Заключение

Если мы будем рассматривать всю теоретическую "систему" Бем-Баверка в ее целом и затем постараемся определить удельный вес частей этой системы, то увидим, что теория ценности является основой теории прибыли; теория ценности играет, таким образом, служебную роль. И это не у одного Бем-Баверка. Теория "вменения" Бизера служит у последнего для выведения доли капитала, труда и земли, откуда путем подмена понятий выводятся доли капиталистов, рабочих и поземельных собственников, как "естественные", независимые от социального угнетения пролетариата величины. То же мы видим и у Кларка, самого крупного представителя американской школы. Всюду мы натыкаемся на один и тот же мотив: теория ценности есть теоретический подход к оправданию современного общественного строя, и в этом "общественная ценность" теории предельной полезности для тех классов, которые заинтересованы в сохранении этого общественного строя. И чем менее состоятельна эта теория логически, тем сильнее привязываются к ней психологически, ибо не хотят выходить из рамок того ограниченного кругозора, пределы которому поставлены статикой капитализма. Наоборот, для марксизма характерен, прежде всего, широкий кругозор, который лежит в основе всех построений, динамическая точка зрения, которая рассматривает капитализм, как одну из фаз общественного развития. Для марксистской политической экономии даже закон ценности служит познавательным орудием раскрытия законов движения всего капиталистического механизма. То обстоятельство, что категория цены, для объяснения которой в первую голову нужна теория ценности, является всеобщей категорией товарного мира, отнюдь не превращает политической экономии в "хрематистику": наоборот, анализ обмена всегда выводит - при правильной постановке вопроса - за пределы обмена. С точки зрения марксизма, сам обмен есть одна из исторически преходящих форм распределения продукта. А так как всякая форма распределения занимает определенное место в процессе воспроизводства соответствующих ей производственных отношений, то совершенно понятно, что только при ограниченной точке зрения, которая свойственна всем направлениям буржуазной теоретической мысли, можно останавливаться на рыночных соотношениях или принимать за основу наличный запас "благ". Ни те, кто ограничивается анализом движущихся на рынке "richesses venales", ни те, кто останавливает свое внимание на соотношении между потребляемой, заранее данной, вещью, "благом", и хозяйствующим индивидуумом, не могут понять функциональной роли обмена, как необходимого закономерного явления, имманентно присущего обществу товаропроизводителей. А между тем, совершенно ясно, какова должна быть правильная постановка вопроса.

"В совершении всех меновых актов, возможных в этом (товаропроизводящем. Н. Б.) обществе, должно найти себе выражение то, что в коммунистическом, сознательно регулируемом обществе сознательно определяется центральным органом общества: что и в каком количестве следует производить, где и кто должен производить. Словом, обмен должен довести до сведения товаропроизводителей то же самое, что членам социалистического общества сообщают его органы, которые сознательно регулируют производство, определяют распорядок работ и т. д. Задача теоретической экономии заключается в том, чтобы найти закон обмена, определяемый указанным образом. Из этого закона должно вытекать регулирование производства в обществе товаропроизводителей точно так же, как из законов, распоряжений и предписаний социалистического управления вытекает ненарушаемый ход социалистического хозяйства. Разница лишь в том, что закон этот не прямо сознательно предписывает людям то или иное поведение в производстве, а действует с "социальной естественной необходимостью", подобно законам природы^*".

^*(Рудольф Гильфердинг, "Финансовый Капитал", изд. "Книга". 1918, стр. 19.)

Другими словами: нам дано, как объект исследования, анархически построенное общество товаропроизводителей, растущее и развивающееся, т.-е. дана определенная бессубъектная система, находящаяся в условиях динамического равновесия. Спрашивается, как возможно при таких условиях это равновесие? Ответ дается теорией трудовой ценности.

Развитие человеческого общества возможно лишь при росте его производительных сил, то-есть производительности общественного труда^*. В товарном хозяйстве этот основной факт должен найти - и находит - свое выражение также и "на поверхности явлений", т.-е. на товарном ринке. Эмпирический факт, лежащий в основе "трудовой теории", это тот факт, что с ростом производительности труда падают цены. С другой стороны, именно колебания цен вызывают в товарном общественном хозяйстве перераспределение производительных сил. Таким образом, явления рынка связаны с явлениями воспроизводства, то-есть движениями всего капиталистического механизма в его общественном масштабе.

^*(Один старый и почти совсем неизвестный экономист Я. Ф. Канар (N. F. Canard) прекрасно формулировал эту марксистскую мысль, и притом нисколько не хуже хваленого Родбертуса. См. его "Principes d'economie politique". Paris, an X (1801) В этой работе, премированной Национальным Институтом, Жанар пишет: "Ainsi се n'est qu'a son activite et a son travail qu'il doitcette grande difference qui separe Thomme civilise de l'homme naturel ou du sauvage" (p. 3). "11 faut done distin guer dans l'homme le travail necessaire a sa conservation, et le travail euperflu' (p. 4). Ce n'est qu'en amassant une quantite de travail superflu, que l'homme a pu sortir de l'etat sauvage, et se creer successivement tous les arts, toutes les m -chines et tous les moyens de multiplier le produit du travail ещ еc eimpliflant" (p.5))

Если дана связь между основным явлением, развитием производительных сил, и объективно слагающимися ценами, то появляется вопрос о характеристике этой связи. При ближайшем анализе оказывается, что это - очень сложная связь. Третий том Марксова "Капитала" посвящен как раз выяснению вопроса о типе этой связи.

Таким образом, закон ценности выступает здесь как объективный закон, выражающий связь между различными рядами общественных явлений. Нет поэтому ничего более нелепого, как обвинять марксистскую теорию, как теорию "этическую". Никакой другой закономерности, кроме закономерности причинной, марксистская теория не знает и знать не может. Теория ценности раскрывает эти причинные соотношения, которые выражают не только закономерности рынка, но и всей движущейся системы в ее целокупности.

Точно так же стоит и вопрос о распределении. Процесс распределения проходит в ценностных формулировках. "Социальное" отношение между капиталистом и рабочим имеет "экономическую" формулировку, потому что рабочая сила становится товаром и, раз ставши товаром, попав в орбиту товарного обращения, тем самым подчиняется стихийному закону цены в ценности. Точно так же, как в сфере товарного обращения вообще, без регулирующего действия закона ценности не могла бы существовать капиталистическая система, точно так же капитал не мог бы постоянно воспроизводить своего собственного господства, если бы не было законов, имманентных воспроизводству рабочей силы, как таковой. Но поскольку потребляемая рабочая сила развивает больше общественно - трудовой энергии, чем необходимо для ее общественного воспроизводства, постольку дана возможность прибавочной ценности, законами товарного обращения непрестанно проталкиваемой к покупателям рабочей силы, т.-е. собственникам средств производства. Развитие производительных сил, осуществляемое в капиталистическом обществе при посредстве механизма конкуренции, принимает здесь форму накопления капитала, в зависимости от которого стоит и движение рабочей силы, при чем развитие производительных сил постоянно сопровождается вытеснением и вымиранием целых производственных групп, где индивидуальная трудовая ценность товаров превышает их общественно-трудовую ценность.

Таким образом, закон ценности является основным законом движущейся капиталистической системы. Само собою разумеется, что, вытекая из противоречивой природы капиталистического общества, он реализуется путем постоянных "нарушений". Само собою разумеется, что противоречивая структура капиталистического общества, ведущая его к неизбежному краху, приведет, в конце концов, и к крушению "нормального" закона капитализма - закона ценности^*. В новом же обществе ценность потевяет свою фетишистическую оболочку, она перестанет быть слепым законом бессубъектного общества, то-есть перестанет быть ценностью.

^*(Крах капитализма, наступивший в России и наступающий во всей Европе, заставляет теперь выпячиваться материально-вещественную форму продукта, отодвигая на задний план продукт, как ценность. Но это и есть выражение всей "ненормальности" положения с точки зрения капитализма.)

Таковы общие контуры марксистской теории, политической экономии пролетариата. Она выводит "законы движения" специфической общественной структуры, но она их, действительно, выводит.

Но как раз потому, что марксизм идет дальше ограниченных рамок буржуазного кругозора, он все более и более становится ненавистен буржуазии. Общественное сотрудничество в области социальных наук - и в теории экономики в особенности - отнюдь не возрастает; наоборот, наблюдается все более резкая дифференциация. Буржуазная экономия может прогрессировать теперь лишь постольку, поскольку она не выходит из рамок чисто описательной работы. Тут она может делать и делает, так сказать, общественно-полезное дело. Нельзя, конечно, принимать на веру всего, что сделано и в этой области. Ибо всякое описание, даже наиболее "чистое", производится под известным углом зрения: выбор материала, выставление на первый план одного и оставление в тени другого и т. д., - все это определяется так называемыми "общими взглядами" авторов. Но все же, при критическом отношении, здесь можно почерпнуть богатый материал для обобщений. Что же касается собственно теории, то она представляет, как мы убедились на примере Бем-Баверка, пустыню. Следует ли из этого, что марксисты должны абсолютно игнорировать эту область? Ничуть. Ибо про-цесс развития пролетарской идеологии есть процесс борьбы. Точно так же как в области экономической и политической, пролетариат идет вперед, непрерывно борясь с враждебными ему элементами, так точно обстоит дело и на более высоких ступенях идеологии. Эта последняя не сваливается с неба в виде законченной, готовой во всех своих частях системы: она вырабатывается в трудном и мучительном процессе развития. Путем критики враждебных взглядов мы не только непосредственно отражаем нападение врага, но и оттачиваем свое собственное оружие про критиковать противоположную систему - это значит, прежде всего, продумать свою. Внимательное изучение буржуазной экономии необходимо и с другой стороны. В идеологической борьбе годится то же правило, что и в непосредственной практической борьбе. Необходимо использовать все противоречия противников все несогласия между ними. Дело в том, что, несмотря на единство цели - оправдать капитализм, среди буржуазных ученых до сих пор господствует большая разноголосица. И в то время, как в области теории ценности достигнуто некоторое единство на основах, выработанных австрийской школой, в области теории распределения почти каждый теоретик строит свою собственную теорию, апеллируя при этом к "общепринятой" теории ценности. Это лишний раз показывает, насколько трудна - с чисто-логической стороны - поставленная задача, и каких "усилий мысли" требует она от современных схоластиков. Но это же обстоятельство в высокой степени облегчает задачу критики и позволяет быстрее найти общие логические промахи и слабые места противника. Критика буржуазной экономии способствует, таким образом, развитию собственной экономической науки пролетариата. Буржуазная наука перестала уже ставить себе цели познания социальных отношений. Она занимается лишь их оправданием. Поле научной битвы остается за марксизмом, который не страшится анализировать законы общественного развития, даже если они и ведут современное общество к неизбежной гибели, в этом смысле марксизм был и остается теоретическим красным флагом, знаменем, под которым собираются все, кто имеет смелость смотреть в лицо надвигающейся грозе.

заказать кредитную карту