Письмо аббату де Сисэ о бумажных деньгах

(Напечатано в изданиях Сочинений Тюрго под редакцией: Дюпона, т. 2, стр. 1-16; Дэра, т. 1, стр. 94-102; Шелля, т. 1, стр. 143-151; Вигрё, стр. 229-237. После краха в 1720 году системы Ло вопрос о бумажных деньгах стал предметом многочисленных споров. О нем писали, в частности, Мелон, Дюто, Пари-Дювернэ и Монтескьё. Таким образом, вопрос этот был далеко не новым, когда Тюрго, находясь еще в семинарии Сен-Сюльпис, обратился с письмом на эту тему к своему соученику аббату де Сисэ. Уже тогда Тюрго обладал большими знаниями, и этот юношеский труд, как отмечает Дюпон, показывает, что "еще в 1749 году молодой семинарист, не достигший и 22 лет, имел весьма правильное представление о политической экономии".)

Париж, 7 апреля 1749 г.

Обязанности, которыми нас обременяют, мешали мне до сегодняшнего дня написать Вам, дорогой аббат, и я пользуюсь первой представившейся мне свободной минутой. Вы, наверно, были тоже сильно заняты как службами Страстной недели, так и визитами. Я по крайней мере видел письмо аббата де Вери, в котором он отмечает, что общество в Бурже было многочисленным и хорошим. Поздравляю с этим вас обоих и особенно его; это может смягчить досаду разлуки с Парижем и позволит Вам отдохнуть от занятий накануне предстоящих важных дел. Что касается меня, дорогой аббат, то Вам хорошо известно, что никакое место на земле не могло бы заменить мне удовольствия видеть Вас и обнимать столь часто, как того требуют мои дружеские к Вам чувства.

[Три письма аббата Террассона]

Итак, нам придется вести беседу на большом расстоянии. Я не забыл своих обязательств и, чтобы уже с сегодняшнего дня приступить к рассмотрению какого-нибудь вопроса, скажу Вам, что прочел три письма, опубликованные аббатом Террассоном¹ в защиту системы Ло² за несколько дней до знаменитого постановления от 21 мая 1720 г., которое, как Вы легко можете себе представить, поставило его в смешное положение.

¹ (Террассон Антуан (1705-1782) - французский юрист, профессор Коллеж де Франс.)

² (Джон Ло (1671-1729), шотландец по происхождению, - родоначальник так называемой капиталотворческой теории кредита. Спекулятивная "система Ло", построенная на выпуске в обращение необеспеченных банковских билетов, при попытке осуществить ее во Франции вызвала огромный ажиотаж и вскоре потерпела крах. Назначенный в 1719 году руководителем финансов Франции, Ло в мае 1720 году получил отставку и, спасая свою жизнь, бежал за границу.)

Часть этих писаний посвящена установленным законом процентам, которые он считает ростовщическими. В его рассуждении есть и верное, и ошибочное, но нет ничего обоснованного. Он недостаточно знаком с природой процента и с тем, как последний создается посредством обращения, но он достаточно ясно показал, что Парламент в своих увещаниях относительно уменьшения процентов еще более невежествен, чем он.

В остальной части труда рассматривается вопрос о кредите и его природе, и, поскольку в этом заключается основа системы или, скорее, вся система, я расскажу Вам, какие мысли возникли у меня при этом чтении. Думаю, что изложенные им принципы совпадают с принципами Ло, ибо он, несомненно, писал в согласии с ним. И с тех пор я не могу отказаться от мысли, что Ло не обладал ни достаточно твердыми, ни достаточно широкими взглядами для предпринятого им труда.

[Кредит негоцианту]

"Прежде всего, - говорит аббат Террассон в начале своего второго письма, - в торговле принята аксиома, что кредит, [оказываемый] негоцианту, умело ведущему свои дела, достигает десятикратного размера его состояния". Но этот кредит отнюдь не является билетным кредитом, подобным кредиту банка Ло. Купец, который бы захотел закупить товаров на сумму, в десять раз превышающую его состояние, и оплатить их векселями на предъявителя, разорился бы в скором времени. Вот истинный смысл этой задачи: негоциант занимает определенную сумму денег, чтобы пустить ее в выгодный оборот, и не только извлекает из этой суммы средства на уплату условленных процентов и на возвращение ее через определенное время, но и получает значительную прибыль для себя. Этот кредит основан отнюдь не на состоянии этого купца, а на его безукоризненной честности и деловых способностях, и непременно предполагает погашение [долга] в определенный срок, ибо, если бы векселя оплачивались по предъявлении, купец никогда не мог бы пустить в выгодный оборот занятые им деньги. Следовательно, было бы противоречием, если бы предъявительский вексель приносил проценты, и подобный кредит не может превышать фондов того, кто совершает заем. Итак, барыш, получаемый негоциантом благодаря кредиту, превышающему в десять раз тот, какой он получил бы только под свое собственное имущество, является исключительно результатом его деловых способностей. Это - прибыль, которую он извлекает из денег, проходящих через его руки благодаря доверию, вызванному точностью, с какой он их возвращает, и смешно делать из этого вывод, какой я, кажется, прочел у дю То, что купец может выдавать векселя на сумму, в десять раз превышающую его состояние.

Заметьте, что король не извлекает никакой прибыли из денег, которые он берет взаймы; он нуждается в них либо для уплаты своих долгов, либо для государственных расходов, поэтому он может вернуть деньги лишь из собственных средств и если занимает больше, чем имеет, то разоряется. Кредит ему сходен с кредитом духовенству. Одним словом, всякий кредит представляет собой заем и по самой своей сущности связан с возвратом. Купец может занимать больше, чем имеет, потому что и проценты и капитал он оплачивает не из того, что имеет, а из сумм, которые он занимал и которые не только не уменьшаются в его руках, но возрастают благодаря его деловым способностям.

Государство, король, духовенство, штаты какой-либо провинции, потребности которых поглощают занятые ими суммы, неизбежно разоряются, если их доходы недостаточны для того, чтобы ежегодно, помимо текущих расходов, выплачивать проценты и часть капитала, взятого взаймы во время чрезвычайной нужды.

Аббат Террассон думает совершенно иначе. По его мнению, "король может намного превысить десятикратную пропорцию, которой должны придерживаться негоцианты и частные лица. Вексель негоцианта, если он оказывается непринятым при каких-либо торговых сделках, не обращается как деньги и, следовательно, вскоре возвращается к своему источнику; лицо, выдавшее этот вексель, оказывается вынужденным оплатить его и как бы лишается выгод кредита. Иначе обстоит дело в отношении короля: все обязаны принимать его вексель, и если этот вексель пускается в обращение как деньги, то он действительно платит самим обязательством своим". Эта доктрина совершенно очевидно является иллюзией.

[Деньги и кредит]

Если вексель ценится так же, как и деньги, то зачем нужно обещание платить по нему? Если вексель заменяет монеты, это уже не кредит. Ло хорошо почувствовал это и признал, что находящиеся в обращении бумаги являются на самом деле монетой; он утверждает, что они такие же хорошие деньги, как золотые и серебряные. "Оба эти металла, - говорит аббат Террассон, - являются лишь знаками, представляющими реальные богатства, то есть товары. Экю³ это вексель, составленный в следующих выражениях: любой продавец даст предъявителю сего нужные ему продукты или изделия на сумму в три ливра⁴ за полученный ... на такую же сумму товар, и изображение государя заменяет подпись. Так вот, не все ли равно, будет ли этот знак изготовлен из серебра или из бумаги? Не лучше ли выбрать материал, который ничего не стоит, который не приходится изымать из торговли, где он используется в качестве товара, и который, наконец, изготовляется в королевстве, т. е. не ставит нас в неизбежную зависимость от иностранцев и владельцев рудников, жадно использующих соблазн или блеск золота и серебра, чтобы губить другие народы, материал, производство которого можно увеличивать по потребности, не опасаясь, что его когда-либо не хватит, и в отношении которого никогда не возникнет искушение употребить его для какой-либо другой цели, кроме денежного обращения. Бумага обладает всеми этими преимуществами, заставляющими предпочитать ее серебру".

³ (Экю-серебряная монета, чеканившаяся во Франции в 1641-1793 годах.)

⁴ (Ливр - денежная единица во Франции в средние века.)

[Колебания ценности золота]

Если бы все эти рассуждения были справедливы, то философский камень явился бы большим благодеянием, ибо тогда никогда бы не было нехватки золота или серебра для покупки всякого рода товаров. Но позволительно ли было Ло не знать того, что золото, как и все остальное, теряет в цене, если его количество увеличивается? Если бы он прочел и обдумал Локка⁵, писавшего за двадцать лет до него, то знал бы, что все товары какого-либо государства всегда находятся в равновесии друг с другом и с золотом и серебром соразмерно количеству и сбыту их; он бы узнал, что золото отнюдь не имеет внутренне присущей ему ценности, всегда соответствующей определенному количеству товаров; но, когда золота больше, оно менее дорого и его следует давать больше за определенное количество товаров; таким образом, золото при свободном его обращении всегда удовлетворяет потребности государства и совершенно безразлично располагать сотней миллионов марок или одним миллионом, если покупать товары за цену, возросшую в той же пропорции. Он не представлял себе, что деньги лишь символическое богатство, доверие к которому основывается на печати государя.

⁵ (Джон Локк (1632-1704) - английский философ. Его экономические работы посвящены главным образом вопросам денег и денежного обращения.)

Однако эта печать лишь удостоверяет вес и достоинство денег. Она настолько мало устанавливает их цену, что увеличение количества монет всегда оставляет неизменным соотношение веса и достоинства их с товарами, и серебро в слитках столь же дорого, как и в монетах; их нарицательная ценность всего лишь название. Вот чего не знал Ло, создавая свой банк.

Итак, в качестве товара деньги выступают не как знак, а как общая мера для других товаров; и это происходит не в результате произвольного соглашения, обусловленного блеском этого металла, а потому, что, будучи в состоянии разделить его на точные части, всегда можно, приведя к тому же знаку, определить ценность.

Золото обладает ценностью вследствие своей редкости, и совсем не плохо, что оно употребляется одновременно и как товар и как мера, ибо оба способа употребления поддерживают его цену.

[Бумажные деньги]

Я предполагаю, что король может ввести бумажные деньги, хотя и при всей силе его власти это является делом нелегким. Рассмотрим, какие это принесет выгоды. Во-первых, если он увеличит количество бумажных денег, то тем самым он их обесценит; и так как он всегда сохраняет возможность их увеличения, то невероятно, чтобы народ согласился отдавать свои товары за чек (effet), для обесценения которого достаточно одного росчерка пера. "Но, - говорит аббат Террассон, - король заинтересован в том, чтобы для сохранения своего кредита удержать бумажные деньги в должных границах, и этой заинтересованности государя достаточно, чтобы создать к ним. доверие". Каковы будут эти должные границы и как их определить? Рассмотрим эту систему во всех возможных случаях и посмотрим, какова будет надежность ее и приносимая ею польза в каждом из них.

Замечу сначала, что совершенно невозможно, чтобы король заменил употребление золота и серебра бумагой. Золото и даже серебро, если их рассматривать лишь как денежные знаки, благодаря обращению распределены в настоящее время среди населения пропорционально товарам, промыслам, землям, реальным богатствам частных лиц или, скорее, в соответствии с доходами от этих богатств и издержками. Но это соотношение никогда не может стать известным, ибо оно скрыто и каждое мгновение меняется в результате нового обращения. Король не станет раздавать свои бумажные деньги каждому в зависимости от имеющегося у того количества золотой монеты, запрещая лишь употребление последней в торговле; следовательно, нужно, чтобы он привлекал к себе золото и серебро своих подданных, давая им взамен свои бумаги, а это он может делать, лишь давая эти бумаги как представляющие деньги. Иначе народ их не возьмет. Таким образом, ценность банковских билетов определяется в серебре, они по самой природе своей подлежат покрытию. Это относится и ко всякому долговому обязательству, ибо было бы противно разуму, чтобы народ давал серебро за бумагу. Это значило бы отдавать свое состояние на милость государю, как я это докажу ниже.

И теорией и опытом одинаково доказано, что народ никогда не согласится принять бумагу, если она не представляет серебра и, следовательно, не обратима в деньги.

Один из способов и, быть может, единственный, которым король мог бы привлечь к себе серебро, заключается в том, чтобы принимать свои билеты наравне с серебряными деньгами, а выдавать лишь билеты, оставляя у себя серебро. Тогда ему пришлось бы выбрать одно из двух: или расплавить серебро, чтобы пользоваться им как товаром, принуждая своих подданных употреблять бумажные деньги, или одновременно пустить в обращение металлические и бумажные деньги, взаимно представляющие друг друга.

[Гипотеза одновременного обращения металлических и бумажных денег; обесценение бумажных денег]

Начну с рассмотрения этого последнего положения. Теперь я предполагаю, что король вводит в торговлю количество бумажных денег, равное серебряным (Ло хотел вложить в десять раз больше). Поскольку общее количество знаков всегда уравновешивается с общим количеством товаров, которое всегда одинаково, то очевидно, что знак будет стоить вполовину меньше, или, что то же самое, товары в два раза больше. Но, независимо от их качества как знака, золото и серебро имеют свою реальную ценность в качестве товара; эта ценность также колеблется вместе с ценностью других товаров в соответствии с их количеством, и этой ценности они не теряют и в виде монет, ибо монету можно всегда расплавить. Итак, серебро будет стоить больше в виде слитков, чем в виде монет; это означает, что на серебро в слитках можно приобрести больше товара, чем на сумму бумажных денег, соответствующую серебру в монете. Таким образом, как я это докажу ниже, король всегда будет вынужден увеличивать число своих билетов, если не захочет сделать их бесполезными. Это несоответствие будет возрастать до тех пор, пока серебро и бумага не перестанут быть взаимно обратимыми; бумажные деньги будут со дня на день падать в цене, в то время как серебряные всегда будут стоять на одном уровне и будут соответствовать одному и тому же количеству товаров. С того же момента, как прекратится взаимный обмен серебра и билетов, последние потеряют всякую ценность, и я полностью докажу это при рассмотрении другого предположения, заключающегося в том, что король заставит своих подданных пользоваться исключительно бумажными деньгами.

[Гипотеза обращения только бумажных денег; неустойчивость их ценности]

Отмечу, что бумажные деньги имеют общее неудобство, которое заключается в том, что ввиду произвольности их количества никогда не может быть твердой уверенности в его соответствии количеству товаров. В то время как нарицательная ценность монеты меняется вместе с изменением ее веса, монета одного и того же веса всегда соответствует одному и тому же количеству товаров. Но в случае бумажных денег, имеющих лишь нарицательную ценность, ничто не может быть постоянным, ничто не обеспечивает соответствия нарицательной ценности, проставленной на билетах, ценности всего серебра, имеющегося в королевстве. Окажем им гипотетически все возможное доверие; если число билетов будет увеличено вдвое, цена товаров увеличится вдвое и т. д.

Поэтому в первую очередь неверно, что система [Ло], как утверждает аббат Террассон, является средством всегда иметь достаточно соответствующих товарам знаков для производимых расходов, т. к. одинаково противоречивы утверждения, что для того, чтобы уравновесить товары, не имеется достаточно денег и что их может оказаться слишком много, ибо цена на товары связана с большей или меньшей редкостью денег и представляет собой лишь выражение этой редкости.

Во-вторых, выгода, которую получит король от системы, будет преходящей выгодой при выпуске билетов или, в особенности, при увеличении их числа, а [действие этой выгоды] весьма скоро прекратится, ибо продукты будут пропорционально возрастать в цене по мере увеличения числа билетов.

Я знаю, что мне ответят: "Здесь имеется отличие от простого увеличения нарицательной ценности, когда количество денег возрастает в руках всех частных лиц, среди которых они распределены, что отражается только на долгах, выраженных в нарицательной ценности. Здесь это увеличение количества денег совершается полностью в руках короля, который таким образом создает себе богатства по своим надобностям и, выпуская в обращение билет уже обесцененным, извлекает из него всю выгоду еще до того, как этот билет, находясь в обращении, начинает увеличивать цену продуктов".

[Выпуск билетов, бюджетный ресурс]

Что же тогда получится? Король, выпуская таким образом для своих надобностей билеты, сможет освободить полностью свой народ от податей и совершать гораздо более значительные траты, только следует знать (а это легко рассчитать), в какой прогрессии число билетов должно ежегодно возрастать. Очевидно, что поскольку билеты предшествующего года, повысив цены на товары, вызвали соответственное увеличение расходов по тем же статьям, то в следующем году надо выпустить билетов намного больше, соблюдая прогрессию, которая будет постоянно возрастать по мере того, как будет увеличиваться номинальная ценность издержек. Вообще, всегда нужно сохранять то же соотношение между всей массой старых билетов и массой новых, например один к четырем.

Проследим, какие преимущества и какие неудобства может создать эта гипотеза, и сделаем отсюда некоторые выводы.

1. - Я признаю, что с помощью этого средства король избавит своих подданных не от обложения, - ибо из ничего ничего нельзя сделать, а получать от своих подданных товары, давая им билеты, не равноценные этим товарам, значит пользоваться их добром, - но по крайней мере от издержек и притеснений, которые увеличивают число и тяжесть податей.

2. - Мне неясно, как можно узнать, будет ли это вспоможение, которое король получит от своих подданных, выплачено всеми соответственно состоянию каждого. Ясно, что если купец, получивший королевский билет, выручает лишь ту цену, какую он [билет] должен иметь в обращении вместе со всей массой билетов, число которых он увеличил, то все бремя обложения несли бы только те лица, с которыми король имеет непосредственные сношения.

Решение этого вопроса зависит от довольно сложной задачи: когда и как новая сумма денег в обращении уравновешивается со всей массой товаров? Совершенно ясно, что лишь постепенное предложение этих денег при покупке различных товаров удорожит их для населения. Когда лицо, получившее от короля деньги, тратит их, они еще не поступают в обращение, следовательно, товары еще не дорожают. Лишь после того, как новые деньги прошли через несколько рук, цена на все товары повышается. По-видимому, отсюда можно сделать вывод, что, хотя в этой области ничего нельзя знать абсолютно точно, все же весьма правдоподобно, что убыток довольно равномерно распространяется на всех частных лиц.

Но досадно, что столь прекрасная система неосуществима. Из книги записей Монетного двора известно, что с момента общей перечеканки в 1726 году во Франции было изготовлено монет на сумму 1 200 миллионов. Сумма денег, ввезенная из-за границы, уравновешивается той суммой, которую надобности страны заставили уйти за пределы королевства. Сумму же эту можно исчислить приблизительно в 1 200 миллионов. Доход короля составляет около 300 миллионов, что представляет собой ее четвертую часть. Таким образом, королю для покрытия своих необходимых расходов потребуется четвертая часть всей массы нарицательных ценностей, существующих в государстве и находящихся в обращении. В том случае, если бы король сам создавал весь свой доход, как это могло бы иметь место при наличии философского камня, или при произвольном увеличении числа билетов, то в момент выпуска новых билетов, когда цены на товары еще не возросли, он не был бы вынужден вновь увеличивать сумму выпуска. Итак, в первый год сумма билетов составила бы:

На второй год:

⁶ (Во французских изданиях сочинений Тюрго явная опечатка: напечатано 1975 вместо, как следует из приведенного им самим расчета, 1875.)

[Это письмо, по-видимому, не было закончено, во всяком случае, остальная часть его не обнаружена. - Ред.]