Заключение

500 семей - таково основное ядро старой финансовой и политической элиты в том виде, в каком оно сохранилось в Федеративной Республике Германии, западной половине бывшего рейха Вильгельма II: 500 семей, в том числе почти половина - крупные землевладельцы, чьи столетиями переходившие по наследству, усердно приумножаемые и неслыханно возросшие в цене латифундии занимают в общей сложности 755 тысяч гектаров (или 7,55 миллиарда кв. метров). Эти земли находятся во владении 226 семей наследственных богачей.

Общий оборот промышленных и торговых предприятий, а также сферы обслуживания (без банков и страховых компаний), принадлежащих большей частью или целиком этим тремстам семьям из нашего перечня, достиг в 1970 году колоссальной суммы: 176 миллиардов марок. Это примерно в полтора раза больше тех бюджетных средств, которыми правительство ФРГ располагает ежегодно для финансирования всех своих расходов, начиная с выплаты жалованья чиновникам, субсидирования сельского хозяйства, помощи развивающимся странам и кончая содействием жилищному строительству, содержанием и расширением сети шоссейных дорог (автострады) и расходами на оборону.

На контролируемых этими 300 семьями торговых и промышленных предприятиях заняты 2975 тысяч рабочих и служащих. Если считать, что на каждого из них приходится в среднем по 2,5 иждивенца, то в прямой экономической зависимости от упомянутых 300 предпринимательских кланов находятся в общей сложности 7,5 миллиона человек. Таким образом, на каждую взятую в отдельности семью крупного акционера или фабриканта имеем в среднем 25 тысяч мужчин, женщин и детей, воспринимающих их не иначе как "хозяев".

Такова статистика, таковы факты. Они показывают, в какой колоссальной степени могущество и богатство давно прошедшей эпохи сохранились в современной

Федеративной республике. При этом остается открытым вопрос, как расценивать эту преемственность и хорошо ли, что крупные состояния XIX века вместе с обусловленной ими властью почти нетронутыми перешли к наследникам третьего и четвертого поколений, в то время как огромная масса населения потеряла все сбережения дедов, родителей, а под конец и свои собственные. Большинству остались только несколько щемящих душу реликвий: скажем, проштемпелеванные красным банкноты достоинством в тысячу марок, отложенный работягой запас на "черный день", который дед, вздыхая, отдавал на военные займы; золотые монеты, за которые в 1915-1916 годах солдат мог купить краткий отпуск (20 марок за сутки); серебряный столовый прибор, символ бюргерского благополучия, который зимой 1922/23 года отдавали за пару литров молока, дюжину яиц и два килограмма сала, чтобы спасти детей от голодной смерти; приобретенный ценою многолетней жестокой экономии дом на окраине города, превращенный в 1942 году в груду развалин фугасной бомбой; старый крестьянский двор па том берегу Одера, который весной 1945 года пришлось спешно оставить, или деньги, внесенные в сберкассу в порядке "принудительных сбережений", на которые ушел заработок за многие тысячи сверхурочных часов, отработанных прилежным мастером своего дела и жалкую десятую долю которого ему "возместили" в 1948 году, ибо, как ему было сказано, "войну ведь проиграли мы все...".

Есть, впрочем, горстка людей, которым, несмотря на проигранные войны, инфляции и изгнания, осталось гораздо больше, практически все: крупные земельные владения и битком набитые склады, угольные пласты и шахты, машины и патенты, ценные произведения искусства и активы за рубежом, и прежде всего - уверенность в своих "правах", а также власть и богатство, позволяющие на этих "правах" настоять. Этим людям и сейчас, как их предкам сотню и больше лет назад, принадлежат почти две трети крупных предприятий Федеративной республики.

Большинство представителей старой когорты властителей и богачей воспринимают такое положение дел как данное богом, справедливое и при всех обстоятельствах стоящее того, чтобы его сохранить. Разве не всем живется хорошо, лучше, чем когда-либо прежде? - с изумлением вопрошают они, если кто-нибудь осмеливается ставить под сомнение извечное совершенство системы, гарантировавшей и призванной гарантировать в будущем преемственность их богатства и влияния. И естественно, превознося достоинства этой системы, они имеют в виду высокий уровень жизни, неуклонно возрастающее потребление широких масс, увеличение даже в домах тех, кто работает по найму, числа дорогостоящих "товаров длительного пользования", усиливающуюся моторизацию и протекающий под девизом "вещи делают человека" процесс превращения прежнего промышленного пролетариата в мелкую буржуазию, полностью уже увязшую в долгах, но всецело преданную идолам потребления и наживы и готовую с радостью залезть ради этого в новые долги.

Зато они не думают о другом: например, о катастрофических, только теперь выявляющихся последствиях начавшегося 150 лет назад легкомысленного - во имя чьих-то прибылей - отравления вод и воздуха отработанными газами, всякого рода отходами производства и сточными водами, причем сейчас крайне дорогостоящая борьба с таким отравлением, "естественно", является задачей всего общества. Они не думают о том, что производственные сверхмощности, которые они создают и пытаются сохранить (с помощью соглашений о картелях, с помощью пробуждения в людях все новых страстей потребительства), а затем вновь ликвидируют, закрывая ультрасовременные и технически совершенные предприятия, они не заботятся о том, что это - потеря не только для занятых на них рабочих и служащих, но также для общества в целом. Причем не та потеря, которую они под видом понесенных ими убытков вычитают из сумм, подлежащих налогообложению, точно так же как они уже взвалили на государственную казну, а следовательно, опять-таки на общество бремя излишних капиталовложений. Все это не что иное, как азартная игра на полученные мошенническими способами деньги и обман трудящихся, которые в надежде на гарантированное рабочее место отдают свои силы и уменье, подчиняя этому весь свой жизненный уклад. Богачам и супербогачам и в голову не приходит, что земли, столь же необходимой нам для жизни, как вода и воздух, увы, не становится больше и что она - неподходящий товар для торговли и спекуляций. При существующей системе цены на землю неизбежно достигают астрономических величин, и взятые за основу для вычисления налоговой ставки цифры выглядят по сравнению с ними жалкими чаевыми. Каждый легко может представить себе вытекающие из этого последствия и притом не только для повышения квартирной платы. Уже в 1971 году городу Мюнхену пришлось заплатить за необходимый ему клочок земли площадью 0,5 кв. метра, иными словами, не больше полотенца, 37 тысяч марок...

Некоторые представители старой элиты сделали определенные выводы из этих и других очевидных недостатков системы, бывшей до сих пор столь любезной их сердцу. Быть может, им пришло на память одно из ранних стихотворений Эриха Кестнера "К миллионерам", суть которого сводится к следующему: "Зачем ждать, пока проломят черепа вашим накрашенным бабам, вам самим и мраморным куклам в ваших садах?.. До каких же пор вы собираетесь богатеть? До каких пор собираетесь вы складывать золото и банкноты в груды и кипы? Кончится тем, что вы потеряете все..."

Впрочем, сделанный этими отдельными представителями элиты вывод был совсем не тот, который имел в виду Кестнер, призывавший их не чураться реформ, пока еще не поздно. Они просто перебрались в другие места, главным образом в Швейцарию, прихватив, само собой разумеется, свои огромные капиталы.

Это могло быть выходом для отдельных лиц, но отнюдь не для общества в целом. Кроме того, в действительности никаких причин для бегства нет, ибо о насильственном изменении условий в Федеративной республике ни сейчас, ни в близком будущем не приходится и думать: для этого нет никаких предпосылок.

Тем удивительнее, что люди из старой элиты, за немногими отрадными исключениями, буквально становятся на дыбы при одном только упоминании о реформах, то есть не желают использовать оставшееся время для того, чтобы осторожно провести в жизнь Heобходимые перемены, а изо всех сил стараются протащить в XXI век свои наследственные, частью уходящие корнями еще в эпоху феодализма привилегии. Они ощетиниваются против всякой демократизации экономики и могут противопоставить требованию профсоюзов о паритетном участии трудящихся в управлении предприятиями лишь старую точку зрения: "Я в доме хозяин!" Один из их рупоров, газета "Индустрикурир" высказывала даже мнение, что, дескать, демократизация предприятий столь же бессмысленна, как демократизация каторжных тюрем и казарм (это позволяет судить о представлениях некоторых властителей концернов и о том, насколько они презирают людей, трудолюбию и умению которых обязаны своим богатством).

В политическом плане они почти без исключений содействуют тем группам и силам, которые считают и называют себя стражами испытанного, унаследованного от прошлого, не давая себе труда задуматься над тем, что предпосылки для сохранения этого наследия, если они когда-нибудь существовали, давным-давно изменились. "Никаких экспериментов!" - таков до сих пор их девиз. Однако за этим враждебным всему новому девизом скрывается не попытка предотвратить легкомысленное, наносящее ущерб общему благу, непоправимое ухудшение почти идеального (с их точки зрения) положения дел, а скорее крайне эгоистическое желание удержать некогда приобретенные предками привилегии, давно утратившие всякий смысл (если допустить, что он когда-то был вообще), и ни на йоту не уступить унаследованное место под солнцем - а на остальных наплевать!

Священнейшая из всех священных коров, которую нельзя ни подоить, ни забить, ни даже тронуть и которую можно лишь все больше раскармливать, - частная собственность. При этом (с точки зрения старой элиты, вполне естественно) нет ни малейшей разницы между тем, что отдельный человек собственными силами создал для себя и своих близких, и тем, что приобрело ценность только благодаря старанию и умению всех, а следовательно, не должно обогащать одного за счет всех остальных. Таким образом, пригородный луг, задешево купленный 30 лет назад не для того, чтобы пасти там скот, а чтобы выгодно поместить военные прибыли, не должен (после того как этот район был застроен, за счет всех подключен к коммуникациям и снабжен всеми необходимыми коммунальными объектами) приносить (тому, кто разделил его на крохотные участки и продавал нуждающимся в жилье по цене, в 500 раз превышающей его первоначальную стоимость), помимо неслыханной и незаслуженной прибыли, еще и освобождение от налога на нее. А между тем старая элита именно такую льготу считает своей почти естественной и неотъемлемой привилегией.

"Земля, естественные ресурсы, средства производства могут быть в целях обобществления переданы в собственность государства или превращены в иного рода общественную собственность согласно закону, регулирующему порядок и размеры возмещения... Принудительное отчуждение допускается только для общего блага... Возмещение определяется со справедливым учетом общего блага и интересов сторон..."

Эти положения, сколь бы богопротивно ни звучали оли для старой элиты, взяты отнюдь не из программы леворадикальных утопистов. Их можно найти в Основном законе Федеративной Республики Германии, а именно в разделе, посвященном неотъемлемым основным правам, в статьях 14 и 15, где, кроме того, говорится: "Собственность обязывает. Пользование ею должно одновременно служить общему благу".

По мнению старой элиты, она вполне достаточно служит общему благу тем, что не позволяет пальцем тронуть "испытанное временем", то есть свои привилегии; тем, что препятствует любой более или менее радикальной реформе; тем, что старается и в последние десятилетия этого бурного века сохранить тот самый общественный строй, который при жизни одного поколения уже дважды ввергал нас в столь же ужасные, сколько и предотвратимые катастрофы. После нас хоть потоп?

Вот потому-то господа потомки прежних обладателей наследственных мест в верхней палате прусского парламента или в баварской палате имперских советников, пресыщенные наследники первых промышленных магнатов Рура и Саара, правнуки достопочтенных ганзейских коммерсантов, несметно разбогатевшие на "патриотическом" контрабандном провозе кофе и хлопка сквозь кольцо наполеоновской континентальной блокады, создали ныне тесный союз с расторопными нуворишами. Втайне они презирают этих нуворишей, как выскочек, но нуждаются в их силе и энергии. Действуя вкупе с миллиардерами, чье богатство еще сравнительно молодо, с господами Шиккеданцами и Хортенами, Фликами, Дилями и Каргами, они надеются привнести свои наследственные привилегии в новую финансовую и политическую элиту, которая появилась на свет в крахе кайзеровского рейха, но структура и идеология которой начинают столь пугающе напоминать структуру и идеологию старой которых избранных".

Теперь дело за нами, совершеннолетними гражданами государства: именно мы должны снять заклятие этой преемственности и наконец воплотить в жизнь требования нашего Основного закона.