2. Самое начало разделения труда

"С появлением готового человека возник вдобавок еще новый элемент - общество",- заметил К. Маркс.

Поскольку выяснено, что средства обмена присутствовали в общественной жизни до государственных образований, в том числе до великих империй древности, исследование вынуждено углубиться в экономику первобытнообщинного строя с тем, чтобы обнаружить истоки денег не в среде обитателей замков и храмов, а в общинах первобытных пастухов, охотников и земледельцев.

Товарообмен, как и другие способы социального регулирования хозяйственной жизни внутри первобытного общества, способствовал взаимопереплетению индивидуальных, групповых и локальных потребностей, формированию единого социального интереса. Когда мы определяем человека как общественное животное, за этим общим утверждением стоит комплекс совершенно конкретных свойств человека, выражаемых в поведении.

Этнограф Пьер Кластре приводит факт, демонстрирующий один из вариантов воспроизводимой социальной связи. У южноамериканских индейцев - гуаяков существует табу на добытую дичь или зверя: охотник не может есть то, что он подстрелил или поймал. Он должен обменять свою добычу на другую пищу у кого-нибудь из членов племени.

Известный английский социолог и этнограф Б. Малиновский упоминает обычай жителей острова Тробриан отдавать часть урожая и охотничьей добычи "мужу сестры", даже когда сестры в действительности нет.

Разумеется, когда говорится о продуктообмене в условиях первобытного общества, не следует полагать, что он был обособлен в некоторую самостоятельную сферу деятельности. Здесь нужно избегать перенесения на древность современных представлений. Обмен деятельностью и продуктами труда на локальном уровне, в пределах общины и рода служил моделью межродового и межплеменного обмена. Только если придерживаться неверной исходной гипотезы об индивидуальной охоте и собирательстве, можно развивать и мысли о враждебном отношении к чужакам как основном психологическом фоне внешних контактов.

Но обособленные первобытные общины - либо выдумка, либо результат стечения уникальных обстоятельств. Человеческое общество не могло сформироваться ни из одиноких охотников и собирателей, ни из враждующих друг с другом стад.

В истории разделения труда долгое время господствовала "теория трех ступеней", получившая окончательное оформление в книге французского археолога Габриэля де Мортилье, названной "Происхождение охоты, скотоводства и земледелия" и опубликованной в 1890 году. Он подытожил воззрения, сложившиеся еще в Древней Греции, согласно которым в истории человечества последовательно сменялись три формы хозяйствования: охотничье-собирательская, скотоводческая и земледельческая. Последняя полагалась древними греками высшей, ведь сами они были преимущественно земледельцами.

Критика теории трех ступеней началась уже в 1892 году в работе немецкого географа Эдуарда Хана "Формы хозяйства земли", который, однако, не предложил другой, более верной теории. Поскольку теории трех ступеней: придерживались такие авторитеты, как А. Смит и Ж. Ж. Руссо, верные замечания Э. Хана в адрес этой теории стали просто сосуществовать с нею, не подорвав ее и не опровергнув.

Какие это замечания?

Земледелие гораздо древнее скотоводства, и развивалось оно во многих местах самостоятельно из собирательства. Академик Н. И. Вавилов выделял семь центров возникновения земледелия, полагая, что какие-то из них следует считать первичными. В. С. Титов предлагает считать первичными три: переднеазиатский, включающий Египет и Месопотамию, индокитайский и центрально-американский.

Одомашнивание животных происходило скорее у земледельцев, чем у охотников, поскольку охотники не располагали запасами кормов. Земледелие, развившееся из собирательства, дало толчок к переходу от присваивающей экономики к производящей, от экономики немедленного потребления к экономике, в которой существуют запасы и распределение потребления во времени.

Интерпретация высказываний классиков марксизма-ленинизма па этот счет требует, чтобы исследователь заблаговременно определил свою позицию: убеждают его или нет в том, что теория трех ступеней неверна, новые данные истории, этнографии и археологии.

Ф. Энгельс писал: "Пастушеские племена выделились из остальной массы варваров - это было первое крупное общественное разделение труда" (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 160). Важность этой мысли подчеркивал В. И. Ленин (Поли. собр. соч., т. 39, с. 67-68). Но высокий уровень исследовательской культуры не позволил ни Ф. Энгельсу, ни В. И. Ленину написать, что пастушеские племена выделились из племен охотников, и сковать тем самым собственные выводы привязанностью к одной, из потенциально верных теорий.

В другом месте Ф. Энгельс говорит о "разделении труда между пастушескими народами и оставшимися племенами, не имеющими стад". Он нигде не называет эти племена охотничьими, несмотря на то, что сам Адам Смит утверждал это прямо и недвусмысленно.

В настоящее время по данным археологии историю разделения труда можно схематично описать так. 10 тысяч лет назад из среды охотников и собирателей выделились племена, перешедшие к возделыванию злаков. Это способствовало существенному росту производства продуктов питания и создало условия для роста численности населения. Выросшее население стимулировало процессы заселения новых, менее приспособленных территорий. Параллельно происходило перераспределение власти, говоря современным языком - делегирование полномочий от уровня племени вниз, на уровень рода и патриархальной семьи.

Производящее хозяйство появилось впервые, предположительно, в Передней и Центральной Азии, между Средиземным морем и иранским Хорасаном. Отток избыточного населения проходил через Курдистан и Туркмению, а также через Балканы.

Во времена средней бронзы выходцы из центральной земледельческой зоны освоили междуречье Амударьи и Сырдарьи и расселились на восток вплоть до Минусинской котловины и на запад до верховий Днепра. В ходе расселения и произошло постепенное обособление пастушеских племен от "племен, не имеющих стад".

Таким образом, "первое крупное разделение труда - выделение родовых коллективов с производящей экономикой из среды присваивающего хозяйства (VIII-VI тыс. лет до н. э.). Вторым крупным разделением труда следует считать выделение из состава племен с производящей экономикой скотоводческого уклада - последняя треть III тысячелетия до нашей эры".

Во времена, когда писалась книга "Происхождение семьи, частной собственности и государства", о неолитической революции ничего известно не было. Тем более удивительна гибкость энгельсовской формулировки, допускавшей ее возможность.

"Первое общественное разделение труда сделало возможным регулярный обмен. Во-первых, земледельческо-скотоводческие племена производили средства к жизни качественно иные, чем племена собирателей, и, во-вторых, они могли производить этих средств больше, чем им было нужно для поддержания жизни. Этот излишек был еще мал, но уже его существование имело огромное значение", - пишет советский историк И. Н. Хлопин и добавляет: "Полная изоляция никогда не была реальна. Обмен осуществлялся и между соседними племенами, и этапным путем".

Поэтому нельзя присоединиться к такому мнению: "С появлением ремесла как отрасли хозяйства возникло зачаточное товарное производство. Ремесленники перестают странствовать и поселяются в определенных местах".

Современной исторической наукой общепризнано, что разделение труда так или иначе связано с неолитической революцией, которая дала ускорение развитию производительных сил. Но истоки разделения труда уходят в очень глубокую древность и касаются, как и следовало ожидать в соответствии с марксистскими представлениями, специализации орудий труда.

В Англии, в графстве Норфолк, в эпоху раннего неолита существовали шахты, где добывался кремень. Точно установлено, что массовое производство каменных топоров велось там до середины III тысячелетия до нашей эры. Начало работ в шахтах уходит не менее чем в V тысячелетне до нашей эры.

Производство топоров было явно специализированным, хотя исследователям пока еще не все понятно в тогдашнем разделении труда. В частности, первичная обработка кремневого топора велась прямо в шахте. Об этом свидетельствуют сохранившиеся там скопления сколов (отходов). На поверхность, таким образом, выносили уже не сырье, а полуфабрикат.

Готовые изделия из таких шахт обнаружены за сотни километров от них. "Возможно, что в ранний период они выменивались соседними селениями и попадали каждый раз на несколько километров дальше",- пишет Джон Вуд в книге "Солнце, луна и древние камни". Такое предположение опровергается значительными объемами производства: "Однако шахты в Граймс-Грейвсе производили значительное количество топоров, и изготовление их быстро прекратилось бы, если бы не существовало постоянных путей распределения. Либо оттуда уходили торговцы с готовыми топорами, либо общины, нуждавшиеся в топорах, приобретали необходимое их количество прямо около шахт".

Так специализация в производстве орудий труда с неизбежностью заставляет сделать вывод о развитии торговли, товарообмена и торговых путей.

Несомненно, что каким бы ни было это средство обмена, вряд ли оно напоминало современные деньги. Выше показано, какое обилие вариаций - в части материала, сферы действия, формы, правил применения - можно допустить, сохраняя функции денег. Распространенное мнение гласит: "В древности могли быть только зародыши знаков стоимости". Из содержания предыдущих глав следует, что в этих "зародышах" содержались возможности осуществления по крайней мере двух функций денег: меры стоимости и средства обращения. Исполнение этих функций каким-либо продуктом труда не оставляет места представлению о том, что ранние этапы развития экономики базировались на мудрых (или глупых) решениях племенных вождей. Вместе с человеком возникло общество, вместе с обществом - экономика. Дальнейшее развитие шло по объективным экономическим законам, которым одинаково подчинены все члены общества, независимо от выполняемых ими функций.

Казалось бы, какое нам дело сейчас до роли племенных вождей или старейшин в далекой древности, неужели это актуально? Оказывается, да. Современные монетаристы полагают, что издревле экономическая жизнь обязана направлением своего развития решениям "сильных" людей. Поскольку это так, то почему бы не определить направление развития современной экономики президенту, который руководствуется частными логическими выводами, а не знанием объективных законов общественного развития. Ирония развития буржуазной экономической теории состоит здесь в том, что рупор монетаризма - чикагский "Журнал политической экономии" регулярно публикует работы по экономике первобытного общества. Зачастую в этих статьях высказываются интересные мысли, направленные против исходной концепции монетаристов 0 подверженности любой экономики решениям отдельно взятого человека.

Вот статья Ричарда Познера, в которой обсуждается книга Ф. Прайора "Истоки экономики". Предлагаются разнообразные темы Для исследователей первобытной экономики: эконометрический анализ свадебного выкупа у эскимосов, определение цены информации при отсутствии базара у первобытных племен, количества продуктов, запасаемых на зиму или дождливый сезон, и многое другое. Но не в списке предлагаемых работ дело. Познер буквально кричит: применяя эконометрические методы к первобытной экономике, не считайте основной моделью перераспределение продуктов вождями, это антиэкономично. Даже не верится, что именно в этом журнале и пропагандируются основные антиэкономические идеи - неоволюнтаризм, предполагающий произвольное вмешательство в сферу денежного обращения. Р. Познер выделяет два антиэкономических подхода к первобытной экономике: субстантивизм и формализм. Первый он называет бесформенным (что получится из статистики, то и хорошо). Второй подход - когда исследователь доверяет принятым правилам экономического поведения, изучает их, а не действительную экономическую жизнь. И для того, и для другого подхода характерно отсутствие "предварительной формулировки экономической теории первобытного общества. Оба сводятся к проверке того, подтверждается ли выдвинутая гипотеза имеющимися данными".

Ну чем не выпад в сторону неомопетаристов? Сделанный в журнале, постоянно публикующем новые и новые работы неомонетаристов, теоретиков "экономики предложения" и "рациональных ожиданий", он свидетельствует о серьезном отрыве буржуазной экономической мысли от исследований в области истории культуры.

"Мы не можем предположить,- пишет Познер, ссылаясь на книгу Прайора, - что в первобытном обществе все продукты распределялись лицами, занимавшими высокое положение". Экономика, зависящая от психологии отдельных лиц, не может существовать. В противоположных представлениях есть нечто от детского мнения об устройстве общественной жизни: как бы дети ни ссорились из-за игрушек, придет воспитательница и все уладит. Но в реальной хозяйственной жизни "воспитательниц" нет, а общество управляется объективными законами развития, не менее строгими, чем законы физики и химии. И всегда существенным элементом общественных отношений был обмен продуктами труда с использованием самых разнообразных средств такого обмена.

кредитная карта