30.06.2017

Как проели наследство жирных лет

Говоря о снижении уровня жизни в России, надо помнить, что это упадок нового типа, пока еще далекий от того, что был лет двадцать назад.

В последнее время рассуждения о том, что народ то ли вопреки предписаниям начальства продолжает беднеть, то ли хоть и богатеет, но медленнее, чем это прописано в установочных документах, стали прямо-таки официальной модой.

ВЦИОМ публикует опрос, согласно которому люди, сообщающие о нехватке денег на еду и (или) одежду, то есть бесспорные бедняки, составляют 39% в массе респондентов (в 2012-м — 2013-м таковых было 26—27%).

Глава Счетной палаты Татьяна Голикова с сочувствием докладывает, что доля бедняков в стране якобы выросла до 15%. Разумеется, эти проценты — продукт каких-то казенных методик, давно уже не связанных с действительностью. Но пожалеть народ стало хорошим тоном. Начальство должно к марту 2018-го придать себе аппетитный вид. Мешает только необходимость одновременно с сочувственным цоканием языком еще и превозносить собственные успехи.

Получая с разных сторон противоположные сигналы и справедливо опасаясь в который раз оказаться крайним, в явной растерянности пребывает Росстат. Его отчеты превратились в довольно забавное чтение.

С одной стороны, официальная статистика рапортует о прекращении хозяйственного спада, росте в большинстве отраслей и подъеме, пусть и скромном, заработных плат. А с другой — признает, что реальные располагаемые денежные доходы населения продолжают снижаться (за январь—май на 1,8% по сравнению с аналогичным периодом 2016-го).

Не думаю, что надо тратить время на разбор нюансов и нестыковок. У каждого фокусника свои профессиональные секреты, которые следует уважать.

По-моему, стоит посмотреть на росстатовские же сведения об обороте розничной торговли — самом выразительном, на мой взгляд, индикаторе уровня жизни наших людей. В мае нынешнего года этот оборот (с исключением сезонных факторов) составил 86% от среднемесячного уровня 2014-го. Эти цифры я считаю приукрашенными, но все же дающими кое-какое понятие о том, как сейчас живут люди. А сокращение ВВП за тот же период составляет по прикидкам того же ведомства около 3%. Получается, что народ заплатил гораздо больше, чем потеряла экономика.

Кто же в выигрыше? Чтобы понять, вернемся в конец 1990-х.

Низшая точка как в хозяйстве, так и в уровне жизни была пройдена в дефолтном 1998-м. При всем сочувствии к нынешней бедности, с тогдашней ее не сравнить. Помню, осенью 98-го на улицах и в магазинах Петербурга — не самого, мягко говоря, бедного города — можно было встретить пожилых людей и ребятишек, явно не нищих по профессии, которые просили просто купить им еды.

Но именно после дефолта начался стремительный рост экономики и уровня жизни. Сначала на здоровой восстановительной основе, потом на нездоровой — за нефтедоллары. Доходы шли вверх даже тогда, когда экономика почти перестала расти. Власти просто раздавали накопленное — увеличивали пенсии, зарплаты в госсекторе и т. п. Поэтому в смысле подъема доходов так называемые жирные годы длились не до 2008-го, когда хозяйство необратимо забуксовало, а примерно до 2013-го.

Прекращение нефтяного бума и одновременное погружение в гонку вооружений ознаменовали конец эпохи относительного благоденствия. Сказались также санкции и контрсанкции 2014-го, но это были факторы второго порядка. Власти, конечно, и рады объяснять новую бедность происками вражьего окружения. Но главное, за что пришлось заплатить народным массам, — это все же не импортозамещение, хотя и оно ударило по их карманам, а резкий рост трат на силовиков и необходимость одновременно возмещать нефтяные убытки нашим магнатам.

По подсчетам начальства, за жирные годы уровень народного потребления вырос якобы в два с половиной раза. Не думаю, что многие поверят в эти подсчеты. Но рост, безусловно, был мощным. Созданный им задел благосостояния велик и не может быть мгновенно растрачен. То обеднение, которое произошло за последние три года, далеко еще не вернуло нас в конец 1990-х.

Вот, кстати, еще один индикатор — объемы жилищного строительства. По официальному счету, ввод в действие жилых домов уменьшился в 2016-м на 6% по сравнению с 2015-м. А за январь—май 2017-го снизился еще на 12,6% против января-мая 2016-го. Думаю, во всех основных сферах пропорции примерно те же. Мы не прошли даже и одной трети пути назад к худшим нашим временам.

Чем еще 2017-й отличается от 1998-го?

Еще выше стала стена между теми, кто процветает, и теми, кто беден. Дело не только в коррупции. Миллиардерский образ жизни высшего круга легализован специально придуманными законообразными установлениями, до которых в 90-е никто додуматься еще не успел.

Сверх всякой меры увеличился также и разрыв между зонами процветания (Москва, Московская область, Петербург, Ленинградская область, Кубань и еще несколько центров) и остальной страной, в которой обитают три четверти россиян.

Радикально выросла зависимость простонародья от щедрот государства. В нищие 90-е массы людей искали и кое-как находили легальные неказенные заработки. В полусытые десятые почти любое самостийное предпринимательство более или менее запрещено, и обездоленным россиянам остается лишь просить или, если хватит дерзости, требовать вспомоществования у властей.

Или плюнуть и просто работать в тени. Считается, что в неучтенном секторе не меньше 15-20 миллионов работников — минимум четверть всех наших трудящихся. По другим прикидкам — больше.

Так называемая неформальная занятость была всегда. Особого богатства и процветания она обычно не приносит. Но формирование огромного, устойчивого и, видимо, уже наследственного слоя людей, абсолютно не доверяющих государству, не желающих ничего ему платить и живущих вне его учета — одна из многозначительных примет нашего времени.

Добавлю, что стандарты жизни — это не только денежные доходы, но и качество среды обитания, образование, медицина. Ко всему этому трудно подойти с какой-то линейкой. Хотя и на глаз можно определить, что среда почти везде ухудшается, образование, за вычетом нескольких оставшихся очагов просвещения, архаизируется, а уровень медицины, пусть и не всюду, но в большинстве мест идет вниз. Только отсчет этих ухудшений надо вести не с 90-х, а с жирных лет.

Это именно их наследие, а вовсе не политика сегодняшнего дня, увеличивает продолжительность жизни. С 2012-го по 2016-й она выросла на 1,7 года (с 70,2 до 71,9). Предписанные «майскими указами» 74 года в 2018-м даже и близко не будут достигнуты, но все же хоть какое-то улучшение тут есть.

Имел место и краткий период естественного роста населения России. С начала 1990-х и до 2011-го смертность существенно превышала рождаемость. В 2012-м они практически сравнялись. В 2013-м — 2015-м рождаемость была выше смертности на 20—30 тысяч в год, и это стало темой неумеренных самовосхвалений наших руководящих лиц, которые приписывали этот успех себе.

Но в 2016-м смертность была уже чуть выше рождаемости (на 2 тысячи). А за первые пять месяцев 2017-го естественная убыль поднялась до 112 тысяч. Первая причина этого — чередование демографических волн, но и фактор снижения уровня жизни тоже, разумеется, сработал.

Подводя итог, вспомню слова одного экономического публициста, сказанные по случаю очередного спада экономики: «Это хуже, чем катастрофа». Так вот то, что происходит у нас со стандартами жизни, — это лучше, чем катастрофа. Не верьте тем, кто предвещает полный развал, да еще и в самое короткое время.

Но прежние способы поддержания этих стандартов больше не работают, наследство жирных лет почти проедено, а взамен, за вычетом заклинаний, пустых обещаний и самопохвал, ничего не слышно.

Сергей Шелин

Источники:

1. rosbalt.ru