19.10.2015

Яков Миркин: «Кто будет автором экономического чуда в России?»

Кризис обостряет все чувства, он не только рушит привычный уклад, но и дает место новому и неожиданному. Такой новостью стало то, что на публику вдруг вышел Яков Миркин. Известный, но в узких кругах, ученый, профессор, лауреат всего, чего можно, председатель совета директоров ИК «Еврофинансы» и автор учебника, знаменитой «черной книги», по которой в 1990-х учился весь финансовый рынок.

— Сегодня у вас две площадки в Facebook, вы частый гость на телеканалах и радиостанциях. В ежедневном режиме вы пытаетесь объяснить происходящее в нашей экономике, обсудить будущее и достать до власти, предлагая ей совершить «внезапный поворот», чтобы выйти из кризиса. «Кто будет автором российского экономического чуда?» — тема одного из самых популярных ваших постов. Вы считаете, что тема актуальна и чудо будет?

— Обычная реакция на слова «российское экономическое чудо» — это ухмылка. Но мог ли кто-то представить в Китае в 1976 году, что пройдет пара лет и это чудо в Китае начнут старые партийные бюрократы, банда стариков — крепких коммунистов. И они смогут это сделать в стране, пронизанной маоизмом и «силами правопорядка».

Кто мог предсказать в середине 1950-х годов, что через пару лет ненавидимый в Европе диктатор Франко начнет реформы с командой молодых технократов и в тесном сотрудничестве с США? Мне кажется, что пока есть 5—10% вероятности того, что в России может быть совершен внезапный поворот, по сути либеральный, когда все в стране будет подчинено высвобождению энергии бизнеса и среднего класса. Инструментарий такого экономического форсажа понятен и известен: резкое снижение регулятивной нагрузки, финансовое развитие, дешевый кредит, снижение налогов, ударные налоговые стимулы для роста и модернизации, умеренный низкий курс рубля, подавление немонетарной инфляции, высокая норма накопления, осторожные разгосударствление и деконцентрация собственности, создание рыночной среды (мы все — в олигополиях). Все это означает массированное вмешательство государства. Но другого — государства развития, Минфина и ЦБ развития. Ради чего? Ради будущей либерализации.

Экономика и банковская система деформированы настолько, что уже не подлежат амбулаторному лечению. Можно еще четверть века ждать, пока ставка опустится до 2—3%, и не дождаться.

Во всех случаях экономическое чудо так и происходило. Сначала хирургическое вмешательство, расширенное использование административных инструментов, чтобы нормализовать экономику, одновременно настраивая ее на либерализацию. Терапия после операции, а затем бывший больной отпускается в свободное плавание. И, конечно, нормализация отношений с Западом. Во всех случаях экономического чуда после Второй мировой войны это происходило при поддержке США. Даже сталинская модернизация началась с массированных поставок оборудования, технологий, заводов из США, Германии и отчасти Великобритании.

— А если этого не произойдет?

— Тогда (с 10—15% вероятности) — сценарий «закрытая крепость». За внутренним кризисом — политический шторм, замыкание всех окон, сжимающееся производство. Жизнь будет объясняться через врагов. Те, кто ходит след в след, будут институализированы. Тот, кто гуляет сам по себе, станет маргиналом. Уход в башню из слоновой кости, на стене которой висит большой портрет. Закрытость, бойкот, страна-изгой. «Большой Иран». Почти административная экономика с мелкими вкраплениями частного бизнеса в садиках и огородиках.

Все прочие сценарии — стагнирующая экономика латиноамериканского типа. Унывающая Бразилия или даже Венесуэла. Может быть, если последовать примеру Франко и привести к власти «молодых технократов», как он сделал на рубеже 1960-х годов, будет чуть веселее. Но все же — модернизация паровоза. Состояние хронического больного, которому было хуже, потом вроде бы ничего, и вдруг — опять удар за ударом.

То, что мы сегодня имеем, — это в будущем застой с закачиванием денег в большие проекты и выдавливанием их на окраины государства.

Велика зависимость экономики от импорта. Речь не о сырах, а о машиностроении, электронике. 180—220 металлорежущих станков в месяц, которые производятся в России, покрывают лишь несколько процентов потребности в их замещении. Пока шел валютный дождь, экономику чуть-чуть подлатали, модернизировали. Закупалась масса технологий и оборудования, но не способность их придумывать и производить самостоятельно. Поэтому впереди — в условиях санкций, технологического бойкота — угроза коллапса, бесконечного устаревания именно в части технологий. Импорт оборудования из дальнего зарубежья в 2015 году сократился на 40—49%.

— Наше будущее такое мрачное?

— Почему же. Страны Латинской Америки много десятилетий живут в «стагнирующей модели». Часто — под железной пятой. И ничего, солнце светит, кофе чернее нашего, танго веселит душу. А если в Венесуэле стоят очереди за туалетной бумагой, это значит, что она (бумага) еще есть.

— Яков, вы известный и признанный экономист, зачем такая активность за пределами профессии?

— В какой-то светлый момент на меня снизошло, что мои тексты мало кто читает. Что бы я ни написал и какой бы подвиг тем самым ни совершил, просто физически мало людей, которые это прочли. Книги, статьи известны только в кругу специалистов. Это драма: ты понимаешь, как портной, что и как чинить, но читают тебя все те же портняжки, а не те, кто шагает мимо в рваных хламидах. Ученый всегда пытается выйти за круг профессионалов. Только в нем ему скучно. Если ты всю жизнь сидишь в финансовых окопах и знаешь, как все устроено, важно дать другим шанс разобраться в ситуации в целом. Дать отправную точку в личных, семейных или общественных стратегиях. Тем более когда на дворе не то что дождь, а тропический ливень, с молниями и почти библейским потопом.

— Кого же вы спасаете?

— Первая идея — сделать площадку для журналистов, которым всегда нужны спикеры и их свежие речи. И в этом, думал я, большой операционный рычаг, как говорят в финансах. Пусть пресса кормит моими идеями как можно больше людей, особенно тех, кто принимает решения. Но я не удержался и пригласил на площадку профессоров из университетов и РАН, финансовых профессионалов, топов, которых знал лично. Они все пришли. И это сразу подняло уровень разговора. С тех пор моими друзьями стали кто угодно, десятки профессий, рангов, возрастов, разных политических взглядов. Но их объединяют рациональность, особенная позиция, умение остро, но интеллигентно размышлять вслух. Китаеведы, врачи, торговцы, технари, высшие чиновники, фермеры. Коллективный разум выше, обширнее частного. Я получил немыслимое число новых фактов, хотя иногда чувствую, что теряюсь в этом мире коллективного сознания, который сам создал. Каких только чудесных лиц там нет! Поэт, бывший крупный чин в российских медиа. Философы с необычайно высоким уровнем репрезентации мира. Размышляющие промышленники.

Все вместе мы пытаемся объяснить, обсудить и, наверное, помочь себе в том, чтобы изменить ситуацию в российском обществе, уже четверть века переживающем неудачный экономический проект.

И, конечно, пожалеть себя любимых — выбрать правильные стратегии в управлении активами семей. А кто-то просто сбрасывает отрицательную энергию на наши бедные головы.

— Каков объем вашей площадки, сколько посетителей?

— Думаю, что целый стадион. Facebook позволяет действовать в двух режимах. Первый — где ты с друзьями и подписчиками, площадка для частных лиц, здесь самая бурная дискуссия. Второй — где ты выступаешь как публичная фигура и автор, почти как СМИ. Тексты одни и те же, фотографии отличаются только цветом галстука, но кажется, что перед тобой два разных человека. Один чуть более рассудителен, профессионален и внимателен, другой — больше пролистывает страницы и не так говорлив. Есть еще третья площадка — у знаменитого журналиста Андрея Шмарова в Facebook, бывшая радиостанция Page 42. Все вместе — от 15 000 до 40 000 человек, хотя хиты читают свыше 50 000—60 000. Плюс статьи в массовых изданиях: «Российской газете», «Слоне», «Снобе», Gazeta.ru, Lenta.ru, «АиФ», там аудитория до 120 000—140 000, если ты попал в точку.

— Что является ценным для ваших читателей?

— Любой текст о том, что делать, как выживать во время кризиса.

Все любят прогнозы курса рубль-доллар. В день его резкого роста или падения очень важно рассказать, что будет дальше. Чем злее текст, тем привлекательнее. У меня по этой части проблемы. Плохо злюсь.

Большой отклик вызывают тексты об активах семей, о том, что с ними делать, особенно в кризис, о том, в какой точке находится российская экономика. Как устроена финансовая машина, в которой мы живем, глобальная и российская. Упомяни Путина в любом контексте — и ты в шоколаде. Все озабочены будущим, рисками. Прогнозы, если они честные, встречают большой отклик. «Что будет дальше?» — это ключевой вопрос, на который приходится отвечать каждый день. Все любят истории, в которых можно что-то подсматривать, примерять их на себя. Нечто отстраненное, скажем, будущее Китая и как это повлияет на нашу жизнь, или отвлеченные рассуждения принимаются очень холодно. Как и любые тексты, в которых рекламируешь самого себя, в какой бы изощренной форме это ни происходило.

— Пригодились ли им ваши прогнозы?

— Я помог многим скорректировать свою стратегию сбережений. Или просто по-другому посмотреть на мир. Об этом мне пишут. Смешно, что год назад, когда начали падать цены на нефть, я написал о том, что в кризис часто рожают. Действительно, беременных и молодых матерей не увольняют, есть материнский капитал, какие-то небольшие декретные платят. И все равно в кризис делать нечего. Когда в августе этого года снова начались бури на финансовом рынке, я повторил этот текст и поинтересовался, последовал ли кто-нибудь этому совету.

О да! Родились трое! Так мне и написали. Прочитали и решили на семейном совете — будем рожать! Я тогда публично намекал, что можно назвать сына Яковом. Но родились девочки. Теперь жду следующие 10 месяцев, чтобы выяснить, не появится ли кто-то новенький к лету. Замечательное, приятное дело. Это как раз тот случай, когда слово — не смертельное, а счастливое оружие.

— А официальные лица?

— Постоянно встречаю скрытые цитаты в чьих-то публичных текстах. Выходят напрямую, пишут, встречаются.

— В этом массовом потоке сознания чувствуется ли какая-то общая идея? «Российская национальная»?

— Идея у каждого народа одна — жить как можно дольше, с лучшим качеством жизни, здоровее, зажиточнее. В Испании средняя продолжительность жизни — 83 года, второе место в мире, а у России — 70 лет и 122-е место. Модели коллективного поведения, конечно, разнятся: есть англо-саксонская модель, китайская, континентальная в Западной Европе, российская. Исследования показывают, что Россия — не уникум, она находится в общем пространстве с Украиной, Белоруссией, Молдавией, с Восточной Европой в целом.

Основная модель — человек делает все, чтобы быть встроенным в вертикальную структуру, быть защищенным, ожидает протекционизма. Но не верит, что его защитят. И индивидуально ведет себя как волк в лесу.

Странным образом соединяет нелюбовь к свободе с личным рискованным и рыскающим поведением. По жесткости это поведение разное. В Восточной Европе все смягчается накопленным имуществом семей и более высокими доходами.

— Постсоветское пространство неоднородно: Прибалтика и Восточная Европа — в Евросоюзе. Получается, что модели коллективного поведения в Европе и России оказались разными?

— В России столетиями воспроизводится модель жизни без собственности. В ХХ веке каждое поколение теряло нажитую собственность, начинало с нуля. То война, то революция, то реформы с гиперинфляцией. Да и в XX век российский народ в основной массе вошел без собственности, люмпенами, без земли и каменного жилья. В Восточной Европе все протекало мягче, не было такого тотального отъема и разрушения имущества. В советское время сохранялись островки частного сектора. Даже реституцию провели после 1990-х.

Из этого понятно, почему в России настолько сверхконцентрирована структура собственности, почему мы так огосударствлены, отчего так подвержены вертикалям экономика и финансы. И почему у нас такая каменная политическая система. Большая концентрация активов и ресурсов в одних руках. Человек не ценен, учитывается по остаточному принципу. Страна как операционный центр, в котором нужно как можно меньшими сделать издержки. Прибыли выводятся, остается минимум, чтобы поддержать население. Основной вопрос, решаемый между властями и крупным собственником, — сколько нужно оставить на этой территории для прокорма населения, чтобы не было эксцессов.

— Вы изобрели новую науку «человеческая аналитика»? Или это новая форма?

— Скорее, это нон-фикшен, жанр, популярный у физиков. В финансах обычен в литературе на тему «как я заработал первый миллион». Что делаю я? Пытаюсь объяснить макроэкономику, глобальные финансы, деньги и рынки, на которых живут семьи, очень эмоционально, языком искусства. Метафорами, в потоке сознания, имеющем яркую, почти литературную форму.

Между наукой и искусством нет противоречий, это просто два способа объяснения реальности, которые легко соединяются. Во всяком случае в деньгах — как в абстракции высокого порядка.

И в финансовом рынке, в этом почти нематериальном пространстве, где сталкиваются личности, культуры, модели коллективного поведения. В нем, как в зеркале, отражаются история, реальная экономика, будущее. Деньги и все, что вокруг них, — это уже литература.

— На прошлой выставке Non/fiction на Крымском Валу вы представили в литературном кафе свою книгу «Финансовый конструктивизм». Книгу как арт-объект. Почему возникло такое название?

— Конструктивизм как способ искусства первой трети XX века: жесткие формы, выступающие конструкции. Никогда его не любил, но когда пытался найти метафору того, что делает финансовый инженер или тот, кто капитанствует в макроэкономике, потянуло именно в эти резкие формы. Другое мышление, жесткое, грубоватое, яркое. Стиль хорошо соединим с потоком сознания, личным, массовым, профессиональным. Итог — острая, для чтения ночью, книга, пронизанная фантастическими конструкциями знаменитого Якова Чернихова начала 1930-х годов. Книга-арт-объект, получившая кучу премий и номинаций 2014 года.

— По какой дорожке вы думаете двигаться дальше?

— Каждый день, почти два года, ставя короткие эссе в Facebook и общаясь со все более обширным кругом друзей, я понял в какой-то момент, что пишу книгу, что она — поток сознания, которое пытается в коротких выкриках что-то объяснить, обсудить и изменить в российском обществе. Эта книга уже в печати. Надеюсь, что будет ощущаться как уникальная, арт-объект. Вкусная книга. Книга-перевертыш (не скажу, что это такое). Книга — финансовый инструмент (и об этом не скажу). С особенным рядом иллюстраций-метафор.

А что в ней объяснить? Коллективную модель поведения. Какой она сложилась. Наше государство, модель экономики. Как они устроены. Экономическую идеологию в тех ее странных формах, которые прижились в российском мире. Конструкцию внутренних финансов, которые будоражат и не дают нам успокоиться уже десятилетия. Механику глобальных финансов. Как она влияет на то, что с нами происходит.

А что обсудить? Сильнейшие вызовы, которые стоят перед российским обществом. Внешнее давление — куда оно ведет. Состояние кризиса 2014–2015 годов в деталях, рационально, честно. Наши ответы на вызовы.

Насколько они сильны? Какую перспективу они открывают? И, наконец, в подробностях, в ясной логике — что впереди, какое экономическое и финансовое будущее нас ожидает?

Что изменить? Экономическую политику. Как создать российское «экономическое чудо» и не смеяться даже тогда, когда ставишь эту цель. Как повторить — с российскими особенностями — ту дорожку сверхбыстрого роста, технологического обновления, которую прошли уже почти два десятка стран. Как использовать их опыт — не абстрактно, а технически, как это делает инженер, работая с зарубежными аналогами «рычагов и механизмов». «Первичную заготовку» книги вы можете увидеть в моей библиотеке mirkin.ru, проект «Живая книга».

— То есть ваша конечная цель — изменить нашу экономическую политику?

— Сделать все возможное, чтобы это случилось. Но мне хотелось бы еще оставить документальное свидетельство того, что с нами происходило в 2013–2015 годах. Возможно, это переломные годы.

Анна Шерер

Источники:

1. finparty.ru