10. Больше социализма

Перестройка всей жизни нашего общества, начатая после апрельского (1985 г.) Пленума ЦК КПСС, побудила по-новому оценить все основные явления общественной жизни, все ценности, преимущества и противоречия социализма. Само содержание самых коренных и привычных понятий требует нового осмысления. "Больше социализма" - так ставит задачу партия. Этот призыв получил поддержку всего народа, воспринявшего его как важнейшую идею, отвечающую коренным интересам трудящихся. В то же время с точки зрения традиционных догматических представлений такой лозунг вызывает немало вопросов.

Ведь уровень социалистического развития долгие годы оценивался многими обществоведами главным образом по охвату народного хозяйства формами общественной (желательно, прежде всего, государственной) собственности. И статистические справочники уже три-четыре десятилетия показывают такую степень обобществления, что, кажется, больше социализма просто не может быть. В производстве национального дохода, промышленной, сельскохозяйственной продукции, в строительстве, транспорте и связи, торговле и общественном питании доля государственного и кооперативного секторов равна 100%. Это обстоятельство принято было считать наиболее важным для дела социализма по меньшей мере с 1933 г., когда Сталин, докладывая об итогах первой пятилетки, сообщил о перевыполнении рубежей плана по проценту коллективизации и ни слова не сказал о развитии сельскохозяйственного производства, которое в те же самые годы не возросло, а сократилось. Тем самым был полностью отброшен выдвинутый Лениным в 1918 г. критерий обобществления на деле, отброшено ленинское требование увязки акта национализации с реальным овладением производством.

Сталинский подход оказался необычайно живучим. Даже через три десятилетия после XX съезда КПСС некоторые философы и политэкономы связывали коммунистическую перспективу лишь с огосударствлением последней из сохранявшихся (да и то скорее по форме) кооперативных форм производства - колхозной. С таких позиций практика перестройки вызывает даже недоумение: социализма становится вроде бы не только не больше, но даже меньше. Законом допущено развитие индивидуальной трудовой деятельности, множатся формы производственной кооперации, появились арендные отношения предприятий с трудящимися. В народном хозяйстве шире используются товарно-денежные отношения, внимательнее учитываются требования и законы действия рынка. Права и обязанности в области планирования все больше передаются от центральных государственных органов к предприятиям. Возрастает дифференциация оплаты по труду. Намечаемая реформа цен и ценообразования ставит под сомнение принцип стабильности цен, долгое время целиком ассоциировавшийся с социальной политикой социализма. Закон о государственном предприятии (объединении) предусматривает возможность банкротства и ликвидации хронически нерентабельных предприятий.

Так что же дает основания утверждать, что социализма становится больше? Не правы ли те, кто утверждает обратное?

Читатель, очевидно, уже нашел немало материала для ответа на эти вопросы в предыдущих главах - там, где шла речь об историческом опыте социализма в нашей стране, о развитии ленинских воззрений на социализм. Перечитывая Маркса, Энгельса, Ленина, можно убедиться, что многие укоренившиеся при Сталине представления о том, что обязательно при социализме, были навязаны искусственно. Вспомним, как мало обязательных требований к производству, которое можно считать социалистическим, предъявлял Ленин при обсуждении проекта первой Программы партии. Он считал социалистической планомерную организацию общественного производительного процесса за счет всего общества для обеспечения полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех членов общества^*. Для принципиального научного и политического определения - только это и ничего более. Все прочие требования, которые позднее в разные годы выдвигались или снимались,- функция времени, уровня общественного (в особенности - культурного и экономического) развития, реальных условий. Все прочие требования могут меняться и развиваться. Могут и должны.

^* (См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 6, с. 232.)

Но развитие это, конечно, нельзя определять произвольно. Для выработки его направлений существует строгая научная, методологическая основа - та, которой пользовался Ленин. Применительно к анализу путей развития концепции социалистического производства центральный пункт этой методологии - ленинское разграничение реального и формального обобществления, о котором рассказано в четвертой главе нашей книги. В центре - ленинская постановка вопроса: является ли данное социалистическое производство обобществленным на деле, в реальных отношениях людей, или только по юридической форме?

Если взглянуть с такой, научной, точки зрения, то реальный уровень обобществления производства, достигнутый у нас до начала перестройки, окажется не таким высоким, как это изображалось и в пропаганде, и во многих научных трудах. И ясно становится, насколько обоснованна утвердившаяся ныне установка нашей партии на дальнейшее развитие социализма, а не на развернутое строительство коммунизма, как провозглашалось некоторое время назад. И не только в практическом строительстве-в самом познании сущностных черт социализма применительно к современным условиям многое еще предстоит сделать.

Да, индивидуальное производство было практически полностью вытеснено из нашей хозяйственной жизни в прошлые десятилетия. Это можно было бы считать доказательством 100%-ного обобществления отраслей народного хозяйства, если бы на основе государственных или кооперативных форм удовлетворялись все потребности. Но в том-то и беда, что в торговле и общественном питании, промышленном и сельскохозяйственном производстве, в строительстве, транспорте, а особенно - в сфере услуг сложились устойчивые области неудовлетворенного спроса. 100%-ный охват социалистическими формами достигался не реальным обобществлением всего производства, а отсечением тех его участков, где обобществление пока по тем или иным объективным причинам невозможно. Но люди не смиряются с неудовлетворенным спросом на первостепенные жизненные услуги или товары. То, что нельзя получить законно, приобретается незаконно. При нелегальном индивидуальном производстве сохраняется в неприкосновенности статистическое благополучие, но все прочие стороны дела проигрывают по сравнению с открытым и узаконенным удовлетворением потребностей общества и его членов в тех формах, какие практически возможны. Нелегальная форма во всех отношениях менее выгодна и для государства, и для клиента, а во многих случаях - и для самого производителя услуг или товаров. Индивидуальное производство, загнанное в подполье, несомненно, означает меньшую степень реального обобществления, чем признанное и контролируемое государством открыто.

Однако перестройка индивидуального производства, при всей ее важности,- не главная сфера, где нам требуется больше социализма. Основные задачи перестройки решаются на государственных и кооперативных социалистических предприятиях. Как понимать указанный лозунг перестройки применительно к этим предприятиям? Вполне очевидно, что он актуален там, где требуется устранить деформации, возникшие в застойное время. Например, реальное функционирование Папского агропромышленного объединения в Узбекистане во главе с Одиловым, хоть оно и числилось по государственному социалистическому сектору, не вяжется с нашими представлениями не только о социализме, но даже и о капитализме - оно скорее ближе к практике раннего феодализма. Могут возразить, что то был крайний случай. Резонно. Хотя, с другой стороны, не такой уж редкий для того времени случай, если иметь в виду не внешние формы выражения власти Одилова вроде подземной тюрьмы, а самую сущность экономических отношений, выражавшуюся в частнособственническом по сути дела присвоении руководителем предприятия или государственного и даже партийного органа части национального дохода, созданного в государственном и колхозно-кооперативном секторе. О масштабе подобного присвоения говорят и миллиардные суммы награбленного, и должностной уровень расхитителей, в число которых входили, например, бывший руководитель партийной организации Узбекистана, бывший министр внутренних дел СССР и тысячи ответственных руководителей рангом пониже, в том числе и из правоохранительных, партийных, советских, хозяйственных органов. Если смотреть в глаза этим фактам контрреволюционного по сути перерождения части кадров, то нельзя не отнестись внимательно к концепции Л. Карпинского, видящего в этом "частную собственность, вставшую на дыбы", попытку частнособственнической реализации самой функции управления.

Но и здесь еще - не самый сложный из вопросов, на которые предстоит найти ответ. Очищение и демократизация нашего общества если и не решают все проблемы, связанные с подобными извращениями, то, несомненно, резко снижают остроту таких проблем. Верно, марксисты и раньше знали, что государственная собственность - не обязательно социалистическая. Они и раньше знали, что надо еще посмотреть, кому принадлежит само государство-собственник. При постановке этого вопроса, кстати, становится особенно очевидной глубочайшая обоснованность центрального лозунга перестройки, по сути дела, поставившего знак равенства между демократией и социализмом. Утверждения одной лишь политической демократии было бы недостаточно с точки зрения трудящихся в буржуазном государстве, оставляющем средства производства в руках эксплуататоров. В государстве же, где юридическое обобществление средств производства уже состоялось, остается гарантировать надежное "обобществление" самого государства. И хотя задача эта чрезвычайно трудна, в принципиальном плане ее необходимость достаточно выяснена, известны и крупные практические шаги, намеченные XIX Всесоюзной партконференцией для перестройки политической системы социализма. Но самая сложная, глубинная проблема дальнейшего качественного развития социализма не исчерпывается и этим.

Представим себе обычное, среднее предприятие, где никто не ворует и все честно работают, в старой, нехозрасчетной системе. Реализуются ли здесь в полной мере преимущества и цели социалистического способа производства? Каков механизм этой реализации? Прежде чем отвечать на эти вопросы, проследим - кратко, пунктиром, ход развития марксистской мысли по этому вопросу после Октября.

"Широкое, поистине массовое создание возможности проявлять предприимчивость, соревнование, смелый почин является только теперь... Впервые после столетий труда на чужих, подневольной работы на эксплуататоров является возможность работы на себя..."^*. Это - Ленин спустя два месяца после Октября, статья "Как организовать соревнование?", которую автор публиковать не стал - она впервые напечатана после его смерти. Основное преимущество социализма уже определено, но путь его реализации еще не ясен.

^* (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 35, с. 196.)

Чтобы победить, чтобы создать и упрочить социализм, пролетариат должен, во-первых, увлечь всю массу трудящихся и эксплуатируемых для свержения буржуазии и подавления ее сопротивления, во-вторых, повести за собой всю массу "на путь нового хозяйственного строительства, на путь создания новой общественной связи, новой трудовой дисциплины, новой организации труда…

Эта вторая задача труднее первой, ибо она ни в коем случае не может быть решена героизмом отдельного порыва, а требует самого длительного, самого упорного, самого трудного героизма массовой и будничной работы"^*. Это - Ленин в 1919 г., в самый разгар "военного коммунизма", статья "Великий почин". Механизм все еще не ясен, но указание на длительный, упорный и трудный героизм массовой и будничной работы говорит о напряженном размышлении над вопросами, которые мало кого посещали в ту пору, когда мировой революции ждали со дня на день и с нею связывали решения всех проблем.

^* (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 39, с. 17-18.)

"Не на энтузиазме непосредственно, а при помощи энтузиазма, рожденного великой революцией, на личном интересе, на личной заинтересованности, на хозяйственном расчете потрудитесь построить сначала прочные мостки, ведущие в мелкокрестьянской стране через государственный капитализм к социализму..."^*. Это - Ленин в 1921 г., впервые месяцы новой экономической политики, статья "К четырехлетней годовщине Октябрьской революции". Здесь уже определен механизм - пусть не в деталях, пусть лишь общий принцип, но вполне ясный и по сей день работоспособный: на хозяйственном расчете.

^* (Ленин В, И. Поли. собр. соч., т. 44, с. 151.)

Так родилась главная идея: между личным интересом и всеобщим государственным интересом работника социалистического общества очень трудно установить прямую связь, необходимо еще посредствующее звено, и это звено - коллективный интерес, заинтересованность работника в результатах деятельности предприятия, живущего на хозрасчете, т. е. обязанного покрывать свои затраты выручкой от продажи своей продукции. Чувство хозяина страны, постижимое как политическая истина, конкретизируется в чувстве хозяина предприятия, ощутимом в повседневной жизненной реальности, в том числе и в прямой зависимости материальных условий жизни от результатов труда данного работника и всего коллектива. Детальная разработка механизма реализации этой общей идеи заняла всю первую половину 20-х годов, о ней рассказано в начальных главах книги. Здесь полезно только напомнить, что особенно важным и трудным достижением в построении этого механизма было отыскание инструментов связи коллективного интереса с общегосударственным - как прямой связи (через план), так и обратной (через рынок). Среди этих инструментов одним из главных был синдикат, точнее - система синдикатов, добровольных паевых объединений предприятий, связывавших их с рынком. Построение этой системы под руководством Ф. Э. Дзержинского было в основном завершено к 1926 г.

Но уже в следующем году прозвучали слова, которые означали, по существу, шаг назад в понимании сути проблемы, возврат к уровню понимания 1919-го, если не 1917 г. На встрече со Сталиным 9 сентября 1927 г. члены американской рабочей делегации спросили, чем заменяется в СССР такой стимул развития производства, каким в капиталистическом обществе служит надежда извлечения прибыли? Сталин ответил: да, извлечение прибыли не является ни целью, ни двигателем нашей социалистической промышленности. Ее двигателем служит, оказывается, то обстоятельство, что фабрики и заводы принадлежат всему народу, что ими управляют "представители рабочего класса". Сознание того, что рабочие работают на свое собственное государство - вот двигательная сила промышленности. Сталин пояснил, на чем держится это сознание: большинство директоров составляют рабочие, назначаемые Высшим Советом Народного Хозяйства по соглашению с профсоюзами, на предприятиях имеются заводские комитеты и производственные совещания. Другим двигателем является, по Сталину, то, что доходы от промышленности идут не на обогащение отдельных лиц, а на дальнейшее расширение промышленности, на улучшение материального и культурного положения рабочего класса. И третье, что он отметил - факт национализации промышленности облегчает плановое ведение хозяйства.

В этом рассуждении поражает не только странное фактическое противоречие: ведь еще не был отменен нэп, законодательно утвердивший извлечение прибыли в качестве цели деятельности предприятия, а Сталин уже заявляет, что это - не цель и не двигатель промышленности. Бросается в глаза и другое: о хозрасчете как главной связке между стимулами личными и общественными, о чем говорил Ленин в 1921 г., у Сталина в 1927-м - ни слова. Ни слова об интересах предприятия, его коллектива. От государства в целом - напрямую без передаточных звеньев к отдельному работнику исключительно через осознание им своей общей со всем народом заинтересованности в развитии социалистического хозяйства. Такое толкование "чувства хозяина", его зарождения и укрепления на деле полностью исключало реальную хозяйскую роль конкретного рабочего на конкретном предприятии. Оно исключало и общественную проверку эффективности Действий тех, кого Сталин назвал представителями рабочего класса: руководителей предприятий, а тем более - вышестоящих органов. Забвение хозрасчетных стимулов и связей неизбежно отключало и такой незаменимый механизм обратной связи в экономике, как рыночная проверка нужности, доброкачественности товара и обоснованности его цены. Сталин по сути дела отступил к уровню мышления времен "военного коммунизма", хотя и не признался в этом. Этот шаг назад имел далеко идущие последствия. Хотя на практике приходилось то и дело прибегать к рычагам материального стимулирования, идеологически оно всегда находилось под подозрением, что не могло не вести к постоянным ограничениям и деформациям и в практике. Сталинский подход был непреложным законом для политэкономов, получал "научное" обоснование, а неизбежные отклонения от него в практике объявлялись следствиями всего лишь недостаточной зрелости коммунистических отношений, подлежавшими возможно более быстрому изживанию. На деле же успешно изживались лишь "предприимчивость, соревнование, смелый почин", в которых видел силу социализма Ленин.

Первой крупной попыткой отступить от сталинских взглядов в этом вопросе были решения о хозяйственной реформе, принятые на пленумах ЦК КПСС в 1965 г. Но именно сопоставление с теми решениями показывает, насколько дальше шагнула нынешняя радикальная реформа в практическом укреплении чувства хозяина, в обеспечении каждому труженику реального положения хозяина производства. Сентябрьский (1965 г.) Пленум ЦК КПСС знаменовал собой несомненный прогресс в том отношении, что отметил значение хозрасчетных стимулов и несколько расширил хозрасчетные права предприятий. Созданные на основе его решений экономические фонды предприятий (фонд развития, фонд материального поощрения, фонд социально-культурных мероприятий) должны были в большей или меньшей степени зависеть от результатов деятельности коллектива. Вместе с тем, как показано в предыдущих главах, прогресс этот был ограниченным, прежде всего потому, что не менялось главное в экономических отношениях: из них не устранялась фигура, которую Чернышевский столь метко назвал "сторонним ценовщиком". По-прежнему некто вне предприятия определял план его деятельности, оценивал успешность выполнения этого плана и в зависимости от этой оценки выплачивал вознаграждение. Усовершенствования шли главным образом по линии более точного составления плана, более точной оценки (более совершенных показателей) его выполнения, но не по линии коренного изменения отношений основных действующих лиц, каковыми являются предприятие-производитель, предприятие-покупатель, отдельный трудящийся, государственные органы и общество в целом. Эти решения могли быть полезны лишь как первый шаг на пути реформы. Но второго шага не последовало - напротив, даже принятые решения не выполнялись, постепенно были выхолощены или прямо отменены. Здесь сказалась коренная слабость попытки реформы 60-х годов: она не сопровождалась реформой политической системы, демократизацией, развитием гласности. То, что должно было стать делом всего общества, осталось в руках бюрократической системы.

Нынешние решения (документ июньского (1987 г.) Пленума ЦК КПСС, Закон о государственном предприятии, Закон о кооперации) создали правовую основу для изменений не косметических, а коренных, радикальных. В жизнь входят новые понятия - либо вообще не существовавшие еще недавно, либо известные лишь в теории, но не применявшиеся на практике, порой даже объявлявшиеся несовместимыми с социализмом: хозрасчетный доход трудового коллектива, самоуправление трудового коллектива, экономический норматив длительного действия и хозяйственный договор как основа плана предприятия, экономическое соревнование, договорная цена. Ставится задача повысить роль потребителя (иначе говоря - рынка) в хозяйственных связях.

Из всего названного для нашей темы особенно важна одна категория: хозрасчетный доход трудового коллектива. В нем суммируется плата за все полезные эффекты, произведенные коллективом в интересах общества; из него вычитаются все затраты и платежи за любой ущерб, причиненный коллективом другим предприятиям, природе, общественным интересам. От размеров хозрасчетного дохода решающим образом зависят доходы работников предприятия. С другой стороны, сам хозрасчетный доход зависит от их усилий. Это и есть та система экономических отношений, которая делает работника предприятия (а не стороннего ценовщика) подлинным хозяином. Чувство хозяина, столь часто поминавшееся всуе, обретает плоть, наполняется реальным содержанием. Основное (по Ленину) преимущество социализма - работа на себя - из пропагандистской фразы превращается в реальность. Точнее - превратится, если названные решения будут выполнены. Именно это - как они выполняются - стало теперь главным вопросом. Именно это было первым из двух вопросов повестки дня XIX Всесоюзной партийной конференции.

Принятая конференцией резолюция по этому вопросу констатирует, что оздоровление экономики началось, но процессы перестройки идут противоречиво, сложно, трудно. Хотя налицо позитивные тенденции и есть первые результаты, коренного перелома в экономическом, социальном и культурном развитии не произошло. В различных звеньях общества, включая трудовые коллективы, не изменилось как следует само отношение к труду, к делу. Есть в резолюции и такие слова: "В целях преодоления бюрократических методов управления, характерных для административно-командной системы, конференция решительно поддерживает курс на преобразование функций и стиля работы министерств и других центральных ведомств, ликвидацию излишних звеньев и передачу их прав на места, существенное сокращение аппарата и повышение квалификации занятых в нем кадров"^*. Эти оценки опираются не только на анализ, содержащийся в докладе М. С. Горбачева на конференции. Они отразили широкую общественную дискуссию, происходившую на протяжении нескольких месяцев перед конференцией. Некоторые мысли и факты, высказанные в ходе этой дискуссии, заслуживают более подробного рассказа.

^* (Материалы XIX Всесоюзной конференции КПСС, 28 июня - 1 июля 1988 года. М., 1988, с. 109.)

Участники дискуссии отталкивались от некоторых общепризнанных оценок и выводов, подкрепляемых сотнями публикаций в печати за последние месяцы, а главное - собственными впечатлениями, жизненным опытом миллионов людей. Один из таких выводов - и очень важный - заключается в том, что народное хозяйство работает напряженнее, в целом лучше, чем три года назад, многие недостатки прежнего хозяйствования постепенно начинают исправляться, но на повседневной жизни это мало сказывается, жизнь не изменилась сколько-нибудь заметно к лучшему. Об этом говорилось и с трибуны партконференции. Так, нижнетагильский металлург В. А. Ярин привел слова рабочих: "Где перестройка? Например, в магазинах как было с продуктами плохо, так и осталось. Да еще на сахар талоны ввели. Мяса не было и нет. Промышленные товары вообще куда-то провалились". Другой важный вывод связан с наметившимся разрывом в осуществлении перестройки на предприятиях и в вышестоящих звеньях управления. С 1 января 1988 г., когда стал вступать в силу Закон о государственном предприятии, начался широкий переход на систему полного хозрасчета,- с этого времени предприятия все более подвергаются давлению экономических рычагов и изменяют свое поведение к лучшему. Они экономят оборотные средства, сокращая чрезмерные запасы материальных ценностей. Расчетливее расходуют и капиталовложения, то и дело отказываются от излишних строек, от ненужного оборудования - раньше подобных фактов почти не встречалось. Причина перемен к лучшему понятна: деньги теперь расходуются не за счет государства, не "ничьи", а свои, из хозрасчетного дохода трудового коллектива. Выбросить эти деньги без пользы - все равно что вынуть их из собственного кармана. А вот в поведении министерств и ведомств подобных отрадных перемен не заметно. Они по-прежнему без счета и расчета тратят общественные средства как ничьи. На этом этаже реформа еще не проявляет себя сколько-нибудь заметно. И такой разрыв все сильнее мешает предприятиям.

Причины первого из отмеченных явлений объяснимы. Сейчас стало ясно, что экономическое положение нашей страны, сложившееся в годы застоя, было хуже, чем представлялось в начале перестройки. Только сейчас мы начинаем понимать, насколько сильно был подорван запас прочности нашей экономики в годы, когда для экстенсивного роста уже не было возможностей, но он вопреки объективным требованиям и здравому смыслу продолжался. Делалось это и за счет проедания будущего, за счет растраты природных богатств страны, и за счет привлечения таких "ресурсов", использование которых подрывает само физическое и нравственное здоровье народа - прежде всего все возраставших доходов от продажи водки. За последние три года использование водочных доходов государственного бюджета резко сокращено. Подломилась и другая шаткая опора экономики застойного времени: упали мировые цены на нефть, которая служит важнейшим источником нашей экспортной выручки. Пришлось экономить валюту, в том числе и путем сокращения импорта товаров народного потребления. Вот так и вышло, что промышленность и сельское хозяйство производят товаров больше, чем три года назад, но сумма необеспеченных товарами денег на рынке не уменьшилась, а возросла. Следовательно, возрос и товарный дефицит, ухудшилось положение в торговле. Бьют тревогу специалисты по конъюнктуре внутреннего рынка: стали чаще и резче волны ажиотажного спроса, когда покупатели приобретают товары не потому, что они нужны, а потому, что утрачено доверие к надежности торговли, к обеспеченности денег товарами. Признаком усиления ненадежности покупатели в ряде случаев сочли (и, пожалуй, логично) введение талонов на сахар, после чего в ряде мест начали хватать ящиками и другие, отнюдь не дефицитные товары, включая соль, мыло и спички. Тревожный сигнал.

Все это - дополнительные трудности, которые нельзя было предвидеть заранее и которые поэтому не учтены в пятилетнем плане, в решении XXVII съезда партии. Логично появление предложений в печати о том, чтобы найти и дополнительные, сверх предусмотренных пятилетним планом, источники экономического роста. В пользу пересмотра пятилетнего плана выдвигался и другой аргумент: план разрабатывался до реформы, он не рассчитан на новую экономическую ситуацию, на перестройку. Некоторые известные экономисты утверждают, что нам вообще не нужно предусмотренное пятилетним планом ускорение роста объемных показателей экономического развития. Исходя из тезиса о том, что главной задачей является рационализация структуры общественного производства, а перестройка структуры препятствует количественному росту, они высказываются в пользу замедления темпов роста - и чем скорее, тем лучше.

Первым эту мысль высказал В. И. Селюнин. Его решительно поддержали Н. П. Шмелев и некоторые другие авторы. А Л. И. Абалкин сказал с трибуны XIX Всесоюзной партийной конференции: "Начать следует хотя бы с того, что при разработке двенадцатого пятилетнего плана была принята концепция одновременного обеспечения количественного роста и качественных преобразований. С точки зрения науки эти задачи несовместимы. Если у кого-то еще оставались сомнения определенное время, то прошедшая половина пятилетки подтверждает правильность этого вывода. Надо было выбирать: или количество, или качество. С учетом наших традиций и опыта очевидно, чему было отдано предпочтение".

Вероятно, в суждениях этого ряда можно найти односторонность, чрезмерную категоричность. Например, задачи количественного роста и качественных преобразований противоречат друг другу, совместить их трудно, но нельзя утверждать, что совместить их совсем невозможно. Достаточно напомнить, что в ходе реформы в Китае эти задачи удалось совместить, и причины этого понятны. Реформа - сложный процесс, в котором сливаются разные силы. Перестройка структуры производства временно замедляет рост объемов продукции, но включаются и стимулы, которые ускоряют этот рост. Точнее - могут быть включены. Впрочем, не беда, если бы и в самом деле количественный рост у нас замедлился из-за качественной перестройки. К сожалению, есть основания опасаться, что положение хуже: количественного роста в необходимой степени не получается именно потому, что качественная, структурная перестройка не происходит либо происходит слишком медленно, а без нее реальный количественный рост невозможен, поскольку все резервы роста в старой структуре исчерпаны.

Между тем необходимые нам структурные изменения должны быть весьма значительными. Ведь вплоть до времени нынешней перестройки сохранялась с небольшими поправками та структурная модель экономики, которая была заложена десятки лет назад. Эта модель, нацеленная на преимущественное развитие так называемых базовых отраслей промышленности, была эффективной в годы довоенных пятилеток, когда страна должна была еще пройти путь первоначального вооружения труда машинами. Это не оправдывает грубых ошибок в реализации принятой стратегии в годы первой пятилетки, когда произвольный пересмотр показателей пятилетнего плана в сторону ускорения сопровождался свертыванием хозрасчетных отношений. Но сама стратегия индустриализации была в целом верной, тогда действительно было нужно больше металла, угля, нефти, электроэнергии. Это нужно было и для развития народного хозяйства, и для укрепления обороны страны. Но после войны обстановка была другой. Были уже выполнены задачи первоначальной индустриализации, одержана победа в войне. Жизнь требовала преимущественного развития производств, получивших ныне наименование отраслей высоких технологий, наукоемких отраслей, а также укрепления сельского хозяйства, отдавшего немало людских и материальных ресурсов делу индустриализации и обороны страны. Но Сталин в предвыборной речи 9 февраля 1946 г. воспроизвел те же задачи, какие ставились в 1928 г.: еще больше чугуна, стали, угля, нефти - и только. Это была ошибка уже не в методах реализации стратегии, а в выборе самой стратегии экономического роста.

В послесталинский период, правда, не раз ставилась задача изменить направления структурного развития. В планы записывалась установка на ускоренное развитие производства предметов потребления, на укрепление сельского хозяйства, на ускорение научно-технического прогресса и, соответственно, на приоритетное развитие отраслей, определяющих этот прогресс. Эти установки никогда не удавалось полностью реализовать, а некоторые из них, например на ускоренный рост производства предметов потребления, срывались целиком с удивительным постоянством. Пока было достаточно свободных рабочих рук, которые можно было получать из деревни, пока существовали дешевые доступные природные ресурсы, такое неэффективное развитие можно было продолжать. Но в конце концов материалоемкое производство ради производства достигло таких масштабов, что дальнейшее развитие при сложившейся структуре стало просто невозможным.

Между тем устаревшая структура народного хозяйства демонстрирует завидную устойчивость и не поддается плановым указаниям о перестройке. Причина этого - старый экономический и административный механизм управления производством, который упорно воспроизводит сложившуюся структуру вопреки общественным интересам. Этот механизм реализует групповые (чаще всего ведомственные), а не общественные интересы. Характернейшая особенность этого механизма - отключение каналов обратной связи, по которым осуществлялось бы воздействие рынка на производителя продукции, происходил бы контроль рынка и за достоверностью принимаемых планов, и за их выполнением. Обратная связь помогло бы быстрее понять, например, что вопрос о том, сколько комбайнов нужно стране, неотделим от вопроса о том, какие это будут комбайны, как их будут снабжать запчастями, ремонтировать, хранить. Следовательно, мы не можем определить, что и как планировать, пока не решим, кто планирует и в каких экономических условиях. Колхоз на свои кровные закажет одно, министерство на государственные, т. е. "ничьи",- совсем другое.

Длительная традиция отгораживания производителя от рыночного контроля имела еще одно печальное последствие: как предприятия, так и плановые органы перестали считаться с реальной ценой тех или иных производственных достижений. "Сделать любой ценой" - это возводилось в добродетель. Натурально-вещественный результат хозяйственной деятельности становился самодовлеющим, а если он не оправдывал произведенных затрат, то это обнаруживалось обычно с большим опозданием. Экономическая наука и хозяйственная практика долгое время фактически игнорировали применявшуюся Лениным характеристику акта купли-продажи как общественного учета в качественном и в количественном отношениях. Весьма выразительна характеристика, которую Ленин дал последствиям появления этого учета для сельского хозяйства России. Вот характерная выдержка из "Развития капитализма в России": "До капитализма земледелие было в России господским делом, барской затеей для одних, обязанностью, тяглом - для других, поэтому оно и не могло вестись иначе, как по вековой рутине, необходимо обусловливая полную оторванность земледельца от всего того, что делалось на свете за пределами его деревни. Отработочная система - этот живой остаток старины в современном хозяйстве - наглядно подтверждает такую характеристику. Капитализм впервые порвал с сословностью землевладения, превратив землю в товар. Продукт земледельца поступил в продажу, стал подвергаться общественному учету сначала на местном, затем на национальном, наконец на международном рынке, и таким образом прежняя оторванность одичалого земледельца от всего остального мира была сломана окончательно. Земледельцу волей-неволей, под угрозой разорения, пришлось считаться со всей совокупностью общественных отношений и в его стране и в других странах, связанных всемирным рынком"^*.

^* (Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 3, с. 310.)

При таком понимании прогрессивной роли рыночного общественного учета Ленин, конечно, не мог мыслить построение социалистических производственных отношений как шаг от капиталистического рынка назад, к "оторванности одичалого земледельца от всего остального мира". Он искал пути движения вперед, позволявшего сохранять в интересах социализма высшие достижения экономической культуры капитализма. Впервые месяцы после Октября и даже в первые годы, до 1921-го, эти пути были понятны лишь в самых общих чертах. В октябре 1921 г. Ленин писал, вспоминая 1918 г.: "Мы знали, видели, говорили: нужен "урок" у "немца", организованность, дисциплина, повышение производительности труда.

Чего не знали? Общественно-экономическая почва этой работы? На почве рынка, торговли или против этой почвы?"^*.Но даже тогда, в 1918-м, Ленин отвечал рабочим делегациям, приходившим с требованиями конфискации предприятий: "Хорошо, у нас бланки декретов готовы, мы подпишем в одну минуту. Но вы скажите: вы сумели производство взять в свои руки и вы подсчитали, что вы производите, вы знаете связь вашего производства с русским и международным рынком?"^**. Значит, уже тогда, за три с лишним года до признания необходимости торговли, товарно-денежных отношений, Ленин ставил в один ряд такие понятия, как уменье взять производство в свои руки, учет и связь с рынком. Тем более очевидна взаимозависимость этих понятий с высоты семидесятилетнего опыта социалистического строительства. Отвергая "рыночный социализм", мы не собираемся игнорировать социалистический рынок. Мы не признаем рыночные критерии господствующими, определяющими цели социалистического производства. Но попытки отрицать их как средство, как инструмент общественного учета и контроля обошлись и обходятся нашему обществу непомерно дорого. И если в сфере простого воспроизводства этот недостаток может быть постепенно изжит по мере развития отношений полного хозрасчета, договорных связей и оптовой торговли средствами производства, то в сфере расширенного воспроизводства, в сфере капиталовложений нужны еще специальные крупные решения, которые обеспечили бы и здесь возможность реального общественного учета. Пока что в этой сфере обычай не считаться с затратами приводит к неэффективному расходованию миллиардов и десятков миллиардов рублей. Пока живет этот обычай, на практике превращаются в свою противоположность самые благие начинания.

^* (Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 44, с. 470-471.)

^** (Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 36, с. 258.)

Нет, например, никаких сомнений, что нам нужен, и очень нужен, рывок в развитии машиностроения. Вполне логичным представляется решение дать в связи с этим повышенные капиталовложения для отрасли. Но в сочетании со старым механизмом планирования этот пункт плана становится самоцелью. Для определенных звеньев государственного аппарата, наделенных немалой властью, задача сводится к этому: затратить такие-то суммы. И тратят. Потрясающий факт сообщил в "Огоньке" директор Ивановского станкостроительного объединения В. Кабаидзе: ему для расширения производства не нужны дополнительные площади, а министерство навязывает 100 млн руб. и велит строить новый корпус. Гораздо меньшие по объему целесообразные затраты, прежде всего на новое оборудование для действующих корпусов, директор осуществить не может, а огромные бросовые - пожалуйста.

Еще замечательнее эффект строек Минводхоза. Они давно стали притчей во языцех из-за огромного ущерба, наносимого природе и памятникам культуры, но еще не оценены по достоинству с точки зрения экономической. Принятый у нас нормативный срок окупаемости капиталовложений, отнюдь не жесткий, а скорее вольготный, составляет восемь лет. Фактический срок окупаемости капиталовложений Минводхоза в одиннадцатой пятилетке, по оценкам самого ведомства, превысил 25 лет - этого уже вполне достаточно, чтобы немедленно отказаться от подобных работ. Но, по оценкам независимых от ведомства ученых, реальный срок окупаемости его затрат превысил 100 лет - величина, можно сказать, иррациональная, по сути равнозначная признанию, что эти затраты не окупятся никогда. А многие объекты орошения имеют отрицательную "рентабельность": это затраты ради "производства" убытков. От такого орошения плодородие земель не возрастает, а уменьшается либо уничтожается полностью. Это всенародное бедствие - но не стихийное, а плановое бедствие - может существовать лишь по одной причине: оплата объектов орошения идет за счет государства. Будь оно за счет колхозов и совхозов, за счет их хозрасчетного дохода - ни копейки не получил бы Минводхоз на большинство своих проектов.

Вот почему, когда мы, например, вполне правильную мысль об ускоренном увеличении производства предметов потребления пытаемся реализовать через существующий механизм планирования (выделить на эти цели столько-то миллиардов рублей ассигнований, разверстать по соответствующим министерствам, затем по предприятиям и стройкам), у нас не выходит ничего, кроме новых бросовых затрат, только в других отраслях. Прошло время, когда нехозрасчетный механизм планирования действовал неэффективно. Сейчас он вообще не действует, т. е. не ведет к поставленной цели.

Нехозрасчетные по своей природе звенья вроде министерств, главков, бывших ВПО или новейших ГПО, не создающие никаких ресурсов, не должны и распоряжаться ресурсами. Коли станкостроение заработало в свои фонды 100 млн руб., приходящихся на долю Ивановского объединения,- они и должны быть в руках коллектива объединения во главе с В. Кабаидзе. Именно здесь сосредоточены и наибольшие знания относительно целесообразного использования средств и, главное, наибольшая заинтересованность в нем. Не поможет делу и попытка установить материальную ответственность министерства перед предприятием за ущерб, причиненный ошибочными либо неправомерными действиями министерства. Ведь министерство своего хозрасчетного дохода иметь не может - оно в состоянии расплачиваться лишь деньгами, отнятыми у тех же предприятий путем централизованных отчислений. Но оно само же и устанавливает нормативы этих отчислений, и жалоб на произвол в этом деле сколько угодно. И если министерству придется из такого централизованного фонда расплачиваться с потерпевшими в результате очередного бюрократического головотяпства предприятиями - его не убудет. А предприятие успокоится, перестанет жаловаться - ведь пострадавшим останется только государство. И министерство надежно укроется под защитой централизованных фондов.

Заметим, что сами по себе централизованные фонды для групп предприятий нужны. Ведь остается вопрос о целесообразной централизации: как быть, когда нужно объединить средства для сооружения крупного объекта в интересах многих предприятий - будь то отрасли, региона или объединенных каким-то иным общим интересом. Но ведь о создании для такого случая акционерных обществ умели договариваться капиталисты еще в прошлом веке - у нас же, на базе социалистической собственности, добровольное объединение ресурсов можно организовать гораздо проще. В первых главах книги рассказано о подобном опыте и в 20-е годы, и в наши дни, а также в других социалистических странах.

Бывает необходимым и финансирование строек за счет государственного бюджета. Но сфера, где оно необходимо и полезно, во много раз меньше той, которая сейчас им охвачена. Такими централизованными в общегосударственном масштабе ресурсами мог бы распорядиться Госплан. В связи с этим пора уже сказать и о том, что с переходом на новую хозяйственную систему большая часть управленческих функций должна переходить от министерств и других органов управления к предприятиям. Зачем же нам тогда столько министерств в промышленности и строительстве? Большая часть из них не нужна, и упразднение их как раз и может стать самым простым и надежным способом избавления от производства ненужного. Ну а те функции совместной деятельности, которые нужны и в новых условиях, можно возложить на создаваемые предприятиями на паях договорные (и добровольные!) фирмы, оказывающие платные услуги по управлению. Сфера управления должна все больше превращаться в сферу услуг.

Сегодня все это - уже не только предложения научных работников или публицистов. Громко и настойчиво прозвучали эти идеи с трибуны XIX Всесоюзной партконференции, в речах делегатов - руководителей предприятий. В. П. Кабаидзе: "Если честно говорить, мне министерство не нужно. Мы вполне без него можем обойтись. Корм мы теперь добываем сами, валюту добываем сами. Что нам может дать министр? Да ничего! Но это не значит, что не нужны координирующие центры. Нужны. Но они должны работать, кормиться от нас, а не от бюджета. Вот будет министр "мышей ловить" - будем кормить, не будет - не надо". Несмотря на просторечную форму, определенная концепция управления изложена здесь со строго научной точностью, за исключением разве что одного слова: "министерство". Такой орган будет уже не министерством - это именно то, что в 20-е годы именовалось синдикатом. Но ведь В. Кабаидзе и сказал, что министерства не нужны. На следующий день к этой теме обратился генеральный директор производственного бройлерного объединения "Ставропольское" В. И. Постников: "Вчера товарищ Кабаидзе сказал, что если переходить на хозрасчет, а он перешел, то их объединению министерство не нужно. Звучит это, конечно, вызывающе и непривычно. Но я поддерживаю эту идею". И дальше: "В настоящее время создана ассоциация, куда входят комбинаты "Кубань", "Раменское" и наше объединение. Мы считаем, что эти предприятия будут решать все вопросы гораздо легче, чем каждое из них в отдельности. Мы будем приглашать в нашу ассоциацию и другие предприятия". И, наконец, нельзя не привести слова председателя колхоза "Ленинская искра" Ядринского района Чувашской АССР А. П. Айдака. Рассказав о фактах вопиющей бесхозяйственности в мелиоративном строительстве, он предложил: "Чтобы впредь для подобного не было условий - а при самофинансировании это и необходимо,- целесообразно впредь прекратить бюджетное финансирование мелиоративного строительства. Это станет преградой затратному принципу мелиорации. Мелиоративные работы впредь должны производиться только по договорам с хозяйствами на их деньги в соответствии со схемой внутрихозяйственного землеустройства. При этом, думается, выделяемые Минводхозу СССР деньги следует передать районным организациям агропрома. Там безошибочно определят, куда их употребить, чтобы была лучшая отдача,- на строительство дорог, соцкультбыт или на мелиорацию. А передвижные механизированные колонны и проектные организации Минводхоза СССР должны быть переведены на подряд без целевого финансирования их деятельности". Оратор не счел нужным уточнять, но ясно и так: в предложенной им весьма рациональной схеме отношений само министерство оказывается ненужным.

Итак, мы бегло проследили, как меняются с началом реформы экономические отношения трудового коллектива с другими коллективами, с покупателями продукции предприятия (рынком), с государственными органами (министерствами и др.). К этому следует добавить широко известные из печати изменения в самих низовых ячейках - бригаде, звене - в связи с распространением бригадного, семейного подряда, арендных отношений. Здесь человек-исполнитель, человек-творец и человек-управляющий соединяются в одном лице, что особенно важно в сельском хозяйстве, где разумное соединение технологии с силами природы просто невозможно без творчества, без хозяйского отношения, на основе лишь наемнического исполнительства. Наконец, приняты решения и о глубокой перестройке работы Советов, их экономической, социальной, политической роли. Человек социалистического общества получает возможность вернуть себе положение не формального, а реального хозяина на своем рабочем месте, на своем предприятии, в своем селе или городе, в своей стране. Он начинает преодолевать отчуждение от собственности и продукта труда, отчуждение от гласности и от власти. Разве успех всего этого не будет означать - больше социализма? И наоборот - неуспех перестройки разве не означал бы непоправимый ущерб делу социализма?

Уже первые шаги в преодолении отчуждения дают порой удивительные результаты. На поставленный крупнейшими экономистами и публицистами вопрос о самых сложных проблемах пятилетки едва ли не самый глубокий ответ дал на XIX Всесоюзной партконференции делегат из рабочих, газовщик Орско-Халиловского металлургического комбината В. Ю. Нижельский. Вот его слова: "Мы прослушали выступления большого числа ораторов. Министр здравоохранения сказал, например, что нужны средства. Представители науки тоже говорили, что нужны средства. А решить сразу все проблемы мы не можем. Может быть, есть смысл поджаться, сконцентрировать усилия на какой-то одной программе. И у нас предложение: сконцентрировать эти усилия именно на решении Продовольственной программы с тем, чтобы в ближайшее время народ увидел реальную отдачу. Горбачев М. С. Правильно, Вадим Юрьевич".

Есть в этой речи ключевое слово: "поджаться". Оно заключает а себе ответ и на ту проблему, которую поставил другой рабочий делегат, В. Ярин, чьи слова приведены выше. И для успешного противостояния дополнительным трудностям, с которыми столкнулась пятилетка, и для быстрого улучшения положения на потребительском рынке, о котором с тревогой говорил В. Ярин, нужно одно: поджаться, сократить нерациональные расходы. Можно и нужно воздействовать на рыночное равновесие не с одной, а с двух сторон: не только наращивать производство товаров и услуг, но и уменьшить количество необеспеченных денег, поступающих на рынок. Речь не о ТОМ, чтобы снизить уровень доходов населения-у трудовых людей избытка денег нет. Речь о том, чтобы сократить неэффективные или чрезмерные расходы ведомств, примеры которых приводились выше. Сегодня это стало вопросом жизненной важности для судеб перестройки.

Засилье ведомственного затратного подхода привело к тому, что наше государство живет не по средствам. Долгое время это маскировалось нехитрыми приемами, преувеличивавшими реальные доходы государственного бюджета. В Тезисах ЦК КПСС и в докладе на конференции сказана правда: доходы эти меньше, чем изображалось, и у нас существует дефицит государственного бюджета. На нижнем этаже хозяйственной пирамиды, на предприятиях, по мере введения полного хозрасчета коллективы начинают лучше считать деньги, которые они тратят. Но министерства хозрасчету неподвластны по своей природе, для них расходуемые деньги остаются по-прежнему ничьими, если говорить о реальных интересах. Отсюда бесчисленное количество проектов, полезных для ведомств, но неэффективных с точки зрения общества. А ведь строители неэффективных объектов несут в магазины свои честно заработанные рубли и хотят приобрести товары, но откуда же взяться товарам, если сооружаемые объекты их не дадут?

В первой из принятых конференцией резолюций можно прочитать: "Ускорить... осуществление программы финансового оздоровления народного хозяйства, включая наведение порядка в бюджете, финансово-кредитной системе, деятельности банков"^* Финансовое оздоровление, наведение порядка в бюджете - это и значит "поджаться" всем, кто тратит деньги без должного счета.

^* (Материалы XIX Всесоюзной конференции КПСС, 28 июня- 1 июля 1988 года, с. 112.)

Первые же месяцы после XIX партконференции подтвердили жизненную важность и неотложность этой задачи. В октябре 1988 г. сессия Верховного Совета СССР, утверждавшая, как обычно, народнохозяйственный план и государственный бюджет на предстоящий год, ознаменовалась невеселой сенсацией: министр финансов сообщил о дефиците государственного бюджета, предложил конкретные цифры. Правда, не все смогли сразу оценить значение этого события: ведь до того о наличии дефицита никогда не сообщалось, мы привыкли связывать это явление лишь с капиталистической экономикой и о влиянии его на нашу жизнь ничего толком не знаем. Вряд ли, например, кому-нибудь из покупателей, обнаруживших исчезновение с прилавков то одного, то другого товара, приходило в голову связывать это с малопонятными словами "дефицит государственного бюджета".

Между тем связь тут есть, и самая прямая. Достаточно поставить вопрос: а как же финансируется дефицит? Если государство не все расходы в состоянии покрыть своими доходами - откуда берется недостающая часть? Сравнительно недавно, когда мировые цены на нефть росли, покрыть дефицит помогали доходы от нашей внешней торговли, которая держится в значительной степени на продаже нефти и газа. Но сейчас эти цены упали. Теоретически можно взять в долг у других стран, но использовать этот источник в больших размерах опасно: он не решает долговременные проблемы, а, напротив, порождает их. Через несколько лет приходит время возвращать кредит, и надо иметь уверенность, что у нас найдется челл платить. Пока состояние нашей промышленности и внешней торговли не дает никаких оснований для такой уверенности. Понятно, со временем экономическая реформа улучшит положение дел, но разве может кто-нибудь сказать, в каком году это произойдет и на сколько именно долларов увеличится наша экспортная выручка? А ведь получение внешнего займа означает вполне конкретное обязательство: в каком году какую сумму выплатить. Возникновение неуправляемой задолженности - грозная опасность, трясина, затягивающая на десятилетия и обескровливающая страну.

Остается один источник финансирования дефицита: внутренние займы в той или иной форме. Государство берет взаймы у Госбанка, который до некоторой степени может использовать накопления населения, хранящиеся в сберкассах, а также внутренние выигрышные займы и другие источники. No для покрытия дефицита такого масштаба, какой возник в последние годы, этого недостаточно. Приходится прибегать к самому нежелательному средству, и об этом также сообщил министр финансов на сессии Верховного Совета. Это средство - необоснованная эмиссия, выпуск в обращение денежных знаков, не обеспеченных товарной массой. Вот почему товары исчезают с прилавков: их стало не абсолютно, а относительно меньше. Абсолютные объемы производства товаров растут, но гораздо быстрее растет количество денег, выброшенных на рынок.

При значительном неравновесии (а масштабы дефицита в 1988-1989 гг. предопределили именно значительное неравновесие) размах инфляции становится таким, что в разряд дефицитных переходят практически все товары. Спрос больше не ограничивается естественным способом - границами платежеспособности населения. Неуверенность покупателей в надежности снабжения все чаще порождает вспышки ажиотажного спроса, когда "берут" не то, что необходимо, а то, что "дают", поскольку утрачивается уверенность в том, что завтра этот товар будет так же доступен. По оценкам специалистов, при возникновении подобной паники скачки спроса по сравнению с нормальным уровнем бывают четырехкратными и более, и трудно, оказывается, в короткий срок найти товарные запасы, чтобы успокоить рынок. А потом, после перенасыщения, может возникнуть затоваривание, и невозможно предвидеть, какой следующий товар будет выбит с прилавков очередной волной искусственного спроса, порожденного недоверием к торговле. Известно, например, что в некоторых городах, когда ввели талоны на сахар, люди кинулись раскупать соль. Это хуже, чем дефицит отдельных товаров, с которым мы раньше имели дело. Это - разрушение рынка в целом, у него свои причины.

Такое состояние рынка, конечно, не может быть терпимо. Необходимо не просто преодолеть дефицитность бюджета, но преодолеть ее быстро и решительно. Это возможно лишь в одном случае: если не только увеличивать доходы бюджета, но и сокращать расходы. Было ли это сделано, когда дефицитность бюджета стала явной? Нет, даже наоборот: расходы государственных ведомств росли необычайно быстро. В то время как в соответствии с решениями об оздоровлении финансов были заморожены некоторые стройки, ведомства начали вдвое больше новых. Стало очевидно, что и в этой сфере правильные новые решения пришли в противоречие со старым механизмом их реализации. Экономическая реформа, постепенно переводящая предприятия на полный хозрасчет, заставляет трудовые коллективы беречь средства хозрасчетного дохода как свои кровные, от которых зависит личное благосостояние каждого и вместе с тем благополучие коллектива в целом и развитие предприятия. Но министерства и ведомства в ином положении. Расходуемые по их решениям централизованные средства государственного бюджета по-прежнему воспринимаются на практике как "ничьи". Преодолеть это можно только одним способом: резко изменить соотношение затрат, осуществляемых по решениям министерств и по решениям трудовых коллективов, в пользу последних. Ну а те проекты общенародного значения, которые все-таки необходимо осуществлять за счет ресурсов всего общества, они должны подлежать и обсуждению и контролю всего общества. Механизм их одобрения должен включать всенародное обсуждение и утверждение представительными органами, а не исполнительным аппаратом. Стало быть, речь идет не просто о внесении поправок в текущие планы - назрело принципиальное политическое решение, требующее перемен в функционировании аппарата власти. Выходит, и в этой сфере требуются изменения такого масштаба, что они также затрагивают привычные представления о самом облике социалистического строя, в том числе социалистического государства. Вспомним: еще в сентябре 1917 г. Ленин писал, что "социализм есть не что иное, как государственно-капиталистическая монополия, обращенная на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией"^*. Революционная практика с необычайной быстротой двинула вперед развитие марксистских взглядов на социализм по сравнению с дооктябрьскими теоретическими представлениями. Но именно в этом вопросе - о государстве-монополии - преодоление прежних умозрений оказалось наиболее долгим делом. Эту мысль Ленин развивал и в первые месяцы после Октября, разъясняя, что германская крупнокапиталистическая техника и планомерная организация есть "половинка" социализма, воплощение его экономических, производственных, общественно-хозяйственных условий, которое составило бы полный социализм при наличии политических условий, т. е. пролетарского государства. И переход к нэпу в 1921 г. поначалу не поколебал этого взгляда. Лишь после двух лет нэповской практики, приобретя опыт развития на здоровой экономической основе, Ленин пришел к выводу, что соединение социалистических начал с хозрасчетными, товарно-денежными, рыночными отношениями означает более глубокое преобразование и самых коренных представлений о характере создаваемого общественного строя. И тогда, уже в самых последних статьях, успел сказать, что социализм есть общество цивилизованных кооператоров, добавив к этому замечательные по глубине и смелости слова: "...и вместе с этим мы вынуждены признать коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм"^**.

^* (Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 34, с. 192.)

^** (Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 45, с. 376.)

Эта мысль должна была положить начало огромной работе по формированию и детализации новой "точки зрения на социализм". Ленину не было уже дано времени на эту работу. Его непосредственные преемники уклонились от нее, а Сталин сделал все для того, чтобы слова эти были забыты, внедряя вместо них представление о громадном механизме с людьми-винтиками, общественными организациями в роли приводных ремней, партией-штабом и вождем на вершине. Сегодня, после десятилетий проб и ошибок, мы видим, что Ленин сумел в кратчайший исторический срок извлечь из накопленного революцией опыта (единственно правильный вывод. Государственная монополия не решает всех вопросов, даже если государство пролетарское. Политическая система социализма должна характеризоваться более богатым демократическим содержанием.

XIX партконференция дополнила ранее принятые решения об экономической реформе решениями о реформе политической системы, сущность которых можно выразить одним лозунгом: "больше демократии, больше социализма". Завершен важный этап научной работы партии, созданы лучшие условия для ведущейся практической работы. Перестройка сделала уже очень много, но гораздо больше еще предстоит сделать, а значит, детальный и полный анализ опыта перестройки еще предстоит. Но один вывод можно уже сделать с полной уверенностью: как бы ни было трудно порой расставаться с иными окаменевшими представлениями и привычками, происходящие в стране перемены не означают ни малейшего отхода от подлинных, научных принципов социализма. Они на деле означают больше социализма.

дебетовые карты с бесплатным обслуживанием