он поставил советскую статистику на уровень лучших мировых достижений.
С. К. Начиная с 1926 г. ежемесячные и квартальные статистические обзоры Конъюнктурного института, характеризовавшие состояние советской экономики, регулярно печатались в журналах Лондонской экономической школы, а затем Английского статистического общества, а также в бюллетене Федерального резервного бюро США. В 1926 г. в журнале Лондонской экономической школы подобные обзоры охватывали такие страны, как Англия, Франция, Италия, Германия, США и СССР*.
* (ЦГАНХ СССР. Ф. 7733. Оп. 4. Д. 1160. Л. 34(об).)
Сводки данных об экономической конъюнктуре советского хозяйства, подготовленные Конъюнктурным институтом, публиковались в статистических сборниках многих европейских стран и США, а также в документах Лиги наций. Все это являлось безусловным успехом молодой советской науки.
При жизни Н. Д. Кондратьева были переведены на иностранные языки все значительные его статьи. Он был избран членом семи экономических и статистических обществ в США и Великобритании. Входил в редколлегию американского научного журнала по общественным наукам. Был лично знаком или состоял в переписке с крупнейшими экономистами своего времени У. Митчеллом, А. Бернсом, С. Кузнецом, Э. Янгом, У. Персонсом, И. Фишером, Дж. М. Кейнсом, А. Боули, А. Афталионом, В. фон Борткевичем, Э. Вагеманом, У. Риччи.
Н. Д. Кондратьев ничуть не преувеличивал, когда определил в качестве одной из целей, стоящих перед институтом, "стремление", я цитирую, "занять определенное место среди наиболее авторитетных научно-экономических учреждений главных стран, чтобы в своей специальной области демонстрировать участие СССР в решении вопросов, занимающих мировую экономическую мысль"*. Как тут не заметить, что о глобальных проблемах, ответственность за которые несет советская экономическая наука, мы вспомнили только в 80-х годах.
* (ЦГАНХ СССР. Ф. 7733. Оп. 3. Д. 1248. Л. 36.)
А. К. Мне кажется, что до самого последнего времени нормальным отношениям с коллегами на западе мешала наша претензия на то, что мы обладаем каким-то особым секретом, которого нет у них, и его отсутствие обесценивает все, что они делают. Мы, конечно же, привыкли к вызывающей риторике, порой сами ее не замечаем, что нередко ставит нас в неловкое положение. Однажды я получил письмо от исследователя из ФРГ. Она очень высоко отзывалась о моих работах. Завязалась переписка. Эта переписка прервалась, как только я послал ей одну из своих последних публикаций, в которой содержались привычные для нас, но противоречащие научной этике штампы.
С. К. Совсем недавно, в 1987 г., в Великобритании вышел словарь "Нью Пэлгрэйв", одна из наиболее авторитетных энциклопедий по экономическим наукам. В нем помещены статьи, посвященные творчеству Н. Д. Кондратьева, Е. Е. Слуцкого, А. А. Конюса*. Это свидетельствует о высоком международном авторитете, который снискал Конъюнктурный институт Наркомфина СССР, а в его лице и вся советская экономическая наука 20-х годов.
* (The New Palgrave. A dictionary of Economics. L., 1987.)
В заключение нашей беседы позвольте, Александр Александрович, поблагодарить Вас за ваш рассказ о Конъюнктурном институте, который приблизил нас к такому далекому, но сегодня во многих отношениях близкому для нас времени. Ваши воспоминания смогли оживить скупые строки архивных документов, установить детали, которые, казалось, были навсегда утрачены.
А. К. "На старости я сызнова живу, минувшее проходит предо мною", - так, кажется, сказал поэт. Хочется поблагодарить Вас и ваших коллег, взявшихся всерьез за изучение прежде закрытых или односторонне освещавшихся страниц истории нашей экономической науки. Думаю, что многое из того, что было давно и несправедливо забыто, может стать полезным сегодня. Я всегда прекрасно сознавал "цену" тем обвинениям, которые послужили основой для осуждения Н. Д. Кондратьева и его сотрудников. Я рад, что дожил до того времени, когда этот выдающийся ученый реабилитирован.