"Бедные" князья Лёвенштейны и другие...

Князья Лёвенштейны ведут свою родословную от Фридриха I, курфюрста Пфальцкого, "злого Фрица", имевшего от Клары Дотт из Аугсбурга сына по имени Людвиг, которому он подарил маленькое графство Лё-вешптейн в Вюртемберге. Позднее, в 1567 году, граф Людвиг фон Лёвенштейн женился на некой Анне, богатой наследнице, принесшей ему в приданое графство Вертхейм и часть Брейберга. Их сын, Кристоф, увеличил лёвенштейновские владения благодаря своей женитьбе на наследнице Фирнебургов из Эйфеле. В 1801 году Лёвенштейны потеряли эти земли на левом берегу Рейна, но в 1808 году получили богатую компенсацию в виде Фройденберга на Майне. В 1812 году они как члены Рейнского союза были возведены в княжеское звание и именовались с тех пор князьями Лёвенштейн-Вертхейм-Фройденберг. Принц Альфред, один из младших братьев пятого по счету князя, женился в 1880 году на графине Паулине фон Рейхенбах-Лессониц, дочери и наследнице последнего графа и внучке графини Эмилии, урожденной Ортлёпп. От этого брака, принесшего дому Лёвенштейнов в качестве приданого оплаченные за счет торговли солдатами удельные поместья бывшей любовницы курфюрста, этой бережливой рабочей девчонки из Берлина, родились семь дочерей и один сын, Удо Амеланг, который стал шестым князем и владетельным господином цу Лёвенштейн-Вертхейм-Фройденберг и теперешним главою этого дома.

В настоящее время, помимо обширных, весьма ценных земельных владений (из которых около 5500 гектаров находятся в Бадене и Вюртемберге), князю цу Лёвенштейн-Верхейм-Фройденбергу, как уже упоминалось, принадлежит приблизительно четверть акций "Хельд унд Франке бауакциенгезелынафт", Мюнхен, с оборотом в 1970 году в 275 миллионов марок и 4700 рабочих и служащих, главным образом иностранцев. В концерн "Хельд унд Франке" входят несколько жилищно-строительных обществ. "Ф. В. Нолль тифунд штрассенбау гмбх", Мюнхен, а также дочерние фирмы за рубежом, такие, как "Хельд унд Франке бау АГ", Линц (Австрия) или "Расаль-Хайма Рок компани" в одном из султанатов Персидского залива.

Кроме того, княжескому дому принадлежит жирный пай в "Антон Штейнекер машиненбауфабрик гмбх", Фрейзинг; князю Удо Амелангу - 34,3 процента, а наследному принцу Альфреду Эрнсту - 18,7 процента, так что у Лёвенштейыов оказалась большая часть акций. В наблюдательном совете этой сравнительно небольшой, но весьма прибыльной фирмы, имеющей приблизительно 350 рабочих и служащих и выпускающей комплексное оборудование для пивоварен и солодовен, а также специальное оборудование, рядом с князем и наследным принцем цу Лёвенштейн-Вертхейм-Фройденбергом восседает барон Отто фон Фойри, председатель баварского и заместитель председателя Немецкого крестьянского союза, член фракции ХСС баварского ландтага, помещик, член множества наблюдательных советов, правнук носившего кличку "лошадник" графа Хольнштейна, интимного друга Людвига II, сонаследник одного из богатейших людей в Европе перед первой мировой войной, а именно известного под именем "турка Гирша" еврейского финансиста и строителя багдадской железной дороги, барона Морица фоп Гирш цу Планегга, приходившегося братом его деду. Д-р Антон Эрнст-бергер, член правления "Байерише ипотекен- унд вексель банк", главный и лично ответственный компаньон мюнхенского банкирского дома "Август Ленц унд К0", тесно связанного с баварскими игорными домами и их аферами и с гешефтами дома Виттельсбах, также член многих наблюдательных советов. Последний в этой компании - доктор Герберг фон Малэзе, председатель наблюдательного совета в "Хельд унд Франке" и заместитель председателя наблюдательного совета "Байерише ипотекен - унд вексель банк".

Уместно сообщить, что первым потомственным дворянином в семействе фон Малэзе был возведенный в это звание в 1887 году королем Баварии генерал-лейтенант, ею превосходительство рыцарь Фердинанд фон Малэзе. После того как его старший сын, Ойген, также стал "его превосходительством" и был пожалован званием генерала от артиллерии королевства Бавария, старший Малэзе из третьего поколения - кстати, тоже баварский генерал - женился на Ранате, дочери скульптора, владельца железоплавилен, мультимиллионера и члена баварской палаты имперских советников барона Фердинанда фон Миллера. Старший сын от этого брака, Фердинанд фон Малэзе, взял в жены Терезу Мюнхмейер из Гамбурга, дочь совладельца старого гамбургского торгового дома "Мюнхмейер и К°" и его супруги, сенаторской дочери Марии, в девичестве Андрэ. Из детей барона Фердинанда старший сын Кристоф женился на графине Мадлен Дуглас-Лангенштейн, чьи предки известны нам из истории вертюмбергского герцогского двора. Старшая дочь Фердинанда и Терезы, по имени Майя, вышла в 1963 году замуж за Рудольфа Августа Эткера, наследника концерна Эткер. И наконец, один из племянников генерала Карла фон Малэзе, оберрегирунгсрат королевства Бавария Карл Эрнст фон Малэзе в 1900 году сочетался браком с Лаурой, дочерью крупного землевладельца, потомственного члена палаты имперских советников и богатейшего из промышленников королевства Бавария Уго фон Маффей, чей знаменитый паровозостроительный завод "И. А. Маффей" (сейчас он называется. "Краусс-Маффей АГ" и на 93 процента принадлежит концерну Флика) считался жемчужиной баварской промышленности. Сын оберрегирунгсрата фон Малэзе и наследницы Маффей - доктор Герберт фон Малэзе, владелец поместья Нейрид, председатель состоящего из пяти человек наблюдательного совета "Антон Штейнеккер машинен-фабрик гмбх", Фрейзинг. В этой фирме наследники торговца солдатами, кюрфюрстовской любовницы, "турка Гирша" и одной из баварских офицерских семей, специализирующихся на заключении блестящих и выгодных браков, сошлись с представителем частного банка, хранящего множество тайн баварских игорных домов и дома Виттельсбах.

Удо Амеланг, князь цу Лёвешптейн-Вертхейм-Фройденберг, является также председателем наблюдательного совета западноафриканского объединения плантаций "Виктория"; главная контора находится в Западном Берлине. Это самое крупное в Камеруне объединение плантаций было основано в 1897 году с акционерным капиталом в 4,5 миллиона марок. Общая площадь ее плантаций кокосовых пальм достигает 12 тысяч гектаров.

Свидетельством того, что князья цу Лёвенштейн-Вертхейм-Фройденберг были не единственными немецкими аристократами, которые к концу XIX века приобщились к доходному колониальному бизнесу (возможно, в надежде продлить существование в Африке феодального строя, который шел ко дну в Европе), могут служить хотя бы дебаты в рейхстаге 14 декабря 1905 года. В тот день депутат от партии Центра Мат-тиас Эрцбергер (убитый в 1921 году правыми экстремистами) с гневом говорил, что в Камеруне при строительстве железной дороги одной старой компании за "уступки" каких-то мнимых ее прав по настоянию тогдашнего референта в отделе колоний министерства иностранных дел Карла Хельфериха было выплачено государством (без всяких сколько-нибудь значительных ответных услуг со стороны этой компании) 480 тысяч марок в виде компенсации. Крупными акционерами столь щедро облагодетельстованной компании были следующие особы: князь Ганс цу Гогенлоэ-Эринген, герцог фон Уйест, Эрнст Ггонтер герцог Шлезвиг-Гольштейнский, брат германской императрицы, гамбургские патриции братья Верман и государственный прокурор Шарлах, а также крупные помещики и члены палаты имперских советников вроде барона Пошингера фон Фрауэнау и барона фон Крамер-Клетта, тогда еще связанного тесными деловыми узами с имперским советником фон Финком.

Как пишет в связи с этим Герт фон Паченски в своей книге "Белые идут", этом перечне грехов колониализма, речь в принципе ведется о системе, которую можно назвать легальной коррупцией. Образчиком пройдохи-бизнесмена, подвизавшегося в сфере этих сомнительных "сделок с двойным дном", был, например, граф Дуглас. Выступая в рейхстаге 14 июня 1904 года, Ледебур^* сделал достоянием гласности следующий факт: постройка (по заказу ведомства по делам колоний) железной дороги в того пошла на пользу в основном собственнику некоего объединения "Того-гезелынафт", который заплатил за 45 гектаров земли 2795 марок. Позже именно по этому участку прокладывалась железная дорога, за что счастливчик отхватил солидный куш..."^**. Незадолго до этого "Новогвинейская компания", представлявшая собой, как явствует из исследования профессора Георга В. Ф. Халльгарте-на, "собрание нескольких самых богатых людей, которых можно было найти в Германии", получила субсидию в 4 миллиона марок, как "попавшая в бедственное положение". В число акционеров этой компании входили, в частности, князь Хацфельд-Трахенберг, граф Хенкель-Доннерсмарк, герцог фон Уйест, граф Штоль-берг-Вернигероде, Вернер фон Сименс и Адольф Вёрман.

^* (Георг Ледебур - известный деятель Социал-демократической партии Германии, соратник Августа Бебеля, депутат рейхстага от СДПГ; умер в 1947 году. - Прим. ред. )

^** (Gегtv. Paczensky, Die Weiscn kommen. Die wahre Geschichte des Kolonialismus, Hoffmann und Campe Verlag, Hamburg, 1970. )

При желании можно было бы продолжить список виднейших аристократов, крупных промышленников, банкиров, судовладельцев и торговых магнатов, которые наживались на немецких колониях, главным образом за счет аборигенов, но также и за счет рейха, то есть германских налогоплательщиков; в них больший интерес представляют имена тех, кто способствовал этим в высшей степени сомнительным махинациям и покрывал их.

Вот, например, упоминавшийся референт по колониальным вопросам министерства иностранных дел Карл Хельферих, который оказал так много услуг колонизаторам. В 1906 году он получил "заслуженную награду" в виде директорского поста на проложенной "турком Гиршем" Багдадской железной дороге. В то время ее генеральным директором был Рихард фон Кюльман (отец продавшего в 1972 году социал-либеральную коалицию барона Кнута фон Кюльман-Штумма), который спустя несколько лет возглавил министерство иностранных дел. В 1908 году Карл Хельферих перекочевал в правление "Дойче банк"; в 1915 году он в качестве статс-секретаря принял на себя руководство имперским казначейством, а следовательно, и основную ответственность за финансирование первой мировой войны - не повышением налогов, а выпуском пресловутых военных займов, чье обесценение разорило в итоге немецкие средние слои. В 1917 году рейхсканцлер Теобальд фон Бетман-Гольвег передал ему пост вице-канцлера и одновременно назначил его министром внутренних дел; затем он недолго был полпредом Германии в Москве, а после крушения монархии в 1919 году возглавил Немецкую национальную партию, руководил ее яростной борьбой против республики и особенно против вождя левого Центра, ранее критиковавшего его самого, Маттиаса Эрцбергера, за чье убийство он несет главную моральную ответственность. В 1924 году Хельферих погиб в железнодорожной катастрофе.

Эмиль, брат Карла Хельфериха, подвизался в роли коммерсанта и судовладельца, принимал активное участие в колониальных сделках, стал генеральным директором, а позднее - председателем наблюдательного совета пароходства "Гамбург - Америка", государственным советником в "третьем рейхе" и членом "кружка друзей рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера".

Парламентский контроль над деятельностью Карла Хельфериха во время его работы в отделе колоний министерства иностранных дел вменялся в обязанность референту бюджетной комиссии рейхстага по вопросам колоний доктору Иоганнесу Землеру, с которым мы уже встречались, присматриваясь к тесно связанным друг с другом патрицианским семьям Гамбурга. Доктор Землер был не только депутатом рейхстага, но и главою наблюдательного совета одной из камерунских колониальных компаний. Когда социал-демократы указывали ему на то, что эти две его ипостаси находятся в перманентном противоречии, он весьма энергично протестовал, заверяя, что руководствуется чисто патриотическими побуждениями. Позднее ему пришлось уступить сильному нажиму собственной (национал-либеральной) фракции и отказаться от поста референта по Камеруну. Впрочем, в его сфере остался надзор 8а всеми другими колониями.

18 января 1904 года тогдашний рейхсканцлер Бернгард фон Бголов сообщил рейхстагу, что в немецкой Юго-Западной Арфике вспыхнуло крупное восстание. Как уже упоминалось, князь Бюлов был сыном статс-секретаря министерства иностранных дел Бернгарда Эрнста фон Бюлова и Луизы Викторины, урожденной Рюккер, дочери одного из гамбургских патрициев. От ее семьи, связанной тесными родственными узами с Годфруа, князь Бюлов унаследовал 3 миллиона марок и поместье Кляйн-Флоттбек близ Гамбурга. Рейхсканцлер добавил кое-что к своему состоянию благодаря удачному браку; его жена, итальянка, происходила из семьи князей Кампореале и была владелицей марки-зата Альтавилла на Сицилии, стоившего полтора миллиона марок. Для колониальной войны в немецкой Юго-Западной Африке рейхсканцлер князь Бюлов потребовал и получил от рейхстага внушительные ассигнования, необходимые для усиления и соответствующего оснащения колониальных войск. Вскоре после этого начался мятеж негров н в немецкой Восточной Африке. Рейхстагу вновь пришлось одобрить предоставление больших кредитов. Это особенно обрадовало торговый дом "Типпельскирх унд К° гмбх", ибо эта фирма сумела в 1895 году заключить с имперским правительством пятилетний (затем продленный до 1911 года) договор, который обеспечил ей монополию на поставки немецким колониальным войскам вооружения и снаряжения. Конкуренты, разумеется, лопались от зависти, они могли бы посетовать, что фирма "Типпельскирх" скупает по всей стране дешевые изделия, а затем поставляет их колониальным войскам под видом своих собственных да еще с наценками в сто процентов.

Конкурентов злила и транспортная монополия, по-лучеппая Вёрмапами по старым договорам: только суда компании "Вёрман и К0" имели право заходить в определенные африканские порты. Хотя фирма широко пользовалась этим, заламывая за фрахт плату, иногда превышавшую обычную в тридцать раз, существовавшие договорные соглашения не давали возможности для юридического протеста. Кроме того, Адольф Вёрман, главный босс фирмы, был не только президентом гамбургской торговой палаты, по и влиятельным депутатом от национально-либеральной партии в рейхстаге, где он прежде всего ратовал за неограниченную торговлю спиртными напитками, в частности именно в африканских колониях. Против нее особенно энергично выступали социал-демократы. Они считали огромным злом захлестнувший колонии поток дешевой сивухи - Густав Нагель из фирмы "Кюне унд Нагель" поставлял ящик джина (12 бутылок) всего за 2,5 марки, включая доставку. Адольф Вёрман придерживался другого мнения. "Водка - та волна, которая вынесла немцев в западноафриканскую торговлю", - заявил он в рейхстаге. Уж кто-кто, а он знал, что говорил. Его фрахт в Того, например, на 58 процентов состоял из шнапса. Он патетически вопрошал парламент: "Неужели ради абстрактной любви к неграм, которые, в конце концов, не так уж давно стали нашими братьями, мы подорвем крупную отрасль торговли?"

Он сумел убедить своих коллег по рейхстагу, особенно консерваторов. Один из их вожаков, кавалерийский генерал в отставке Виктор фон Подбильски, он же глава Союза офицеров, был председателем парламентской комиссии, занимавшейся этим вопросом, и у него, владельца дворянского поместья, который сам гнал из свеклы дешевый шнапс для Африки, Адольф Вёрман встретил особое сочувствие. Да и руководитель имперского казначейства, статс-секретарь барон Гельмут фон Мальцан, поддерживал Вёрмана.

Виктор фон Подбильски, известный в кругу друзей просто как Под (его сын Ганс женился на баронессе Анне-Марии фон Мальцан), во время восстания в немецкой Юго-Западной Африке, на котором так нажилась фирма "Типпельскирх", был прусским министром продовольствия, сельского и лесного хозяйства. Из своего животноводческого хозяйства Дальмин он поставлял масло для сражавшихся в Африке немецких колониальных войск - правда, через фирму "Типпельскирх унд К0", где его супруге принадлежали 40 процентов капитала (другие 40 процентов были в руках служившего в колониальном отделе министерства иностранных дел советника посольства доктора Бумилле-ра). Глава фирмы фон Типпельскирх был, следовательно, подставным лицом. Но нельзя забывать, что он являлся вместе с тем тестем баронессы Ильзы фон Мальцан (заметим, что бароны фон Мальцан состояли в родстве с Бюловыми, Бетманами, Подбильски, а также с некоторыми гамбургскими патрицианскими кланами, такими, как Мюнхмейеры, Бурхарды и Вёрманы).

Вернемся к восстанию негров в немецкой Юго-Западной Африке, на котором многие так здорово "заработали". (На протяжении двух с половиной лет вёрмановская пароходная компания предъявляла государству за каждый грузовой рейс - таких рейсов в сутки были дюжины - счет примерно по 600 тысяч марок.) Причин восстания было несколько. В своей известной речи в рейхстаге 30 января 1905 года вождь социал-демократов Август Бебель конкретизировал некоторые из них:

"...Это, прежде всего, существующая в Юго-Западной Африке система правления, а затем поведение значительной части фермеров по отношению к туземцам... Представьте себе, что к населению какой-то цивилизованной европейской страны относились бы хоть приблизительно так, как завоеватели в Юго-Западной Африке - к порабощенным, к угнетенным! Да там уже давно вспыхнуло бы восстание, революция... Не раз задавался вопрос, откуда же все-таки туземцы получили оружие? Ответ можно найти в меморандуме ведомства по делам колоний: оружием этих людей снабдили по тем же причинам, по каким им давали и другое - чтобы извлечь за их счет большие прибыли и главным образом для того, чтобы распространить свое господство в их стране... Правда, губернатор Лейтвен 1 января 1899 года отдал распоряжение, долженствующее в какой-то мере пресечь мошеннические действия торгашей. Некоторые рейнские миссионеры утверждают, что, останься распоряжение в силе, оно, несомненно, оказало бы благотворное воздействие. Однако влияние белых, а быть может, нажим или указание из Берлина - точно не могу сказать - привели к тому, что спустя короткое время губернатор Лейтвейн отменил свое предписание, и торговцы получили возможность, не стесняясь, эсплуатировать туземцев... Другой весьма мрачной главой является жестокое обращение с африканским населением. Обращение - необычайное по своей суровости и безжалостности. Дабы не быть голословным, напомню только о случае с принцем Проспером Аренбергом, который варварски умертвил негра Каина... Каин был одним из близких родственников Самуэля Махареро, считающегося душою восстания... Поистине терпение этих местных жителей подверглось тягчайшим испытаниям... и они отплатили своим мучителям в соответствии со своими моральными понятиями..."

Моральные понятия людей из племени гереро были, очевидно, совсем иными, чем у их поработителей. В то время как немецкие колониальные войска не знали ни жалости, ни сострадания, уничтожали все и вся градом картечи, а под конец загнали всех уцелевших гереро - мужчин, женщин и детей вместе со скотом - в солончаковую пустыню и оставили их там погибать от жажды, повстанцы вели себя совсем по-другому. Погибший позднее участник войны барон Буркхарт фон Зрфа писал в своей военном дневнике: "Гереро и здесь, как повсюду, пощадили миссионера и его имущество, а также буров и англичан. У них не отняли даже ни одной головы скота..." А в сообщении германского генерального штаба говорится: "Жен и детей (белых) пощадили и доставили на границу территории, которой овладели восставшие гереро под руководством своего вождя Витбоя. Оттуда пленники смогли выбраться живыми..." Такое джентльменское поведение не помогло гереро: более четырех пятых этого народа были истреблены - в большинстве случаев чудовищно жестокими способами, - а выжившие лишились всего; многих из них заковали в цепи и послали на тяжелейшие принудительные работы.

Гораздо снисходительнее поступили с теми, чьи преступления в существенной мере послужили причинами мятежа. Упомянутый в речи депутата рейхстага А. Бебеля принц и герцог Карл Проспер фоп Аренберг (которому в бытность его молодым лейтенантом пришлось из-за крайне предосудительного поведения расстаться со своим кавалерийским полком и который, находясь в колониальных войсках в Юго-Западной Африке, зверски убил мешавшего ему мужа одной из дочерей вождей гереро) получил на первых порах лишь шесть месяцев ареста. Приговор, однако, пришлось представить на утверждение кайзеру Вильгельму II, а тот распорядился начать новое разбирательство в военном суде в Берлине, куда преступник тотчас отбыл по принадлежащей Вёрману железной дороге в качестве пассажира первого класса.

Было бы, впрочем, ошибкой думать, будто кайзер стремился лишь справедливо покарать виповпика за совершенное преступление. Кайзера интересовало совсем иное, а именно строительство Средне-Германского канала. Он и большинство других крупных остэльб-ских землевладельцев ожидали от претворения в жизнь этого отвергнутого ландтагом проекта значительного увеличения возможностей для сбыта - прежде всего в Рурской области - излишков сельскохозяйственной продукции из Восточной Германии. Западногерманские крупные помещики, особенно в Вестфалии, противились строительству канала главным образом потому, что боялись усиления конкуренции остэльбских юнкеров, которая усиливалась с уменьшением транспортных расходов. Во главе восторжествовавших в парламенте "врагов канала" стояли виднейший западногерманский землевладелец Энгельберт, девятый герцог фон Аренберг, из прусской владетельной династии, а также его дядя Франц Людвиг герцог фон Аренберг, член палаты депутатов и рейхстага, где он был председателем комиссии по делам колоний, а с 1897 года - президент Германского колониального общества.

Нетрудно понять, что кайзер и семейство Аренберг быстро столковались: хотя военный суд признал принца Карла Проспера виновным в убийстве и приговорил его к смерти, кайзер заменил ему смертную казнь лишением свободы, а вскоре, при пересмотре дела, принца признали на основании заключения знаменитых психиатров невменяемым, оправдали и отправили в частный санаторий. Прошло еще немного времени, и его выпустили оттуда, как излечившегося, после чего спокойно можно было отправить его в длительное заграничное увеселительное путешествие. Столь милые сердцу его величества планы сооружения канала при новом рассмотрении их в парламенте получили требуемое большинство голосов, правда сначала только в отношении первого участка - между Эльбой и Ганновером. А лидер партии Центра, герцог Энгельберт фон Аренберг, кстати сказать, один из братьев вовремя "свихнувшегося" принца, чье преступление явилось последней каплей, переполнившей чашу терпения гереро и заставившей их восстать, стал одним из ближайших друзей кайзера Вильгельма II, который нередко приезжал к нему поохотиться.

Другими близкими друзьями последнего кайзера были: Маркс Эгон II князь цу Фюрстенберг, один из маршалов королевства Пруссия, представитель владетельной династии и заместитель председателя австрийского имперского совета; князь Филипп цу Ойленбург-Хертефельд, бывший до 1902 года немецким послом в Вене, а до этого прусский посланник в Мюнхене, сопровождавший кайзера в его поездке на Север, он же автор "Песен скальдов" и "Песен роз"; Ганс Генрих XV, князь Плесе, а также генерал граф Дитрих фон Хюльзен-Хезелер, с 1901 года - глава военной канцелярии. Самым богатым из этих пяти друзей кайзера был Макс Эгон князь цу Фюрстенберг, чье подлежащее налоговому обложению состояние в 1913 году исчислялось в 110 миллионов марок, в то время как состояние князя Плесе равнялось "только" 99 миллионам марок. Судя по "Ежегоднику миллионеров королевства Пруссия" за 1913 год, герцог Энгельберт фон Аренберг имел в самой Германии состояние в 63 миллиона марок. .Эти три представителя высшей аристократии обладали также весьма солидным состоянием за рубежом: Фюрстенберги в Австрии, князья Плесе в принадлежавшей тогда России Польше, а герцоги фон Аренберг - во Франции, Бельгии, Люксембурге, а также в Латинской Америке. Филиппу цу Ойленбург унд Хартефельд, который только в 1900 году был пожалован княжеским титулом и который был, можно сказать, ближайшим другом кайзера вплоть до его свержения в 1918 году, принадлежали дворянские поместья Ли-бенберг и Хезен в провинции Бранденбург, а также Хартефельд и Кольк близ Гельдерна в низовьях Рейна общей площадью приблизительно 4300 гектаров. Стоимость этих земельных владений (явно изрядно заниженная) исчислялась в четыре миллиона марок. Что же касается графа Хюльзен-Хезелера, то, хотя до 1914 года о нем вообще не упоминается в "Ежегоднике миллионеров" и "Календаре землевладельцев", ему тем не менее принадлежало имение Хезелеров (вместе с которым он в 1894 году получил и графский титул). Можно предположить, что и в данном случае речь идет о состоянии, выражаемом шести-семизначной цифрой: сущая безделица по сравнению с капиталами князей Фюрстенбергов или Плессов. При всем том граф фон Хюльзен-Хезелер носил титул "его превосходительство", был генералом, командующим пехотным корпусом, был к тому же личным генерал-адъютантом кайзера и главою военной канцелярии Его величества. Он входил в постоянную свиту Вильгельма II, так что в ноябре 1908 года сопровождал кайзера в знаменательной поездке, затеянной с целью избежать некоторых "неприятностей".

Фактически речь шла тогда о самом серьезном кризисе за все время царствования Вильгельма II с 1888 года: поводом послужило опубликованное лондонской "Дейли телеграф" интервью с кайзером; наглый тон этого интервью взбудоражил английскую общественность даже больше, чем весьма обидное для англичан содержание кайзеровских высказываний. Германский посол в Лондоне граф Пауль Вольф Меттерних, с которым не только не проконсультировались по поводу интервью, но даже не уведомили его о нем, уже в день опубликования его объявил своим сотрудникам: "Ну, теперь мы можем закрывать здесь лавочку!" Да и в самой Германии впервые громко раздались возмущенные голоса не только со стороны оппозиции, но и в правительственном лагере и даже среди крайне правых. Кайзер своим дилетантством и обуревавшей его манией величия умышленно и одним махом свел на нет многолетние попытки дипломатов и магнатов промышленности улучшить отношения с Англией, причем на этот раз не проявлялось готовности мириться с подобными эскападами Его величества. Как писала одна из консервативных газет, "сокровищница монаршей мудрости, несомненно, весьма велика, но ведь можно промотать и богатейшее наследство, если распоряжаться им безответственно... У монарха есть не только права, но и обязанности, невыполнение которых может поколебать основы монархии". В бундесрате министры уже обсуждали способы заставить Вильгельма II отречься от престола; рейхсканцлер князь Бюлов от своего имени и от имени членов своего правительства подал прошение об отставке. Она не была принята, и тогда он на следующий день сделал заявление, чтобы успокоить встревоженные умы. Канцлер с ужасом ожидал ближайшего пленарного заседапия рейхстага, назначенного на 10 ноября, на котором должны были прозвучать требования об изменении конституции и об отречении кайзера. Ну а как же вел себя сам кайзер? Он поспешно покинул Берлин и отбыл на оленью охоту в поместье Блюнбах, которое принадлежало наследнику австрийского престола эрцгерцогу Францу Фердинанду, а сейчас является частной собственностью крупповского наследника Арндта фон Болеп унд Гальбаха. Оттуда он прислал оказавшемуся поистине в отчаянном положении рейхсканцлеру длинную телеграмму: "Два дня здесь прошли очень спокойно и весело... Я уложил 65 оленей... Неизменно поминаю Вас в молитвах утром и вечером... Да пребудет с Вами Бог! Ваш старый друг Вильгельм, император".

10 ноября рейхстаг собрался в Берлине, причем, судя по всему, как отмечал Эмиль Людвиг, биограф Вильгельма, "это был суд народа над своим императором". Князь Бюлов под конец все же изловчился смирить бурное возмущение, посулив, что волнение в народе "побудят Его величество императора впредь проявлять в частных беседах сдержанность, необходимую для целостной политики и для поддержания авторитета короны... В противном же случае,-заявил в заключение рейхсканцлер,-ответственность за последствия не может быть возложена ни на меня, ни на моего преемника".

В тот же день 10 ноября кайзер, который тем временем отправился к князю Фюрстенбергу в Донауэшинген поохотиться на лисиц, держал речь, адресованную графу Фердинанду фон Цеппелину. Граф приобрел у вдовы изобретателя Давида Шварца чертежи и па* тенты покойного всего за 15 000 марок и после десятилетнего экспериментирования с различными жесткими конструкциями дирижаблей, названных впоследствии в его честь "цеппелинами", в конце концов настолько преуспел, что, стартовав на Боденском озере, сумел пролететь вниз по Рейну до Вормса и вернуться назад через Штутгарт; впрочем, вскоре после этого его дирижабль был полностью уничтожен ударом молнии.

Однако еще до гибели дирижабля в 1908 году на Цеппелина обратил свое милостивое внимание Его величество император. Для кайзера устроили поездку в Фридрихсхафен, и Вильгельм II, который до этого относился к графу не иначе как с презрением и но далее как летом того же года обозвал его "величайшим дураком из всех немцев на Юге", счел своевременным пересмотреть суждение о мнимом изобретателе дирижабля. 10 ноября в тот самый момент, когда рейхсканцлеру, оказавшемуся лицом к лицу с разъяренным парламентом, пришлось защищать пошатнувшийся трон, кайзер рассыпался в Фридрихсхафене в похвалах по адресу графа Цеппелина: "Наше отечество может гордиться таким сыном, величайшим немцем XX столетия, чье изобретение означает новую веху в развитии человечества. Не будет преувеличением сказать, что мы сегодня пережили один из величайших моментов в развитии цивилизации".

В тот самый день, когда в Берлине канцлер и кабинет министров до глубокой ночи ломали себе голову над тем, как бы еще раз вызволить кайзера из тисков кризиса - самого опасного за время его правления, - Вильгельм II вечером почтил своим присутствием в замке князя Фюрстенберга в Доыауэшингене представление специально вызванного туда провинциального кабаре. На следующий день печать сообщала: "Двухчасовое представление в присутствии германского императора, князя Фюрстенберга и графа Цеппелина имело сенсационный успех и закончилось в половине первого ночи. Император и высокие особы бурно аплодировали, а в личных беседах благодарили за блестящую программу и безукоризненное исполнение". В тех же газетах можно было прочесть о том, что одновременно происходило в Берлине.

Вильгельм II удостоил вниманием только сообщения о своей речи, посвященной графу Цеппелину, этому якобы величайшему немцу XX века (с начала столетия к тому времени прошло всего восемь лет), да еще посланное в печать директором кабаре сообщение о представлении в княжеском замке. На заголовки, рассказывающие о дебатах в рейхстаге, он лишь взглянул и заплакал. Граф Роберт фон Цедлиц-Трютцшлер, гофмаршал кайзера, сопровождавший его в поездках, так рассказывает об этом в своих мемуарах: "Его подавленное настроение выразилось в том, что он не желал больше читать об этом деле и старался отвлечься от своих мрачных мыслей". О том, каким образом кайзер делал это, можно судить по описанию гофмаршалом прощального вечера в Допауэшингене:

"За столом в великолепном зале роскошного замка собралось поистине блестящее и элегантное общество. Капелла, разместившаяся на лестнице, услаждала слух присутствующих музыкой. Внезапно появился граф Хюльзен-Хезелер, одетый балетной танцовщицей (что ему случалось делать и раньше), и начал танцевать. Все это было очень забавно. Граф танцевал великолепно, да и вообще это было необычайное зрелище - глава военной канцелярии, одетый дамой и выделывающий балетные па. Окончив танец, граф удалился в прилегающую галерею, чтобы отдышаться. Я стоял в четырех шагах от входа и вдруг услышал, как упало что-то тяжелое. Поспешно бросившись туда, я увидел, что граф лежит на полу, вытянувшись во весь рост, головой в оконной нише..." Генерала от инфантерии королевства Прусского, графа Дитриха фон Хюльзен-Хезелера, генерал-адъютанта кайзера, в возрасте 56 лет поразил паралич сердца в тот самый момент, когда на нем красовались трико телесного цвета, фальшивый бюст и тюлевая балетная пачка.

Это случилось 14 ноября 1908 года. В ту же ночь Вильгельм II телеграфировал императрице: "Я потерял моего лучшего друга!" - и распорядился устроить пышные похороны на государственный счет.

За полтора года до этого судьба лишила кайзера еще более близкого друга, который, оставшись, правда, в живых, был тем не менее уничтожен морально и вынужден расстаться с двором. Речь идет о князе Филиппе цу Ойленбурге и Хертефельде, кавалере ордена "Черного орла", высочайшего знака отличия королевства Пруссия, - о князе, павшем жертвой скандала, замять который не удалось. Он был связан с гомосексуальными отношениями почти шестидесятилетнего князя, отца шестерых взрослых детей, и находившегося в таком же возрасте генерал-лейтенанта и коменданта Берлина графа Куно Мольтке. В скандале оказались замешаны и другие "гомо" из ближайшего окружения кайзера: два графа Хоэнау, флигель-адъютанты Вильгельма II, их двоюродные братья, один из которых командовал гвардейцами-кирасирами, граф Динар, так же флигель-адъютант кайзера; обер-гофцеремониймейстер граф Ведель, а также один из прусских принцев. Всех их прогнали от императорского двора и "без почестей" уволили из армии. Таким образом, по мнению Вильгельма II, справедливость восторжествовала. "Если газеты и теперь не уймутся,- объявил он,- я прикажу кому-нибудь из моих флигель-адъютантов пристрелить редактора!" О судебном преследовании "гомо", как в то время предписывал "негуманный и бессмысленный" закон, никто и не помышлял. Законы существовали для поддержания дисциплины среди подданных - на князей и графов их действие не распространялось.

Филиппу це Ойленбургу унд Хертефельде, этому "бедолаге" (если не считать еще более "горемычного" графа Хюльзена-Хезелера) среди ближайших друзей кайзера, остались после его падения, как с состраданием отмечал в своих мемуарах гофмаршал граф Цед-лиц-Трютцшлер, "какие-то сто тысяч марок ежегодной ренты, не так уж много для князя". На самом же деле облагаемый налогом доход князя Ойленбурга в 1913 году составлял, судя по "Ежегоднику миллионеров провинции Бранденбург", 180 000 марок, иными словами, давал ему ренту приблизительно в 500 марок на день. В то же время средняя часовая заработная плата трудящихся составляла 26,5 пфеннига, а если учесть труд надомников - даже менее 12 пфеннигов, Ткачи в Оберлангенбилау (Силезия) зарабатывали только 3,5 пфеннига в час; среди тюрингских умельцев, изготовлявших игрушки, часовой заработок всей семьи составлял 3-4,5 пфеннига, а на одной из берлинских выставок в 1906 году демонстрировались тончайшие кружева, которые плела 81-летняя работница, получая за это 1,5 пфеннига в час.

Но даже высококвалифицированный рабочий, скажем вальцовщик в Бохуме, трудясь до седьмого пота в течение 12 часов - такие тогда были смены, - мог заработать не более одной сотой того, что ежедневно поступало в карман "неимущего", по мнению людей его круга, "отлученного" от двора князя Ойленбурга - причем без малейшего усилия с его стороны.

В 1905 году (кстати сказать, к этому времени заработная плата была значительно повышена по сравнению с девяностыми годами предыдущего столетия) паровозный машинист получал на руки в месяц 183,33 марки, начальник станции первого класса - 350 марок, а чиновник в ранге регирунгсрата - 500 марок.

Кайзер Вильгельм II получал только на себя в виде так называемых "карманных денег" ежемесячно 146 666 марок, императрица - еще 17 500 марок. Семье наследного принца полагалась 71 тысяча марок в месяц, принцу Эйтелю Фридриху - 35 600, принцу Адальберту - 30 тысяч, принцу Августу Вильгельму - 27 300, принцу Оскару - 14 тысяч, принцу Иоахиму с семейством - 26 тысяч, принцу Генриху - 28 300, принцу Вальдемару - 5 тысяч, принцу Сигизмунду - 4150, принцу Фридриху Леопольду-старшему - 2500, принцу Фридриху Леопольду-младшему с сыном - тоже 2500, принцу Фридриху Вильгельму с дочерью - 5 тысяч и принцу Иоахиму Альбрехту - 2500 марок.

Все эти ежемесячные отчисления принцам царствующего дома, которые все вместе и каждый в отдельности получали еще значительные доходы от собственных состояний, не подлежали обложению налогом и в более тесном семейном кругу императора дополнялись различными компенсациями. Так, например, па придворные празднества ежемесячно ассигновалось 40128 марок, на путешествия их императорских величеств - более 90 000 марок в месяц, на придворные охоты -34000, на парфорсные охоты - еще 4900 марок, на приобретение произведений искусства - дополнительно 6330 марок ежемесячно. Расходы на содержание замков, дворцов и садов, конюшен и придворного театра, на жалованье и пенсии всем придворным и служителям, короче говоря, все мыслимые затраты кайзера и его семьи на содержание своего двора и даже на "милостивые благодеяния" компенсировались особо.

Чем же расплачивался Вильгельм II за такую уйму денег, выдаваемую его родичам из государственных средств? Если ограничиться тем, что друзья и самые близкие доверенные лица сообщали об участии кайзера в делах управления государством, вырисовывается следующая картина: его бывший воспитатель Георг Хинц* петер, которому время от времени доводилось давать советы тридцатилетнему Вильгельму, рассказывал в 1889 году: "Я посоветовал кайзеру заняться рабочим вопросом, чтобы тем самым побудить работать его самого, ибо как раз работать-то он никогда и не учился".

Генерал-фельдмаршал Альфред фон Вальдерзее в начале девяностых годов выдал монарху такую аттестацию: "Всех, кому приходится иметь с ним дело, больше всего беспокоит то, что сам он уже не имеет ни малейшей охоты работать. Превыше всего для пего развлечения, баловство с армией, особенно с флотом, путешествия и охота, так что у него действительно вряд ли остается время для работы. Читает он очень мало. ...сам пишет разве что замечания на полях докладов и наилучшим считает доклад, с которым можно разделаться побыстрее. Поистине скандально то, каким образом придворная хроника вводит широкую общественность в заблуждение относительно деятельности кайзера; если верить ей, то он пребывает в трудах и заботах с раннего утра до поздней ночи".

Как отмечает Вальдерзее в своих мемуарах, за время с апреля по декабрь 1901 года германский кайзер и король Прусский, "кроме Бюлова, Госслера и Подбильски, за три четверти года не удосужился повидать никого из своих министров". На императорской моторной яхте "Гогенцоллерн" Вильгельм II, обычно в сопровождении двух десятков грандов своей империи, имел обыкновение предпринимать частые и длительные увеселительные поездки. Однажды темой для воскресной проповеди на ее борту послужили слова из Библии о том, что только труды и работы придают цену жизни. Один из гостей кайзера, генерал-фельдмаршал граф Гельмут фон Мольтке, записал в своем дневнике: "В нашем вынужденном безделье все мы понимаем: сколь справедливы эти слова. Все, увы, кроме одного..."

В 1901 году гофмаршал кайзера граф Цедлиц-Трютцшлер так описал один из будничных дней в жизни Его величества: "Он встает, в девять часов поглощает завтрак из трех горячих блюд, к полудню с трудом и весьма неохотно выделяет время на выслушивание докладов; нередко использует это время для того, чтобы поучать своих советников, а не слушать их. Затем следует второй завтрак - в час дня. В два часа он выезжает, потом пьет чай, отдыхает, а перед вечерней трапезой в восемь часов еще надо подписать несколько бумаг. Поскольку сон во второй половипе дня зачастую затягивается часа на три, кайзер, как правило, бодрствует до двенадцати или до часу ночи; он предпочитает находиться в кругу людей, которые благоговейно внимают ему и которым он обязательно рассказывает что-нибудь. Так проходит жизнь... Многие сравнивают этот образ жизни с тем, что говорят историки... Девять месяцев уходят на путешествия, и для пребывания дома остается только зима. Ну, где при такой безудержной общительности найти время для спокойных раздумий и серьезной работы?"

Эта минимальная производительность труда не возросла с августа 1914 года, когда рейх повел войну против враждебного мира, - войну, в которую, как утверждали тогда при дворе, Германия оказалась безвинно "втянутой". На самом же деле все было совсем не так.

Еще с 1905 года было "все учтено": имелся план Шлиффена, предусматривавший по воле генерального штаба нарушение гарантированного всеми державами нейтралитета Бельгии, а кайзер (к ликованию магнатов военной промышленности и множества честолюбивых вояк, но к глубокому огорчению всех политических деятелей, стремившихся к миру и согласию) произносил одну за другой провокационные по отношению к соседям Германии речи, непрестанно бряцал оружием и требовал большего влияния, большего "жизненного пространства", больше колоний, большего "присутствия на море", больше военных кораблей, больше солдат.

В 1912 году при дворе появилась привлекшая к себе большое внимание книга, озаглавленная "Германия и предстоящая война". Ее автором был майор Фридрих фон Бернгардп, тогдашний начальник одного из отделов в генеральном штабе. Название глав этой книги - "Право вести войну", "Обязанность вести войну", "Историческая миссия Германии", "Мировое господство или крах" - говорят сами за себя. С точки зрения Берпгарди, "завоевательская война" являлась "политической необходимостью", а следовательно, была "высшим долгом государства". Если верить Бернгарди, рейх, зажатый "в тесных неестественных границах, никогда не сможет достичь своих целей без увеличения своего политического могущества, без расширения сферы своего влияния и без завоевания новых территорий. Для этого необходима агрессивная война. Уже первый удар должен "настолько основательно сокрушить заклятого врага Германии", Францию, чтобы та "никогда уже не могла стать на пути Германии". Бернгар-ди требовал раз и навсегда уничтожить Францию как великую державу. Историк Фриц Фишер в своей работе "Рывок к мировому господству" убедительно доказал, что эти концепции отнюдь не представляли собой шизофренических идей свихнувшегося шовиниста, а что их целиком или в основном разделяла значительная часть господствующего слоя рейха.

Правда, многих представителей старой финансовой и политической элиты, да и самого кайзера, пугала мысль о неспровоцированной агрессии. Они предпочитали выжидать удобного момента. Такой "удобный момент" подвернулся Вильгельму II в июле 1914 года. Сейчас имеется множество доказательств, что имперское руководство полностью отдавало себе отчет в происходящем и отнюдь не было "втянуто" в первую мировую войну. Нагляднейшим из них (к сожалению, не принятым должным образом во внимание) является документ той эпохи - написанная 30 июля 1914 года, непосредственно перед началом войны, и сданная в набор передовая статья для крупнейшей по тиражу немецкой газеты "Берлинер моргенпост". Она принадлежит перу внешнеполитического обозревателя этой газеты Артура Бернштейна. Эта прямо-таки пророческая статья, озаглавленная "Последнее предостережение", не была опубликована, но сохранилась в наборе. В пей говорится:

"Пройдет несколько дней, и напряженность приведет нас на грань катастрофы... Будь у поджигателей войлы столько же благоразумия, сколько злой воли, они, вероятно, не бесновались бы так. Их расчеты ошибочны, и мы хотим кратко заявить об этом, прежде чем разразится битва, иными словами, преяоде чем "чрезвычайное положение" будет грозить заточением в крепость за каждое слово правды. Через несколько дней уже никто не сможет ни говорить правду, ни тем более писать о ней.

Итак, скажем поэтому в последний момент: поджигатели войны ошибаются в своих расчетах. Во-первых, нет никакого Тройственного союза. Италия в игру ие вступает - к нам она при всех обстоятельствах не присоединится, а если и встанет на чью-то сторону, то ягой стороной будет Антанта. Во-вторых, Англия не останется нейтральной, а поддержит Францию - либо немедленно, либо как только ей покажется, что Франции угрожает серьезная опасность. Англия также не допустит, чтобы немецкие войска проследовали маршем через Бельгию, как это предусматривается стратегическим планом, известным всем и каждому с 1907 года. Но если Англия будет сражаться против нас, на нас ополчится весь английский мир, особенно Америка. Впрочем, вероятнее всего, против нас выступит вообще весь мир. Ведь Англия пользуется повсюду если не любовью, то уважением, чего мы, к сожалению, не может сказать о себе.

В-третьих, Япония, по-видимому, нападет не на Россию, а на нас, "дружески" вспомнив о нашем враждебном вмешательстве при заключении Симоносек-ского договора... В-четвертых, Скандинавские государства, наши "германские братья", будут продавать нам то, без чего могут обойтись сами, но в остальном не питают к нам особой симпатии. В-пятых, Австро-Венгрия в военном отношении дотянулась разве что до сербов и румын. С экономической точки зрения сама она может просуществовать впроголодь от трех до пяти лет. Уделить что-либо нам она не в состоянии. В-шестых, революция в России, по всей вероятности, произойдет только в том случае, если русские потерпят поражение. Пока они успешно воюют в Германии, о революции нечего и думать.

Все это говорится со всей поспешностью и в последний момент. Наши послы точно знают, как обстоят дела. Это должен знать и господин фон Бетман (Гольвег, рейхсканцлер). Немыслимо, чтобы он позволил безответственным элементам втянуть рейх в трех- или пятилетнюю войну, в то время как сам он, пасуя перед угрозами пангерманцев и милитаристов, уклоняется от выполнения своего долга. Окажемся ли мы победителями в этой ужасной войне, самой страшной из всех, которые когда-либо видел мир, - это еще"' вопрос. Но даже если мы победим, то ничего не выиграем. К концу бойни нигде уже не будет денег на репарации... Германии не из-за чего вести войну, точно так же как ей не из-за чего вступать в нее. Миллион трупов, два миллиона калек да долгов на пятьдесят миллиардов - таким и только таким будет конечный итог этой "новой веселой войны".

Артур Бернштейн ошибся только в одном: немецкие вооруженные силы потеряли в первой мировой войне 1,81 миллиона человек убитыми и 4,25 миллиона ранеными, то есть приблизительно вдвое больше, чем он предсказывал; расходы же на войну составили не 50, а 194 миллиарда марок. К этому надо добавить огромные территориальные потери, чудовищное бремя репараций и не в последнюю очередь жертвы среди гражданского населения в результате голода и болезней.

Немецкие армии до самого трагического конца мужественно выдерживали натиск противника, превосходившего их своей мощью. Дезертиров среди солдат было очень немного - они были живым укором своему главнокомандующему, который в ноябре 1918 года улепетнул от своего потерпевшего военное поражение, вконец обнищавшего и изголодавшегося народа.

Кайзеру удалось прихватить с собой за границу лишь часть своего состояния, да и республика не смогла переслать ему всего. Однако Его величество сумел сбыть германскому рейху земельные участки 72 и 73 по Вильгельмштрассе за 40 миллионов марок в твердой валюте, а также продать две императорские моторные яхты. Вместе с выплаченными позже доходами от монарших владений и всяческими компенсациями за пропавшие ценности в мошну бывшего кайзера поступило к 1920 году 69 063 535 марок.

Вильгельм II после потери трона мог утешаться этим и еще кое-чем, например следующим письмом, которое 30 марта 1921 года паписал ему некий проживающий в Ганновере пенсионер:

"Позволю себе повергнуть к стопам Вашего императорского и королевского Величества почтительнейшую благодарность за милостивое внимание к болезни моей супруги. Причины для беспокойства еще есть. Мало отрадного я могу сообщить о том, что делается на родине. Беспорядки в Средней Германии серьезнее, чем о том сообщает прусское правительство. Будем надеяться, что вскоре с ними удастся справиться. Все более тяжким бременем давят на немецкий народ последствия Версальского мирного диктата, чья цель, а именно разработанная нашими врагами политика уничтожения, с каждым днем становится все яснее. В оправдание этой политики насилия приходится цепляться за басню о виновности немцев в войне... Навязанное в Версале немецким представителям вопреки их убеждению признание нашей мнимой "виновности" в войне страшно мстит за себя... От всего сердца сочувствую Вашему Величеству... Я знаю, что труды Вашего Величества во все время Вашего правления были направлены на поддержание мира. Могу понять, сколь безмерно тяжко Вашему Величеству оказаться отстраненным от благодетельной работы вместе с другими во имя Отечества... С великой радостью узнал я, что самочувствие Вашего Величества за последнее время улучшилось. Да поможет Вам господь и впредь! С глубочайшим почтением остаюсь Вашего императорского и королевского Величества вернейший и благодарнейший подданный и слуга фон Гинденбург, генерал-фельдмаршал".

Естественно, это письмо было рассчитано прежде всего на разглашение его с тем, чтобы еще больше заморочить голову многострадальному народу. Ведь в своем тесном кругу имперские богачи и заправилы не давали себе труда извращать или хотя бы маскировать факты. Этого не делали даже их прихвостни из Немецкой национальной партии.

О каком-то "втягивании" "ни в чем не повинной" Германии в первую мировую войну не может быть и речи. Об этом свидетельствует хотя бы - как пишет Фриц Фишер - "датированная 2 декабря 1914 года выписка из дневника (Венский придворный и государственный архив) вполне благожелательно относившегося к рейху австрийского политика, министра и имперского советника Йозефа Баернрейтера. В ней говорится: "В Германии опасались, что мы не будем действовать заодно с ней, если повод для войны оставит нас равнодушными... Однако, судя по тому, как развивались события по вине немецкой и австро-венгерской Дипломатии, война должна была начаться. Поэтому после убийства в Сараеве Германия воспользовалась удобным случаем и пустила в ход предлог, отыскавшийся на австрийской стороне. Такова история войны".

Позднее Баернрейтер нашел подтверждение своей точке зрения в беседе с берлинским историком, автором передовиц для "Кройц-цайтунг", позя?е ставшим депутатом рейхстага от Немецкой национальной партии Отто Гётцшем в ноябре 1915 года. "Германский император отправился тогда (после 5 июля 1914 года),-гласит запись в дневнике Баернрейтера за 13 ноября 1915 года,- в Норвегию в уверенности, что война разразится. Все было подстроено Германией очень ловко, а момент для ведения вместе с сопутствовавшей ей Австрией войны, которая за последние годы стала неизбежной, был использован быстро и уверенно".

Точно такого же мнения придерживался Артур фон Гвиннер, член правления "Дойче банк", который в беседе с заместителем морского министра адмиралом Эдуардом фон Капелле в конце августа 1914 года высказался со всей определенностью, имея в виду ненадежного союзника - Австрию: "(Князь) Лихновский (немецкий посол в Лондоне) не был осведомлен только о том, что здесь (на Вильгельмштрассе) стремились довести дело до конфликта". На вопрос Капелле, кто же был этой движущей силой, Гвиынер ответил: "Например, господин фон Штумм в министерстве иностранных дел". Капелле выразил некоторые сомнения, и тот продолжал: "Быть может, существовала даже целая группа. Планомерно предпринимались шаги для того, чтобы сначала связать Австрию прочными обязательствами, дабы быть уверенными в ней. Да и вся акция в Сербии заранее направлялась так, чтобы сделать конфликт неминуемым".

Это серьезное утверждение было сделано достоянием гласности в 1926 году не кем иным, как гросс-адмиралом Альфредом фон Тирпицем, а Альберт Баллин, генеральный директор "Гамбург - Америка", друг Вильгельма II и близкий советник рейхсканцлера Бетман-Гольвега, еще в июле 1914 года посланный министром иностранных дел Готлибом фон Яговом с особой миссией в Лондон, писал 3 июля 1915 года: "Я со всею снисходительностью отношусь к такому человеку, как Ваше превосходительство, столь обремененному и вынужденному нести страшную ответственность за инспирирование этой войны, которая стоит Германии жизни целых поколений замечательных людей и отбрасывает ее на 100 лет назад..."

Фриц Фишер так суммирует этот и многие другие результаты своего исследования: "Официально подтверждено, что кайзер, ведущие немецкие военные и министерство иностранных дел во время июльского кризиса (1914 год) настаивали на том, чтобы Австро-Венгрия немедленно выступила против Сербии, например согласилась бы на столь резкий ультиматум Сербии, что, по всей вероятности, это должно было привести к войне между обеими странами. При этом сознательно шли на риск европейской войны против России и Франции. Решающим оказался оспариваемый до сих пор факт, что вместе с названными группами единственный государственный деятель, несущий по конституции всю полноту ответственности, а именно рейхсканцлер фон Бетман-Гольвег 5 и 6 июля решил пойти на этот риск и даже переплюнул заколебавшегося было кайзера. То, что речь идет не о "роковой трагедии" и не о "всемогущем роке", а о сознательном политическом решении, недвусмысленно явствует из дневниковых записей его (Бетман-Гольвега) личного секретаря Курта Рицлера..."

В ходе "великой битвы народов" имперское руководство умышленно игнорировало множество удобных случаев без урона для своего престижа или даже без территориальных потерь закончить войну, якобы "навязанную" Германии. Не был использован ни один из шансов договориться о мире. До последней минуты германское руководство не помышляло о сдержанности, и вплоть до февраля 1917 года даже умеренно настроенные немцы не хотели мира без жирной добычи.

Еще летом 1918 года собравшиеся в Спа германские руководители решили, что Бельгия на веки вечные должна остаться вассалом рейха. А от мечты об аннексии французского рудного и угольного бассейна^* германское верховное командование не могло отрешиться даже в час поражения, в ноябре 1918 года.

^* (Имеется в виду Эльзас-Лотарингия. )

В 1914 году правители Германии, энергично поддержанные почти всей имперской финансовой и политической элитой, начали войну, которой можно было избежать, а позднее упустили все шансы положить ей конец. Более того, чрезмерными требованиями и ненужными жестокостями (примером может служить неограниченная подводная война) оно само вызвало суровые условия Версальского мирного договора. Затем эти правители, равно как и старая элита, уклонились от всякой ответственности и предоставили политикам из числа умеренных левых и центристов расхлебывать банкротство кайзеровского рейха, причем вскоре начали всячески чернить и порочить злосчастных политиков, оставшихся с грудой черенков и обломков на руках, и совать им палки в колеса.

Старая элита властителей и толстосумов не только снасла свои огромные состояния в двадцатые годы - она "заработала" также на инфляции, на которой колоссально нажилась еще в годы войны (1914-1918). Эти избранные сохранили за собой не только прочные позиции в экономике, но также и в большинство других сфер своей деятельности: в генералитете и на дипломатической службе, в административном аппарате и судебных органах. Кроме того, во главе многочисленных объединений подвизались в годы Веймарской республики сыновья, зятья или племянники людей, которые задавали той при канцлере князе Отто фон Бисмарке.

11 октября 1931 года старая финансовая и политическая элита заключила союз с Адольфом Гитлером н его боевыми организациями. За день до этого Гитлер, которому уже давно симпатизировали отдельные члены княжеских фамилпй, заправилы тяжелой промышленности, банкиры и крупные землевладельцы, был впервые принят тогдашним главой государства в Веймарской республики рейхспрезидентом Паулем фон Бенкендорфом унд фон Гиндепбургом. Хотя на Гип-денбурга - так, во всяком случае, сам он говорил своему статс-секретарю Мейснеру - чрезмерно болтливый "богемский ефрейтор" не произвел благоприятного впечатления, сам факт аудиенции Гитлеру сделал главаря нацистов, так сказать, "приемлемым" для "приличного общества".

Спустя несколько дней в Бад-Гарцбурге под крылышком брауншвейгекого земельного правительства, состоявшего из представителей Немецкой национальной народной партии (ДНФП) и национал-социалистов, собрались почти все видные правые. ДНФП, руководимая тайным советником Альфредом Гугенбер-гом, бывшим генеральным директором крупповского концерна и хозяином газетной и кинематографической империи, чьи щупальца дотянулись до отдаленнейших уголков провипции, была представлена ее фракцией в рейхстаге и ландтаге; присутствовало руководство "Стального шлема", куда входили фабрикант Франц Зельдте, подполковник в отставке Теодор Дюстерберг и казначей д-р Эрих Любберт - глава концерна "Дик-керхоф упд Видман"; на встрече были также промышленные боссы Фриц Тиссен и Эрнст Пёнсген, крупный акционер и генеральный директор "Ферейнигте шталь-верке AT", а также Рудольф Блом из "Блом унд Фосс", Гамбург, вместе с внушительной группой генеральных директоров; землевладельческая олигархия была представлена вожаками Имперского аграрного союза графом Эберхардом фон Калькрейтом и бароном Вильгельмом фон Гайлем; Эмиль фон Штаусс из правления "Дойче банк АГ" и Яльмар Шахт, многолетний президент Рейхсбанка, были полпредами высших финансовых кругов и банкиров.

К этой компании присоединились примерно два десятка отставных генералов и адмиралов кайзеровского вермахта, к которым примкнул генерал-полковник в отставке Ганс фон Сект, доверенное лицо и многолетний командующий рейхсвером. Династию Гогенцоллернов олицетворяли принцы Эйтель Фридрих и Август Вильгельм Прусский. Присутствовали и такие высокопоставленные аристократы, как принцы цу Липпе и цу Зальм-Хорстмар, а также руководители Пангерман-ского союза - политической группы, считавшей слишком мягкотелой даже политику кайзеровского правительства до 1914 года и выдвигавшей в первой мировой войне далеко идущие аннексионистские требования (из ее вожаков на встрече присутствовали, в частности, граф Брокдорф и барон фон Фитингоф-Шеель). И наконец, деятели множества правых группок и объединений.

Все они, представители старой финансовой и политической элиты и ее приспешников, начиная с консерваторов и кончая реакционерами, заключили 11 октября 1931 года в Бад-Гарцбурге союз с Гитлером и его НСДАП, сильнейшей партией правого крыла. Единственной целью этого дьявольского союза было уничтожение Веймарской республики, причем было твердо решено форсировать задуманное. Взгляды отдельных отрядов "Гарцбургского фронта" на будущее весьма отличались друг от друга: одним мерещилась суровая военная диктатура в союзе с тяжелой промышленностью, другие мечтали о восстановлении монархии под властью Гогенцоллернов, а гитлеровская партия вообще желала править "третьим рейхом" единолично, не деля ни с кем власти.

Мы знаем, как обернулось дело впоследствии и кто в конце концов осуществил свои замыслы. Из правительства, созданного на основе "Гарцбургского фронта", которое 15 месяцев спустя пришло на смену правительству генерала Курта фон Шлейхера, очень скоро пришлось уйти тем, кто не желал слепо подчиняться воле Гитлера. Расчеты ДНФП, надеявшейся, что удастся быстро отделаться от правых ультра, не оправдались. Было бы, однако, неправильно думать, будто старая элита богатых и влиятельных, помогшая Гитлеру дорваться до власти, не смогла поладить с коричневым режимом. Множество доказательств этого приведено уже в предыдущих главах, а если мы сейчас еще раз кратко подведем итоги и кое-чем дополним наш обзор, то увидим, как исключительно широко эта самая элита была представлена в высших кругах "третьего рейха".

В "кружок друзей рейхсфюрера CG Генриха Гиммлера", насчитывавший, по данным от ноября 1939 года, только 36 членов, входили граф Готфрид фон Бисмарк, младший брат третьего князя Бисмарка, а также д-р Рихард Казеловски, тогдашний владелец "Д-р Август Эткер нэрмиттельфабрик" и отчим теперешнего главы концерна; далее - барон Курт фон Шредер из банкирского дома "Й. Г. Штейн" в Кёльне, государственный советник Эмиль Хельфферих, председатель наблюдательного совета пароходства "Гамбург - Америка", оберфюрер СС Эвальд Хеккер, президент торгово-промышленной палаты в Ганновере и директор "Ильзедер-хютте" в Пейне, одним из крупных акционеров которой был еще его отец, тайный советник Эмиль

Хеккер из мультимиллионеров эпохи до 1914 года. Эвальд Хеккер был также (после Густава Круппа фон Болен унд Гальбаха, занимавшего это положение до конца 1934 года) вторым руководителем рейхсгруппы "Промышленность" в "третьем рейхе"; на смену ему пришли д-р Эрнст Фройденберг, Готфрид Дириг и под конец, до краха в 1945 году, Вильгельм Цанген, генеральный директор "Маннесман".

Среди более или менее добровольных руководителей военной экономики "третьего рейха" были представители старой элиты: Макс Пауль Рудольф Андрэ, Гамбург; д-р Вальдемар Браун, генеральный директор и руководитель предприятий основанной в 1879 году семейной фирмы "Хартман унд Браун АГ", Франкфурт; Иоахим де ла Камп, президент гамбургской торгово-промышленной палаты, владелец импортной фирмы "Марквитц, Делькамп и К0", Хендрик ван Дельдеп, владелец "Геррит ван Дельден и К°", Гронау; государственный советник Джон Т. Эсбергер, совладелец пароходной компании "Эсбергер и К0", Гамбург; Рихард Фрейденберг, владелец фирмы "Карл Фройденберг", Вейнгейм ап дер Бергштрассе; капитан-лейтенант в отставке д-р Бернхард Гольдшмидт, генеральный уполномоченный основанного в 1847 году семейного концерна "Т. Гольдшмидт АГ", Эссен; Эвальд Хеккер, уже знакомый нам по прочим своим функциям в "третьем рейхе"; Эрих Йост, управляющий фирмы "Г. и Й. Егер гмбх" в Вуппертале (принадлежащей к основанному в 1883 году семейному концерну "Кугельфишер Георг Шефер и К^о", Швейнфурт); тайный советник доктор Якоб Клейн, председатель наблюдательного совета основанной в 1871 году "Клейн, Шанцлин и Беккер АГ", Франкенталь - Пфальц; Вернер Люпс, председатель правления (и зять главного пайщика) "Хенкель и К° гмбх", Дюссельдорф; Герхард Э. Фон Малэзе, совладелец банкирского дома "Ленц", Мюнхен; и председатель "Фойгт и Хеффнер АГ", Фрапкфурт-иа-Майпе; Бернхард Пигус, хозяин основанных в 1897 году в Нордхорне хлопкопрядильных и ткацких фабрик "Нигус и Дюттинг" ("НИНО"); Карл Пфафф, председатель правления основанной в 1862 году фирмы по производству швейных машин "Г. М. Пфафф АГ", Кайзерслаутерн; доктор Гюнтер

Квандт, совладелец "Бр. Дрегер тухфабрик", Прицвальк, председатель правления "Дойче ваффен унд муниционсфабрикен АГ", Берлин; коммерции советник Александр Кристиан Роденшток, владелец и руководитель производства "Оптише верке Г. Роденшток", Мюнхен, основанной в 1877 году; консул Вилли Сакс, председатель правления основанной в 1895 году компании "Фихтель унд Сакс АГ", Швейнфурт; барон Кристоф фон Тухер, член правления "Фрейхеррлих фон тухершен брауэрай АГ", Нюрнберг, основанной в 1889 году; Фриц Рольф Вольф, ведущий компаньон основанной в 1857 году парфюмерной фабрики "Ф. Вольф и сын гмбх", Карлсруэ; доктор Ганс Йорген Фюрхтеготт Цюльх, управляющий "Везер флюгцойгбау гмбх", Бремен, а также член совета "Г. Ф. и Ф. Ф. Реемтсма цигареттенфабрикен", Гамбург- Баренфельд (с 1942 года).

Почти на каждую букву алфавита мы назвали только по одному боссу из сферы военной экономики, но, естественно, к числу ее заправил при Гитлере относились также Герман Рёйхлинг, Ханне Фойт, Карл Мерк (совладелец "Э. Мерк, хемише фабрик", Дармштадт), Густав Крупп фон Болен унд Гальбах, Макс Крэ, компаньон основанной в 1838 году "Вагонфабрик Тальбот" в Ахене, и многие, многие другие представители тех, в чьих руках были деньги и власть.

Август фон Финк - вместе с тремя рейхсминистра-ми гитлеровского кабинета - входил в Президиум Академии германского права; Фриц Тиссен до начала войны был членом фракции НСДАП в германском рейхстаге; граф Макс Эрдман фон Ре дерн, наследник Штуммов, был видным эсэсовским вожаком, как немало других аристократов; короче говоря, нет почти ни одной относящейся к старой элите сильных и богатых семьи, которая не была бы представлена тем или иным образом в высших сферах "третьего рейха".

Лишь с большим запозданием, когда на горизонте уже маячило военное поражение Германии, когда бросок Красной Армии через старые границы рейха стал вполне реальным, когда появились основания опасаться, что чудовищные преступления национал-социалистских насильников повлекут за собой страшную месть со стороны победителей, только тогда дело дошло до первой серьезной акции сопротивления, выходящей за рамки местного значения, - при решающем участии многих представителей старой богатой и влиятельной элиты: речь идет о том самом заговоре, кульминационной точкой которого явилось неудачное покушение на Гитлера 20 июля 1944 года.

Никоим образом не желая бросить хотя бы тень сомнения на благородные побуждения, мужество и высокую порядочность тех, чьи имена связаны с событиями 20 июля, отметим все же, что напрашивается одно страшное предположение: этот заговор так и не дозрел бы до покушения на "верховного главнокомандующего", если бы гитлеровские армии, по меньшей мере на Востоке, продолжали бы одерживать победу за победой, полностью отвратив угрозу вторжения русских в Германию. Дальнейшие преступления эсэсовцев ничего бы в этом не изменили. Ведь, помимо отвращения к злодеяниям, учиненным гитлеровскими ордами от имени немецкого народа, большинство заговорщиков должны были проникнуться сознанием того, что мнимый полководческий гений фюрера вот-вот ввергнет немецкий народ в самую ужасную за всю его историю катастрофу, что Гитлер решил бездумно пожертвовать народом и рейхом ради собственной мании величия. Лишь сознание этого позволило заговорщикам наконец нарушить присягу верности, принесенную большинством из них в качестве офицеров вермахта фюреру и верховному главнокомандующему, причем сделали они это отнюдь не с легким сердцем, а чаще всего терзаясь угрызениями совести и исключительно ради того, чтобы спасти Германию от гибели.

Какую же Германию хотели построить заговорщики? Ради какой Германии нарушили они присягу верности и даже покушались на жизнь человека, которому в течение десятилетия служили более или менее охотно и чью полнейшую беспринципность распознали уже давно, тем не менее безмолвно мирясь с ней? Их Германия должна явиться вариантом того самого рейха, который в 1914 году развязал первую мировую войну. В их Германии тон задавала бы военщина; классовое и сословное государство во главе с монархом из наследственного царствующего дома; страна, где народу вновь вдалбливали бы мысль о необходимости почитать трон и алтарь, власти предержащие с их законами, любую собственность и вытекающие из этого привилегии.

Конечно, не все участники событий 20 июля были реакционерами; даже среди консерваторов нашлось несколько разумных людей, знавших, что но так-то и просто повернуть вспять колесо истории. Были и другие, в том числе профсоюзные деятели, социал-демократы и лица, посвятившие себя служению общественному благу в силу религиозных убеждений, которые все стремились к чему-то совсем иному, нежели реакционный военный режим с восстановлением в перспективе монархии Гогенцоллернов. Однако они волей-неволей должны были передоверить руководство военным, ибо только те имели в своем распоряжении оружие, солдат, право отдавать приказы и доступ к рычагам власти и в святая святых тогдашней власти - главную квартиру фюрера.

Если присмотреться к виднейшим деятелям антигитлеровского заговора, созревшего после сталинградской катастрофы, бросается в глаза, как много среди них участников уже известной нам встречи в Бад-Гарцбурге 11 октября 1931 года, а также тех, кто иными способами содействовали гибели Веймарской республики, помогли национал-социалистам прийти к власти, а потом заняли высокое положение в "третьем рейхе".

Возьмем, например, Иоганнеса Попитца, одного из ведущих штатских в кругу участников заговора. Еще при Франце фон Папене он был министром без портфеля в "кабинете баронов" и одновременно прусским министром финансов. После административной реформы 1933 года, когда премьер-министром Пруссии стал Герман Геринг, министерство Попитца превратилось в управление. В кругу заговорщиков Попитц, правда тщетно, добивался, чтобы после свержения Гитлера претендентом на трон, остававшийся вакантным с 1918 года, был признан тот самый кронпринц, который в 1932 году способствовал падению "красного" генерала Тренера и открыто выступал за избрание Гитлера президентом.

Яльмар Шахт - одна из ведущих фигур Гарцбургской встречи в 1931 году, добывавший тогда для Гитлера деньги у отдельных, еще артачившихся заправил тяжелой промышленности и крупных финансистов, с 1934 по 1937 год рейхсмиыистр экономики в кабинете фюрера, а затем президент Рейхсбанка, человек, ведавший финансированием ускоренного вооружения, и до 1943 года рейхсминистр без портфеля. Когда шли споры о том, кому после свержения Гитлера быть новым главой государства, он сначала высказывался за старшего сына кронпринца, принца Вильгельма Прусского, а после его смерти - за принца Луи Фердинанда, как за самых подходящих, по его мнению, кандидатов в венценосцы.

Доктор Карл Гёрделер еще при Франце фон Папе-не, а затем (с 1933 по 1935 год) и при Гитлере имперский комиссар по ценам в ранге министра, которого заговорщики - не в последнюю очередь из-за его хороших отношений с Круппом и другими крупными промышленниками - прочили в рейхсканцлеры, выступал за монархию с принцем Оскаром Прусским (младшим сыном Вильгельма II) в роли нового кайзера. В конце концов сошлись на кандидатуре принца Луи Фердинанда Прусского, второго сына кронпринца, человека лет 35, женатого на русской великой княгине Кире. Сомнения в правильности этого выбора были только у Ульриха фон Хасселя; как отмечал он в своем дневнике, "принц явно считает себя самым подходящим человеком, хотя ему для этого не хватает весьма многих качеств". Ульрих фон Хассель, которому в случае удачного путча предстояло стать министром иностранных дел, был зятем кайзеровского гроссадмирала Альфреда фон Тирпица. Этот последний известен как ярый сторонник гонки морских вооружений, а потом неограниченной подводной войны. Уже в 1917 году Тирпиц примкнул к ультраправым, возглавлявшимся тогда Вольфгангом Канном, руководителем известного путча во времена Веймарской республики. До 1928 года Тирпиц был депутатом рейхстага от Немецкой национальной партии. Сам Хассель, находившийся с 1919 года на дипломатической службе, с 1932 по 1938 год, будучи немецким послом в Риме, содействовал улучшению отношений между рейхом и Италией Муссолини. В программе заговора его больше всего интересовали форма и характер будущего германского правительства. По его плану, до введения конституции власть в стране должен был осуществлять регент, который в качестве главы государства назначил бы правительство и государственный совет. "Таким образом, вся программа,- пишет в связи с этим Уильям Л. Ши-рер,- сводилась, пожалуй, к программе авторитарного правления и была не очень-то по душе Гёрделе-ру, а также немногим представителям профсоюзов среди участников Сопротивления. Они предлагали немедленно провести плебисцит, чтобы временное правительство могло заручиться поддержкой народа и доказать свой демократический характер. Однако за неимением лучшего был принят в качестве принципиальной основы план Хасселя, который в 1943 году под нажимом возглавляемого графом Гельмутом фон Мольтке "кружка Крейзау" заменили более либеральной программой".

"Кружок Крейзау", именовавшийся так по названию силезского поместья графа Гельмута Джеймса фон Мольтке, внучатого племянника прусского фельдмаршала и победителя в войне 1870-1871 годов, был не центром заговора, а скорее дискуссионным клубом. Помимо других силезских магнатов, например графа Петера Йорка фон Вартенбурга, в него входили духовные лица, профессора, дипломаты и бывшие профсоюзные деятели. Все они стремились ко всеобщему благу людей, "к осуществлению абстрактных "великих идеалов" и к уничтожению зол современной цивилизации. Они лелеяли планы "золотого века" после свержения тирании и всецело предавались мечтам о нем. В то же время они отвергали любые акты насилия, которые могли бы изменить существовавшее положение. 22 января 1943 года руководители обоих направлений - заговорщиков и сторонников абстрактных дискуссий - встретились на квартире графа Йорка. Начались ожесточенные споры о будущей политике в сфере экономики. Мольтке сцепился с Гёрделером. Хассель считал Гёрделера "своего рода реакционером", а Мольтке охарактеризовал как человека "с англосаксонским и пацифистским складом ума".

"Гиммлер, шедший по следам заговорщиков, к тому времени пронюхал о них гораздо больше, чем догадывался кто-либо из них, - сообщает Уильям Л. Шиной народной партии (ДНФП) и национал-социалистов, собрались почти все видные правые. ДНФП, руководимая тайным советником Альфредом Гугенбергом, бывшим генеральным директором крупповского концерна и хозяином газетной и кинематографической империи, чьи щупальца дотянулись до отдаленнейших уголков провинции, была представлена ее фракцией в рейхстаге и ландтаге; присутствовало руководство "Стального шлема", куда входили фабрикант Франц Зельдте, подполковник в отставке Теодор Дюстерберг и казначей д-р Эрих Любберт - глава концерна "Диккерхоф унд Видман"; на встрече были также промышленные боссы Фриц Тиссен и Эрнст Пёнсген, крупный акционер и генеральный директор "Ферейнигте штальверке АГ", а также Рудольф Блом из "Блом унд Фосс", Гамбург, вместе с внушительной группой генеральных директоров; землевладельческая олигархия была представлена вожаками Имперского аграрного союза графом Эберхардом фон Калькрейтом и бароном Вильгельмом фон Гайлем; Эмиль фон Штаусс из правления "Дойче банк АГ" и Яльмар Шахт, многолетний президент Рейхсбанка, были полпредами высших финансовых кругов и банкиров.

К этой компании присоединились примерно два десятка отставных генералов и адмиралов кайзеровского вермахта, к которым примкнул генерал-полковник в отставке Ганс фон Сект, доверенное лицо и многолетний командующий рейхсвером. Династию Гогенцоллернов олицетворяли принцы Эйтель Фридрих и Август Вильгельм Прусский. Присутствовали и такие высокопоставленные аристократы, как принцы цу Липпе и цу Зальм-Хорстмар, а также руководители Пангерманского союза - политической группы, считавшей слишком мягкотелой даже политику кайзеровского правительства до 1914 года и выдвигавшей в первой мировой войне далеко идущие аннексионистские требования (из ее вожаков на встрече присутствовали, в частности, граф Брокдорф и барон фон Фитингоф-Шеель). И наконец, деятели множества правых группок и объединений.

Все они, представители старой финансовой и политической элиты и ее приспешников, начиная с консерваторов и кончая реакционерами, заключили 11 октября фон Хасселя^*, отнюдь не возражали против первых акций гитлеровского режима - разгрома профсоюзов и рабочих партий, арестов всех социалистов, до которых только можно было добраться, и упразднения права граждан на объединение в политические партии, прав на демонстрации и забастовки. Когда заподозренных в причастности к Сопротивлению немецких коммунистов, социал-демократов и стоявших на христианских позициях профсоюзных работников сотнями тысяч загоняли в концлагеря и там всячески измывались над ними, когда их тысячами предавали мучительной смерти, большинство заговорщиков, чьи имена связаны с днем 20 июля 1944 года, еще были верными, а в ряде случаев и восторженными последователями фюрера. Только потрясение, вызванное, особенно среди офицеров-фронтовиков, массовыми убийствами, чинимыми "особыми отрядами", и перспективой проиграть преступно начатую войну, побудило многих запоздало oпересмотреть свое отношение к "третьему рейху". И то, что они рисовали себе в качестве "замены режима", чего они добивались, проявляя гораздо больше дилетантства, чем раньше на службе у фюрера, не может убедить нас, будто они серьезно стремились к коренной реформе, к радикальному изменению общественной системы, которая сделала возможными преступления гитлеровской диктатуры^**.

^* (Сознательно выбраны имена трех человек, которые в раз личной степени вели себя гораздо менее реакционно, чем большинство прочих заговорщиков. Так, пример, Штауффенберг, несмотря на сопротивление Гёрделера, а также фон Хасселя, настоял на участии в будущем правительстве социал-демократа Юлиуса Лебера и профсоюзного деятеля Вильгельма Лейшнера; Ульрих фон Хассель пытался заставить Гёрделера и генерал-полковника Людвига Бека проникнуться более либеральными

идеями. )

^** ( Оценку заговора 20 июля 1944 года см. в предисловии. )

При всем том сомнения в личной честности, умении прислушаться к голосу своей совести и в горячем патриотизме участников заговора 20 июля 1944 года уместны лишь в отдельных исключительных случаях, даже с точки зрения тех, кто придерживается левых взглядов. Тем прискорбнее, что спустя не так уж много лет после того, как из трех западных оккупационных зон, на развалинах этой части рейха, образоваласть Федеративная Республика Германии, правые политические силы начали и продолжают все громче критиковать этот заговор. Если на первых порах заговорщиков обвиняли только в "нарушении присяги", то позднее дошли до того, что начали говорить и писать о "вероломной попытке убийства верховного главнокомандующего", а в конце концов даже об "измене отечеству" и о "заговоре подонков".

Уже одно это свидетельствует о том, каким стремлением вернуть прошлое был отмечен ход событий в пятидесятые и шестидесятые годы; столь же симптоматично, что официальная позиция ФРГ в отношении событий 20 июля 1944 года, чьими выразителями были канцлеры Аденауэр, Эрхард и Кизингер, характеризовалась желанием представить эту запоздалую попытку переворота единственной значительной и стоящей акцией Сопротивления - будто за одиннадцать предшествующих лет существования "третьего рейха" против гитлеровской тирании не велось никакой другой подпольной борьбы, в которой своей жизнью пожертвовали десятки тысяч людей.

Это нашло свое отражение не только в школьных учебниках, изданных в ФРГ в пятидесятые и шестидесятые годы,- об ужасах коричневой диктатуры в них говорилось очень скупо и снисходительно, как о "роковом" испытании, порожденном стечением неблагоприятных обстоятельств. Проявилось это и в тот единственный раз, когда федеральное почтовое ведомство решило почтить антифашистское Сопротивление: иг восьми почтовых марок мемориальной серии, выпущенной ь 1964 году к 20-й годовщине дня 20 июля 1944 года и посвященной просто "немецкому сопротивлению", на одной был изображен граф Клаус Шенк фон Штауффенберг, на второй - граф Гельмут Джеймс фон Мольтке, на третьей - генерал-полковник Людвиг Бек, на четвертой - Карл Гёрделер, на пятой - принадлежавший к кружку "Крейзау" священник-иезуит Альфред Дельп, на шестой - богослов-евангелист Дитрих Бонхёфер, убитый в 1945 году в концентрационном лагере Флоссенбург за свою связанную с Сопротивлением деятельность в кругах протестантской церкви, на седьмой - студентка Софи Шолль из "Белой розы", мюнхенского кружка оппозиционеров-идеалистов, и наконец на восьмой - Вильгельм Лейш-нер, входивший в кружок участников заговора 20 июля 1944 года, профсоюзный деятель, которого Гёрделер не хотел видеть в своем кабинете министров.

Этот социалист, поставленный ради соблюдения приличий в один ряд с восемью специально отобран-ными представителями немецкого Сопротивления - одинокий символ всех тех безымянных, в лучшем случае лишь мимоходом упоминаемых в обычных для ФРГ версиях истории "третьего рейха" миллионов мужчин и женщин из немецкого рабочего движения, которые сражались с фашизмом не только летом 1944 года, которые, когда еще была свобода выбора, не голосовали за Гитлера и за связанные с ним правые буржуазные партии, которые начиная с 1933 года (когда Гёрделер, Шахт, Попитц и Бек, не говоря уже о графе Хелльдорфе, принадлежали к власть имущим) уже потеряли тысячи своих товарищей в этой борьбе.

Впрочем, отношение к немецкому Сопротивлению - лишь одно из проявлений духа реставрации прошлого в Федеративной Республике Германии и отнюдь не самое тревожное его проявление. Подобных симптомов множество, и о некоторых из них мы уже упоминали.

Мы можем констатировать, что большая, точнее, львиная доля экономического могущества сегодняшней ФРГ осталась в руках нескольких сотен семей, которые уже восемьдесят, сто, а зачастую и больше лет назад имели огромное влияние, причем нельзя сказать, будто они всегда использовали это влияние так, что непрерывную преемственность их власти можно приветствовать и считать чем-то заслуженным.

Направление развития ФРГ в пятидесятых и шестидесятых годах было определено в 1948-1949 годах. Сначала - американцами, которые постепенно отказывались от своих первоначальных целей в войне (демократизация Германии, изоляция и наказание всех бывших национал-социалистов, уничтожение крупного помещичьего землевладения, крупных банков и концернов и демилитаризация) и даже противодействовали им, поскольку начиналось претворение этих целей в жизнь. Причиной такого поведения была зарождающаяся конфронтация между появившимися после окончания войны блоками держав. В свете такой конфронтации Соединенным Штатяту, лидирующей державе западного, капиталистического лагеря, представилось целесообразным мобилизовать и сделать своими союзниками на случай конфликта с восточным блоком, где господствующую роль играли русские, даже те силы, над которыми только что удалось одержать победу ценой величайшего напряжения как Запада, так и Востока - прежде всего экономический и военный потенциал Германии в той мере, в какой он находился под западным контролем.

Внутриполитическими центрами, на которые при этом делали ставку США, были, во-первых, ХДС и ХСС, а также либералы, объединенные в рядах СвДП: Политическим же деятелем, призванным вместе с этими партиями править создаваемым западногерманским государством и включить его в систему западного блока, был д-р Конрад Аденауэр, многолетний обер-бургомистр Кёльна, бывший член прусской палаты господ, принадлежавший в годы Веймарской республики к умеренно правому крылу католической партии Центра, и председатель прусского Государственного совета. Хотя Аденауэр не относился непосредственно к старой элите, он был тесно связан с ней. Он приходился родней миллиардерам из клана Верханов (Нейс), а кроме того, был свояком Джона Макклоя, американского верховного комиссара в Германии, женатого на некой Цинссер, представительнице весьма богатой американской семьи немецкого происхождения (с другой Цинссер сочетался вторым браком в 1919 году Аденауэр).

Партия Аденауэра Христианско-демократический союз (ХДС) и ее баварское крыло ХСС, однако, не были склонны полностью войти в форватер американцев, за который ратовал Аденауэр. В программе ХДС, принятой в начале февраля 1947 года в вестфальском городе Алене, в частности, говорилось: "Капиталистическая экономическая система пришла в противоречие с жизненными государственными и общественными интересами немецкого народа. После ужасного политического, экономического и социального краха вследствие преступной политики должна быть предпринята коренная перестройка всей системы. Целью и содержанием этой перестройки общественных и экономических порядков может быть только общее благо народа, а не капиталистическая система выжимания прибылей и экспансии. Установление общественного порядка, при котором будет обеспечено благо немецкого народа, предполагает возможность проведения экономической и социальной реформ во имя прав и достоинства человека, - реформ, служащих делу материального благополучия и духовного роста нашего народа и гарантирующих внутренний и международный мир".

Конкретно Аленская программа ХДС предусматривала следующее: обобществление горнорудной промышленности и крупных предприятий металлургии; лишение могущества всех крупных банков и концернов, установление над ними строгого контроля и в определенной степени их декартелизацию; принятие жестких законов о картелях; ограничение на основе соответствующих законов размеров акционерного капитала в частных руках; участие лиц, работающих по найму, в прибылях и в управлении предприятиями; безвозмездную экспроприацию имущества военных преступников и политически скомпрометированных членов НСДАП - в базисных отраслях промышленности, а также коренную аграрную реформу.

Итак, левое, ориентировавшееся на профсоюзы крыло ХДС настояло на своем, но эта победа прогрессивных сил в партии была недолговечной. Правда, на первых порах Аденауэр и его политические единомышленники нуждались еще в левых христианских демократах для борьбы на выборах с социал-демократами, но, после того как в сентябре 1949 года был избран и собрался в Бонне первый бундестаг, песенка поборников социальных реформ в ХДС была спета.

Распределение мандатов в первом свободно избранном парламенте трех западных оккупационных зон, объединенных в Федеративную Республику Германии, сделало ХДС/ХСС сильнейшей партией, но не дало этой партии большинства^*. Следовательно, ей потребовались партнеры по коалиции, и, будь основой такого союза Аленская программа, их нужно бы искать в левокатолическом Центре, а также среди социал-демократов. Однако д-р Аденауэр стремился к совсем иному, нежели незначительное левое большинство его партии: он пошел на блок с национал-либеральным крылом свободных демократов, а также с придерживающейся националистической ориентации Немецкой партией и таким образом при своем избрании федеральным канцлером получил ровно 202 голоса - минимальное, но все же достаточное большинство. Если сложить численность фракций ХДС/ХСС, СвДП и Немецкой партии (НП), получается, что за д-ра Аденауэра не голосовали самое меньшее семь депутатов от этих партий. (Фактически это число еще больше, ибо, как выяснилось позднее, кое-кто из депутатов от Баварской партии отдал свой голос за Аденауэра.) Это, впрочем, не имело особого значения: новоиспеченный федеральный канцлер смог сформировать правительство (в которое он, правда, включил нескольких представителей левого крыла своей партии, чтобы утихомирить внутрипартийную оппозицию и вынудить ее к лояльному сотрудничеству), которое проводило намеченный им, Аденауэром, консервативный курс.

^* (Распределение мест в бундестаге 1-го созыва: ХДС/ХСС - 140, СДПГ - 131, СвДП - 52, Немецкая партия - 17, Баварская партия-17, КПГ - 15, Партия экономического восстановления - 12, партия Центра - 10, Немецкая правая партия - 5, независимые - 5, Южношлезвигский союз избирателей датского меньшинства - 1, итого - 402. )

По согласованию с оккупационными державами декартелизация концернов была приостановлена, а в отношении крупных банков даже отменена; с земельной реформой и денацификацией было покончено, прежде чем они смогли по-настоящему начаться; было положено начало ремилитаризации, а возможность воссоединения обеих частей Германии, следствием чего явились бы нейтрализация страны и перевес левых сил, была сознательно принесена в жертву полному включению Федеративной республики в западный капиталистический союз; о социализации уже не было и речи, но зато пошли разговоры о "социальном рыночном хозяйстве" и о "свободной игре экономических сил". Налоговое законодательство сделало богаче и могущественнее имено тех, кто не пострадал на валютной реформе, не затронувшей владельцев крупных земельных угодий, внушительных пакетов акций, промышленных предприятий и т. п. Как констатировал в 1969 году журнал "Шпигель", после двадцати лет "социального рыночного хозяйства" при господстве ХДС/ХСС "на долю крохотной общественной группы экономически самостоятельных лиц приходилось более 70 процентов всей частной собственности, что составляло приблизительно по 150 000 марок на человека. На каждого же работающего по найму приходилось в среднем только по 7000 марок. 305 000 богатейших семей сосредоточили в своих руках материальных благ в четыре раза больше, чем 13 миллионов трудящихся. Политические дятели из ХДС не устают читать проповеди на тему о передаче собственности тем, кто трудится. Практически же они не сделали ничего для того, чтобы перераспределить материальные блага".

На самом деле дисгармония гораздо разительнее, поскольку приблизительно 500 сверхбогачам, происходящим из старой финансовой элиты, принадлежит гораздо больше, чем остальным 304 500 богатым семьям, вместе взятым.

Да, уж кто-кто, а Конрад Аденауэр отличился в деле сохранения старой элиты богатых и могущественных (а также, как мы еще увидим, позаботился и о последующих ее поколениях). Эти "сливки общества" не согрешили бы, поставив ему памятник - да не какой-нибудь, а из чистого золота весом, скажем, тонн в пятьдесят - любая из пятисот сверхбогатых старых семей могла бы, и глазом не моргнув, отвалить на это дело 100 килограммов золота, иными словами, приблизительно 500 тысяч марок!..

Быть может, таких щедрых жертвователей и не нашлось бы, поскольку времена беззаботного расточительства миновали. После двух десятилетий конфронтации и гонки вооружений две крупнейшие державы, США и Советский Союз, перешли к постепенному сглаживанию острых углов в отношениях друг с другом. В результате этого призрак тотальной "большевизации" Западной Германии, который столь охотно вызывал Аденауэр, когда речь шла о погоне за голосами избирателей, перестал внушать страх. И в Федеративной республике захотели наконец выбраться из трясины конфронтации и прийти к нормальным добрососедским отношениям с другими, в том числе и с народами Восточной Европы. После двадцати лет клерикально-консервативного правления и безоглядной реставрации прошлого, когда на ключевых политических постах оказывались даже высокопоставленные деятели гитлеровского режима, со всей ясностью выявилась необходимость общественно-политических реформ, стало всепобеждающим стремление к переменам, движению вперед во многих областях в соответствии с духом уходящего двадцатого столетия. Среди ранее аполитичной в основном молодежи, особенно среди студенчества, начался бурный процесс роста политического сознания, вследствие чего (сначала в университетах, а вскоре и за их пределами) были внезапно поставлены под сомнение устаревшие, но заботливо хранимые понятия об авторитетах, причем это делалось с беспощадностью, приводившей в ужас старую элиту сильных и богатых.

Ко всему прочему эпигоны Аденауэра в верхушке ХДС, с одной стороны, проявляли все большую несостоятельность в деле руководства, а с другой - со старческим упрямством не желали идти на коренные реформы.

Только исход выборов в бундестаг осенью 1969 года вновь пробудил энергию консервативных сил. Впервые за двадцатилетнюю историю Федеративной республики - Веймарская республика просуществовала 14 лет, а "третий рейх" едва протянул двенадцать - ХДС/ХСС оказались в роли оппозиции, причем не из-за бесплодных трюков, как шумят теперь его руководители, а после того, как СДПГ и СвДП, поставив перед собой ясную цель добиться окончательной "смены караула" в Бонне, совместно выступили на выборах и завоевали хотя и незначительное, но большинство.

Даже после того, как прошло первое потрясение и миновал последовавший за этим приступ слепой ярости, ХДС/ХСС еще долго не могли смириться с тем, что в Бонне правят другие, а не они. Наподобие Пальстрёма, героя Кристиана Моргенштерна, они считали, что "чего быть не должно, того и быть не может". Лишь постепенно ХДС/ХСС начали отдавать себе отчет в своей новой роли и обрушили на правительство социал-либеральной коалиции прицельный огонь, не проявляя никакой щепетильности при выборе "боеприпасов".

В чем только не упрекали "красное" правительство! Оно, дескать, отдает государство на милость "большевизму" во внутри- и внешнеполитическом планах; пускает экономику под откос; запугивает самых дельных предпринимателей и заставляет их бежать за границу вместе со своими капиталами; намеревается уничтожить священное право на неприкосновенность честно приобретенной собственности; "гуманным прекраснодушием" способствует быстрому росту числа преступлений, развращает молодежь и разлагает правы; легкомысленно ставит на карту жизненпо важный для Федеративной республики союз с Западом; "предает" национальные интересы и уничтожает - частью по недомыслию, а частью умышленно - плоды двадцатилетней созидательной деятельности ХДС/ХСС и его "социального рыночного хозяйства".

Политики из ХДС/ХСС пытались торпедировать переговоры социал-либерального правительства ФРГ с Москвой, Варшавой и Восточным Берлином. Ради этого они постоянно публиковали в близких к ним органах печати (частично в искаженном виде или с такими сокращениями, что это извращало смысл) строго секретные документы с изложением позиций сторон, служебные директивы, "протоколы" переговоров (в виде тенденциозных заметок) и телеграммы послов - разглашение тайны, не имеющее себе равных в истории немецкой дипломатии с 1896 года, когда отставной рейхсканцлер князь Отто фон Бисмарк только для того, чтобы подорвать на международной арене престиж своего преемника Каприви, сделал достоянием общественности (приведенной таким поведением в ужас) тщательно хранимую до тех пор государственную тайну, "Договор перестраховки" с Россией. 75 лет спустя, 23 июля 1973 года, другой аристократ опять же ради того, чтобы насолить своему преемнику по должности, разгласил бывший еще строго секретным итог советско-западногерманских переговоров. Этим аристократом был барон Карл Теодор фон унд цу Гуттенберг, до 1972 года депутат бундестага от ХСС и до "смены караула" осенью 1969 года - статс-секретарь Кизингера в ведомстве федерального канцлера.

Канцлера Брандта правая, особенно близкая к ХСС, печать еще в 1972 году обвиняла в том, что его настоящее имя не Вилли Брандт, а Герберт Фрам и что после войны, то есть в "самое тяжелое для Германии время", он "вернулся на родину из эмиграции в военной форме победителей", а именно в форме норвежского офицера, военного корреспондента, то есть был послан норвежскими газетами для освещения процесса главных военных преступников в Нюрнберге. Читателям навязывался следующий вывод: можно ли, скажите на милость, доверять человеку, который отказался от имени, полученного при рождении; будучи социалистом, предпочел эмиграцию к врагам за границу служению собственному народу, не сражался "за фюрера и отечество", носил вражеский мундир и даже после 1945 года не сразу "заявил о своей верности Германии"? Можно ли, мол, позволить "такому человеку темного происхождения" проводить переговоры с "коммунистами" и даже заключать договоры как с Москвой, так и с не менее опасными "властителями на той стороне": ведь каждому известно-де, что коммунисты во всех своих действиях, сколь бы безобидными они ни казались, неизменно преследуют свою цель - мировую революцию?..

Итак, по отношению к Брандту, он же Фрам, внебрачному сыну женщины из рабочей среды, бывшему с самого начала противником Гитлера, правые силы стремились выразить крайнее недоверие в то время, когда он на переговорах "с Иваном" представлял интересы Федеративной республики. Зато нечто совсем иное представляли собой переговоры с "коммунистами", какие, скажем, вел в своем замке Эгглькофен граф Рудольф Конрад фон Монгеля (потомственный барон фон дер Хейдте). Он, правда, тоже сменил имя, полученное при рождении, но зато может похвалиться респектабельным папашей, который был в "третьем рейхе" не каким-то там "красным эмигрантом и революционером", а командиром полка, награжденным "Рыцарским крестом" с дубовыми листьями. Этот папаша во время наступления в Арденнах последней военной зимой понукал своих парашютистов без рассуждений воевать за фюрера под лозунгом "Победа или смерть!" (правда, при этом сам он угодил в плен), а сейчас является бригадным генералом бундесвера в запасе и депутатом баварского ландтага от ХСС. Да и сам граф Монгеля, специалист по Востоку в Экономическом совете ХСС и доверенное лицо концерна Квандта, конечно же, вне всяких подозрений.

Эгона Бара, близкого друга Брандта, ХДС/ХСС попрекали даже его бабушкой-еврейкой; это явно делалось с целью набросить тень сомнения на национальную благонадежность статс-секретаря ведомства канцлера. Трогательному же единению с родиной барона Отто фон Фойри ауф Тайлинг, председателя баварского Крестьянского союза и депутата ландтага от ХСС, его бабушка, тоже еврейского происхождения, не нанесла ни малейшего ущерба.

И наконец, Герберту Венеру, многоопытному председателю фракции СДПГ в бундестаге, вновь припомнили прежнюю принадлежность к КПГ (из чего, впрочем, он никогда и не делал тайны); с другой стороны, ХДС/ХСС никогда не шокировал ответственный пост, который Курт Георг Кизингер, предшественник Вилли Брандта на посту канцлера, занимал в работавшем на заграницу пропагандистском аппарате гитлеровского правительства, в чьи функции, в частности, входило "разъяснение" высылки евреев из оккупированных стран местному населению.

Наряду с клеветой по адресу ведущих социал-демократов и отдающими доносом аргументами, выдвигавшимися ХДС/ХСС против договоров с восточноевропейскими государствами, эти партии в своей борьбе за возвращение к власти отдавали предпочтение еще двум приемам: ссылкам на "доморощенную инфляцию" с ее ужасными последствиями и разговорам насчет угрозы "посягательства на существующий порядок вещей", под чем они подразумевали свой причесанный под "социальное рыночное хозяйство" капиталистический общественный строй и привилегии как старой, так и новой финансовой и политической элиты. В отношении инфляции, вернее сказать, колеблющегося из года в год в пределах пяти процентов понижения покупательной способности валюты ФРГ вожакам ХДС/ХСС, разумеется, известно, что этот феномен является неизбежной расплатой за резкий подъем экономики и что в Федеративной республике по сравнению с ведущими промышленными странами мира показатель инфляции еще отрадно невелик; даже в такой богатой со стабильной экономикой стране, как Швейцария, этот показатель выше. Кроме того, ХДС/ХСС прекрасно знают, что правительство ФРГ оказывает сравнительно малое влияние на образование цен. Именно в сфере цен гораздо значительнее роль тех владельцев и управляющих концернами, которые, как уже упоминалось, осенью 1971 года обрушились на социал-либеральную коалицию, покрыв целые страницы газет "шапками": "Мы больше не можем молчать!"^*

^* (О причинах кризисных явлений в экономике ФРГ см. в предисловии.)

Что же касается мнимой угрозы "всему существующему порядку вещей", то, с одной стороны, позволительно спросить, действительно ли есть такая опасность и появилась ли бы она, если бы Вилли Брандт и его социал-демократическая "команда", получив абсолютное большинство, правили бы в Бонне одни, без либералов; с другой стороны, возникает вопрос, а не является ли это самое "существующее", чью неприкосновенность руководящие политики ХДС/ХСС требуют будто бы в интересах всех, не является ли оно в действительности лишь укреплением устаревшей системы господства в сохранением привилегий старой элиты сильных и богатых, всегда склонной отождествлять собственные интересы с интересами государства, а следовательно, и со всеобщим благом? При изучении вопроса о преемственности богатства и власти выборочные проверки дали нам удивительное множество примеров того, что наследники крупных состояний вильгельмовской эпохи активно подвизаются в ХДС/ХСС. Давайте теперь сделаем контрпроверку и поинтересуемся возможными связями со старым отборным слоем толстосумов и боссов тех нескольких видных политических деятелей из ХДС/ХСС, которые в первые месяцы 1972 года особенно отличились своими наскоками на социал-либеральную коалицию.

Возьмем сначала Вальтера Лейслера Кипа, члена ХДС с 1961 года, члена фракции ХДС/ХСС в бундестаге с 1965 года, председателя комитета по оказанию помощи развивающимся страпам^*. Он родился в Гамбурге в 1926 году и, когда речь заходит об его профессии, скромно именует себя "страховым агентом*. В его краткой биографии, написанной для "Официального справочника бундестага", читаем: "...Законченное коммерческое образование. С 1949 года занимается страховым делом. С 1955 года агент по страхованию а фирме "Градман унд Холлер". Однако о том, что Вальтер Лейслер Кип отнюдь не является простым служащим, свидетельствует уже его адрес: Кронберг им Таунус, Филозофенвег, 9а.

^* (Ныне он казначей ХДС, один из руководителей этой партии. )

И действительно, Вальтер Лейслер Кип - ведущий компаньон штутгартской страховой фирмы "Градман унд Холлер", насчитывающей 300 служащих и действующей на международном рынке вместе со своими многочисленными иностранными дочерними фирмами. Кроме того, Вальтер Лейслер Кип - член нескольких наблюдательных советов, например в "Машиненфабрик Грефенбройх АГ", принадлежащей концерну Верханов, а также в "Дойче Тексако АГ", Гамбург. Его отец, генеральный директор Лейслер Кип - столь любимое в этом семействе имя "Лейслер" является данью памяти знаменитого предка, Якоба Лейслера, бывшего губернатором Нью-Йорка^*, - был с 1910 года женат на Евгении, урожденной фом Рат, и много лет занимал пост заместителя председателя наблюдательного совета "Фарбверке Хёхст АГ", бывшей первоначально "Мейстер, Люциус унд Брюнинг", основанной в 1863 году (оборот в 1970 году более 11 миллиардов марок, число занятых - почти 140 тысяч человек).

^* (Лейслер Кип разъяснил, что имя "Лейслер" происходит не от предка, а принято семьей в знак уважения к ее благодетелю, который был губернатором Нью-Йорка. )

Женитьба Лейслера Кипастаршего и его пост в самой верхушке руководства четвертой по значению промышленной компании Федеративной республики тесно связаны друг с другом, ибо семья его жены, фом Рат, одна из богатейших кёльнских династий перед 1914 годом, стала еще богаче, когда Вальтер фом Рат женился в 1886 году на Максимилиане Мейстер, единственной дочери одного из основателей "Фарбверке Хёхст" Вильгельма Мейстера, и после его смерти в 1895 году унаследовал большую часть акций "Хёхст", а также Кронберг, поместье своего тестя на Таупусе. Если учесть все это, можно без дальнейших доказательств смело причислить Вальтера Лейслера Кипа, депутата от ХДС/ХСС и члена правления своей фракции, к старой финансовой и политической элите.

Предков депутата бундестага барона Рихарда фон Вайцзеккера, члена федерального правления ХДС^*, мы уже встречали при дворе короля Вюртембергского. Стоит упомянуть, что барон Вайцзеккер был не только президентом Объединения евангелической церкви, но также руководящим партнером в фирме "К. Г. Бёрингер", Ингельхейм, крупного предприятия фармацевтической промышленности, и ведущим компаньоном банкирских домов "Вальдтхаузен и К^о", Эссен, и "Вальдтхаузен и К°", Дюссельдорф. Уместно, кроме того, отметить, что барон Рихард фон Вайцзеккер женат на Марианне, урожденной фон Кречман, чья мать, Аста фон Вальдтхаузен, происходила из семьи, принадлежащей к богатейшим кланам старой финансовой элиты и власть имущих. Ну а если кто-нибудь сомневается в том, что от вальдтхаузеновских миллионов из времен до 1914 года осталось и перешло в виде приданого к барону Вайцзеккеру достаточно, чтобы и его самого можно было причислить к этой элите, то им можно указать еще на одно обстоятельство: барон Рихард фон Вайцзеккер входит в правление относящейся к фирме "Альянс", Эссен, компании "Геверкшафт Вальтер" (500 рабочих и служащих, профиль - строительство особых подземных сооружений и шахт, бурильные работы), а также заседает в наблюдательном совете "Альянс лебенсферзихерунгс АГ".

^* (Рихард фон Вайцзеккер ныне заместитель председателя Фракции ХДС/ХСС в бундестаге. )

Представитель фракции ХДС/ХСС в бундестаге барон Олаф Врангель, которому в 1965 году удалось в избирательном округе Штормарн, герцогство Лауэнбург, стать преемником депутата бундестага от ХДС князя Отто фон Бисмарка, числит среди своих предков царского генерала Петра фон Врангеля, главнокомандующего контрреволюционной белой армией, в 1920 году "регента Юга России" (хотя генерал был всего-навсего младшим братом его прадеда). Вдова "регента", чье последнее местожительство, поместье на Лонг-Айленде, штат Нью-Йорк, позволяет сделать вывод о ее сохранившейся принадлежности к классу богатых и сильных мира сего, вероятно, упомянула в завещании и своего правнучатого племянника. Впрочем, даже без наследства, восходящего к царским временам, теперешнему депутату бундестага барону Олафу фон Врангелю осталось по меньшей мере его политическое влияние не только в парламенте, но и вне его, так как в 1961 году он стал главным редактором Северогерманского радио, а в 1962 году - заместителем директора по составлению программ этой радиостанции.

Заместитель федерального председателя "Юнге унион" (Союз молодежи ХДС) Франц Людвиг граф Шенк фон Штауффенберг, особо отличившийся нападками на комитет ХДС по социальным вопросам, придерживавшийся профсоюзной ориентации, - это сын участника покушения 20 июля 1944 года и, как упоминалось, зять депутата бундестага от ХСС барона Карла Теодора фон унд цу Гуттенберга, чье место в парламенте он наверняка когда-нибудь займет. То, что графы Шенк фон Штауффенберг цу Эттингеп уже принадлежали к мультимиллионерам бывшего королевства Вюртемберг, а имея шесть дворянских поместий в районе Неккар, входили в число крупных помещиков эпохи Вильгельма, само собой разумеется.

О том, как все эти представители старой элиты относятся к нынешней ситуации, к реформам и к опасностям, якобы грозящим экономическому и социальному строю Федеративной республики, яснее всего свидетельствуют высказывания барона Иоганна Филиппа фон Бетмана. В интервью журналу "Шпигель" в апреле 1972 года барон Бетман (1924 года рождения, совладелец основанного в 1748 году франкфуртского банкирского дома "Братья Бетман") высказался по ряду актуальных проблем. Прежде всего он выразил опасение, как бы при отсутствии должной бдительности "коммунисты" не перевернули вверх дном и не уничтожили общественный строй Федеративной республики. На возражение "Шпигеля", что коммунисты составляют в ФРГ незначительное меньшинство, и на мнение журнала, что подлинной причиной тревог барона фон Бетмана является скорее испытываемый им и его друзьями страх перед планами радикальных реформ существующей системы со стороны СДПГ, которая с 1969 года возглавляет правительство в Бонне, барон ответил: "Должен признать, что это действительно так. Иммунизация социал-демократов и так называемых демократических социалистов к коммунизму не столь уж надежна". Он пояснил это на примере председателя организации СДПГ в Шлезвиг-Гольштейне Йохена Штеффена, чьи представления о реформах сводятся к преобразованию существующей системы. В ответ на заданный ему вопрос, не считает ли он коммунистом всякого сторонника реформ и не существует ли других альтернатив, кроме капитализма и коммунизма, барон Бетман заявил: "Других альтернатив нет. Если хотите, можете считать это упрощенчеством но опасность возникает там, где наш существующий строй ставят под сомнение как таковой..." Он упрекал правительство Брандта - Шееля в "слепоте и отсутствии способности сопротивляться" революционным силам: "Поддержание закопности и порядка - вот что трудно дается этому правительству!" Он превозносил капитализм как "лучшую, быть может единственную, предпосылку существования гуманного общества" На вопрос, не считает ли он проблемой все более явное превращение ХДС в правую партию и партию предпринимателей, ответил: "Это не так, это - лишь внешнее впечатление. И в этой партии есть такие левые элементы, как я!" На изумленный возглас собеседника: "Вы считаете себя левым?!" - барон Филипп фон Бетман заметил, что, по мнению многих, он именно таков.

До сих пор так называемые левые в ХДС и ХСС не смогли ни по одному из существенных вопросов настоять на своем и одержать верх над взглядами представителей старой финансовой и политической элиты в этих партиях, которые задают в них тон. Аленская программа перестала быть даже сентиментальным воспоминанием о грехах юности - она попросту забыта^*.

^* (Аленская программа была разработана Христианско-демо-кратическим союзом во главе с Аденауэром в 1947 году. Зта программа должна была представить ХДС широким массам населения лак партию крупных социальных реформ. По замыслу Аденауэра и всей западногерманской реакции Аленская программа преследовала совершенно определенную цель - обмануть массы, заставить их поверить в то, что ХДС является их защитницей и способна к социальным преобразованиям. Аденская программа превратилась в фикцию, и о ней больше в ФРГ не вспоминают.- Прим, ред. )

Забыто также, кто в годы после 1945 года восстановил лежавшие в развалинах промышленные объекты, кто своими демонстрациями и забастовками заставил западные страны прекратить демонтаж промышленных предприятий, кто, несмотря на все трудности, наладил производство, когда большинство крупных промышленников еще сидели в лагерях для интернированных.

Поразительны заносчивость и высокомерие группы связанных между собой узами родства и свойства семей из старой элиты сильных и богатых, группы, составляющей менее 0,001 процента населения ФРГ, но распоряжающейся более чем двумя третями всех крупных промышленных предприятий, торговых фирм и банков. Эта группка мнит себя мерилом всего, а государство считает своим "удельным владением", где она может беспрепятственно распоряжаться, действуя по принципу: "Я в доме хозяин!" Причины этого высокомерия можно понять, если вспомнить: эти "сливки общества" еще никогда не привлекались к ответу, что бы они ни вытворяли.

Давайте немного упростим подведение итогов нашего расследования. Завершая ответ на поставленный в самом начале вопрос - кому же, собственно, принадлежит Федеративная республика Германии? - констатируем, что она принадлежит пятистам несметно богатым и могущественным сегодняшним наследникам элиты кайзеровского рейха, чьи состояния были в большинстве случаев созданы в прошедшие столетия - путем ограбления крестьян, издевательства над людьми, ростовщичества, изготовления фальшивых денег, с помощью монополий, приобретенных благодаря подкупу, торговли солдатами, разбоем и шантажом или более утонченными методами раннекапиталистиче-ской эксплуатации, а также (последним по порядку, но не по значению) ценой откровенной продажи собственных жен и дочерей тому или другому властителю.