Ценности и деньги

(Эта незаконченная рукопись относится к 1769 году. Данный отрывок помещен в Сочинениях Тюрго под редакцией: Дюпона, т. 3, стр. 256-293; Дэра, т. 1, стр. 75-93; Шелля, т. 3, стр. 79-98: Вигрё, стр. 238-258. Русский перевод этого Произведения, сделанный в 1905 году проф. А. Н. Миклашевским, вновь сверен с оригиналом и отредактирован.)

[Сравнение денег с языками]

Деньги имеют то общее со всеми видами мер, что они суть некое подобие языка.

Языки разных народов различны во всем, что произвольно и условно; но эти языки сближаются и отождествляются, в некотором смысле, по своим отношениям к общему выражению или общему основанию для сравнения их (terme ou etalon commun).

[Общая основа языков - мысли]

Это общее выражение, сближающее все языки и дающее им всем нерушимую основу сходства, несмотря на все различие звуко;в, которыми они пользуются, есть не что иное, как сами мысли, выражаемые словами; то есть это - чувственные представления предметов природы, передаваемые человеческому разуму, и те понятия, которые люди составили себе, различая разные стороны этих вещей и комбинируя их на тысячи ладов.

Эта общая основа, присущая всем языкам независимо от каких-либо условностей, дает возможность взять любой язык, любую систему, принятую для обозначения понятий, и сравнивать с нею все другие условные системы; так же можно сравнивать их с самой системой понятий, которую передал бы любой язык, на всяком другом языке, одним словом, как то происходит издревле, переводить с одного языка на другой¹.

¹ (См. специальную на эту тему работу Тюрго "Размышления о языках". (А. Р. Тюрго, Избранные философские произведения, перевод И. А. Шапиро, М., 1937, стр. 145-162). )

Общее выражение всех мер длины, поверхности и объема есть не что иное, как протяжение, различные измерения которого, принятые у разных народов, суть лишь произвольные подразделения, а эти последние можно равным образом сопоставлять и сводить друг к другу.

С одного языка переводят на другой, одну меру приводят к другой. Эти различные выражения обозначают две совершенно разные операции.

Языки выражают мысли при посредстве звуков, которые сами по себе чужды этим мыслям. Эти звуки в разных языках совершенно различны и, чтобы истолковать их, надо один звук заменить другим: на место звука иностранного языка поставить соответствующий звук того языка, на который переводят. Меры, напротив, измеряют протяжение протяжением же. Произволен и изменчив только выбор величины протяжения, то есть то, что условлено считают единицей, и подразделения, принятые для разных измерений. Не приходится, таким образом, прибегать к замене одного другим; мы имеем дело только со сравнением количеств и одни отношения заменяем другими отношениями.

[Общая основа денег - ценность]

Общее выражение, к коему приводятся монеты всех наций, есть сама ценность (valeur) всех предметов торговли, ценность, которую они [монеты] помогают измерять. Так как эта ценность не может быть выражена иначе, как количеством монет, которому она соответствует, то отсюда следует, что нельзя оценивать (evaluer) одну монету иначе, как при посредстве другой монеты, подобно тому как можно истолковать звуки одного языка только при посредстве звуков других [языков].

Монеты всех имеющих государственное устройство наций, сделанные из одного и того же материала и различающиеся между собой как измерения лишь подразделением этого материала и произвольным установлением того, что считается единицей, могут быть, с этой точки зрения, сводимы одна к другой, так же как меры, принятые у разных народов.

Мы увидим в дальнейшем, что это сведение совершается весьма удобным способом - через указание их веса и пробы.

[Монеты реальные и счетные]

Но этот способ оценки монет через указание веса и пробы не достаточен для понимания коммерческого языка по отношению к деньгам. Все нации Европы знают два рода монет. Кроме монет реальных, как экю, луидор, крона, гинея, которые представляют собою куски металла, отмеченные известным штемпелем и имеющие хождение под этими наименованиями, каждая [из этих наций] создала для себя своего рода фиктивные деньги, называемые счетными; их названия и подразделения, не соответствуя ни одной из монет реальных, образуют общую шкалу, к которой приводят реальные монеты, оценивая их по этой шкале тем числом частей, которому они соответствуют. Таков во Франции счетный ливр, состоящий из двадцати су, а каждый су делится на двенадцать денье. Нет ни одной монеты, которая соответствовала бы ливру; но один экю стоит трех ливров, один луидор стоит двадцать четыре ливра, и выражение ценности этих двух реальных монет в монете счетной устанавливает отношение между экю и луидором как один к восьми.

Эти счетные монеты, являясь, как видно, простыми произвольными наименованиями, различны у разных народов и могут изменяться у одной и той же нации от эпохи к эпохе.

Англичане также имеют свой фунт стерлингов, разделенный на двадцать су, или шиллингов, подразделяющихся в свою очередь на двенадцать денье, или пенсов. Голландцы считают на флорины, подразделения которых вовсе не соответствуют подразделениям нашего ливра.

Поэтому в коммерческой географии мы должны изучать не только реальные монеты каждой нации и их оценку по весу и пробе, но также и применяемые каждой нацией счетные монеты, отношение этих счетных монет к реальным, имеющим хождение, и отношение, которое существует между счетными монетами разных наций.

Отношение счетной монеты к реальной монете каждой нации определяется путем выражения ценности реальной монеты в счетной монете той же страны: дуката во флоринах, гинеи в шиллингах и пенсах, луидоров и экю в турнских фунтах.

Что касается до соотношения, существующего между счетными монетами, принятыми у разных наций, то представление о нем легче всего складывается из отношения счетных монет каждой страны к реальным и из знания веса и пробы последних. В самом деле, зная вес и пробу кроны в Англии и вес и пробу экю во Франции, мы знаем и отношение между кроной и французским экю; зная, сколько стоит экю в турнских пенсах, можно вычислить, сколько стоит в них и крона; так как известно, сколько стоит крона в пенсах стерлинга, то становится известным и число пенсов стерлинга, равное такому же количеству пенсов турнских. Таково отношение между фунтом стерлингов и турнским фунтом.

[Относительная ценность золота и серебра]

Этот способ оценки счетных монет разных наций через сравнение с их реальными монетами, через определение веса и пробы последних не представлял бы никаких трудностей, если бы монеты были из одного металла, например из серебра, или если бы относительная ценность разных металлов, употребляемых для выделки монеты, например золота и серебра, была бы одна и та же у всех коммерческих наций, то есть если бы вес какой-нибудь доли чистого золота, например марки, равнялся бы в точности некоторому количеству гранов² чистого серебра, и такое отношение существовало бы у всех наций. Но эта относительная ценность золота и серебра колеблется в зависимости от избытка или недостатка этих двух металлов у разных народов.

² (Гран (от латинского granum - зерно) - мельчайшая единица аптекарского веса до введения метрической системы. )

Если у какой-либо нации в тринадцать раз больше серебра, чем золота, если вследствие этого будут давать тринадцать марок серебра за одну марку золота, то у другой нации, где в четырнадцать раз больше серебра сравнительно с золотом, за одну марку золота дадут 14 марок серебра. Отсюда следует, что, желая определить ценность счетных монет двух наций, где золото и серебро не имеют одной и той же относительной ценности, при оценке, например, фунта стерлингов в турнских фунтах, при которой для сравнения взята золотая монета, не получится тот же результат, что при сравнении, где за единицу взята серебряная монета. Очевидно, что правильная оценка находится между этими двумя результатами; но, чтобы определить ее совершенно точным образом, надо было бы при решении этой задачи принять во внимание целую массу тончайших соображений. Однако международная торговля деньгами, все сделки, относящиеся к этой торговле, замена монеты бумажными представителями денег, вексельные курсы и операции банков - все это предполагает проблему решенной.

[Определение слова монета]

Слово монета в своем прямом, основном и первоначальном смысле, точно соответствующем латинскому moneta, означает кусок металла определенного веса и пробы с гарантией, даваемой штемпелем, поставленным правительственной властью. Дать наименование, различить штемпель, определить вес и пробу каждой монеты у разных наций, приводя ее вес к весу марки, - вот все, что надо сделать, чтобы дать ясное представление о монетах с этой первой точки зрения.

Но обычай дал этому слову монета значение более абстрактное и широкое. Металлы разделяют на части определенного веса; власть гарантирует их пробу своим штемпелем, чтобы можно было с уверенностью и удобством употреблять их в торговле, дабы они смогли служить одновременно мерою ценности и залогом, представляющим цену товарных запасов. Вернее, самая мысль [именно] так подразделить металлы, их отштемпелевать, одним словом, сделать из них монету, возникла именно потому, что эти металлы служили мерою и общим залогом всех ценностей.

[Различные виды денег]

Так как деньги не имеют другого употребления, кроме указанного, то такое название стали применять для обозначения этой функции; и, по правде сказать, деньги есть мера и залог ценностей, так же как все служащее мерою и залогом ценностей, следует считать деньгами; поэтому стали называть деньгами в этом распространенном смысле все, что употребляется для выполнения этой функции. В этом смысле называют деньгами кораллы Мальдивских островов³, скот считают деньгами германцев и древних обитателей Лациума⁴; говорят, что золото, серебро и медь - деньги народов, имеющих государственное устройство, и что эти металлы были деньгами гораздо ранее того, как додумались обозначать их вес и пробу при посредстве установленного законом штемпеля. В этом же смысле кредитным знакам, которые представляют монету, дают наименование бумажных денег. Таким же образом, наконец, пользуются словом деньги, когда употребляют его как абстрактное выражение при сравнении друг с другом всех ценностей и даже ценности реальных монет, и тогда говорят: счетные деньги, банковые деньги и т. п.

³ (Мальдивские острова - архипелаг коралловых островов в Индийском океане к юго-западу от острова Цейлон. )

⁴ (Лациум, Лацио - область Италии в средней части Аппенинского полуострова.)

В этом значении слово деньги (monnaie) следует передать не латинским словом moneta, а словом pecunia, которому оно вполне точно соответствует.

Мы будем рассматривать деньги в этом последнем смысле, то есть как меру ценностей и как залог имуществ, стараясь проследить их внедрение в торговлю и успехи, которые сделало у людей искусство измерять ценности.

[Этимология слова ценность]

Прежде всего надлежит составить себе ясное представление о том, что подразумевается здесь под словом ценность.

Это абстрактное существительное, соответствующее глаголу ценить (valoir), латинское - valere, имеет в повседневном языке несколько значений, которые нужно различать.

Первоначальный смысл этого слова на латинском языке означал силу, здоровье; слово valere означало также чувствовать себя здоровым, и мы еще сохраняем этот первоначальный смысл слова в производных французских словах valide, invalide, convalescence. Исходя из слова valeur в значении силы, его стали употреблять для выражения воинской отваги, достоинства, которое народы в древности всегда обозначали тем же словом, каким они пользовались для выражения телесной силы.

Слово valoir приобрело во французском языке еще и другое, весьма распространенное значение, хотя и отличающееся от смысла, придаваемого этому слову и слову ценность в торговле; но такое значение тем не менее является первой основой этого слова.

Оно означает соответствующую нашим потребностям годность (bonte) даров и благ природы; поэтому они считаются пригодными для нашего пользования, для удовлетворения наших желаний. Говорят, что рагу ничего не стоит (vaut rien), когда оно плохо на вкус, что, с точки зрения здоровья, такая-то пища ничего не стоит, что такая-то ткань стоит большего (vaut mieux), чем другая; все эти выражения не имеют никакого отношения к торговой ценности (valeur commercable) и означают лишь то, что все эти вещи более всего пригодны для употребления, к которому они предназначены.

Прилагательные плохой, средний, хороший, отличный характеризуют различные степени этого рода ценности. Следует, однако, заметить, что существительное ценность (valeur) далеко не так часто употребляется в таком смысле, как глагол valoir - стоить. Но если этим существительным пользуются, то его понимают лишь как пригодность вещи по отношению к нашим потребностям. Хотя эта годность по отношению к нам самим, но, применяя слово ценность, мы всегда имеем в виду реальное и присущее вещи качество, благодаря которому она пригодна для нашего употребления.

[Ценность для изолированного человека]

В этом смысле слово ценность имело бы место у изолированного человека, находящегося вне сношений с другими людьми.

Рассмотрим, как этот человек будет обнаруживать свои свойства по отношению к одному только предмету: он будет стремиться его найти, он станет избегать его или отнесется к нему безразлично. В первом случае у него, несомненно, есть побуждение искать эту вещь: он находит ее пригодной для пользования, считает хорошей, и эту относительную годность (bonte relative) с полным основанием безусловно можно назвать ценностью. Но эта ценность, без сравнения с другими ценностями, не подлежит измерению, а вещь стоящая (qui vaut) не может быть оценена.

Если тот же человек имеет возможность выбора между несколькими вещами, пригодными для употребления, он может предпочесть одну вещь другой, он может найти апельсин более приятным, чем каштаны, мех более годным для защиты от холода, чем хлопок. Он рассудит, что одна из этих вещей ценнее другой; он станет сравнивать в уме, он будет определять ценность их. В заключение он решится приобрести себе вещи, которые он предпочитает, и оставит без внимания другие.

Дикарь убил теленка и понес его в свою хижину; по дороге ему попался козленок, он убивает его и берет вместо теленка, желая съесть мясо повкуснее. Совершенно так же поступает ребенок, наполнивший сначала свои карманы каштанами и опорожняющий их, когда ему дают конфеты.

Так возникает сравнение ценностей, оценка различных предметов в суждениях дикаря и ребенка; но эти оценки не имеют ничего прочного, они меняются время от времени соответственно изменению потребностей человека. Когда дикарь голоден, он предпочтет любую дичь лучшей медвежьей шкуре, но, насытившись и почувствовав холод, он будет считать медвежью шкуру драгоценной.

Чаще всего дикарь ограничивает свои желания удовлетворением насущной потребности, и, каково бы ни было число вещей, которыми он может воспользоваться, взяв то, что ему нужно, он оставляет все прочее, как ненужное ему.

[Возможность сохранения ценностей]

Опыт, однако, учит нашего дикаря, что между пригодными ему вещами имеются такие, которые вследствие присущих им свойств могут быть сохранены в течение некоторого времени, и он может накопить их для удовлетворения потребностей в будущем; эти вещи сохраняют свою ценность даже после того, как удовлетворены потребности момента. Он старается присвоить их, то есть положить в такое надежное место, где бы он мог их спрятать или защитить. Отсюда следует, что соображения, которыми человек руководствуется при определении этой ценности, единственно имеющей отношение к человеку с его потребностями и желаниями, усложняются вследствие этой новой точки зрения, присоединяющей предусмотрительность к первому чувству - потребности.

Когда это чувство, сначала кратковременное, приобретает постоянный характер, человек начинает сравнивать свои потребности и соразмерять свои поиски вещей не только с внезапными побуждениями, которые вызваны настоятельными потребностями, но и в соответствии со степенью необходимости и важности различных потребностей.

Что касается других соображений, под влиянием которых эта степень полезности становится более или менее настоятельной, изменяется или колеблется, то первое, что бросается в глаза, - это особые достоинства вещи или ее большая или меньшая способность удовлетворять тот род желаний, ради которого она разыскивается. Следует признать, что такой порядок рассмотрения вещей по их достоинствам подводит через вытекающую отсюда оценку к градации полезности; ибо большее удовольствие, вызываемое этими особыми достоинствами вещи при [ее] потреблении, само по себе является преимуществом, и это преимущество человек сравнивает с более настоятельной необходимостью в таких вещах, относительно которых он предпочитает изобилие превосходным достоинствам одной вещи.

[Редкость]

Третье соображение, с которым приходится считаться человеку при приобретении вещей, удовлетворяющих его желания, есть большая или меньшая трудность их получения; ибо совершенно очевидно, что из двух одинаково полезных и равных по качеству вещей та, для получения которой ему придется употребить гораздо больше усилий, покажется ему более ценной, и он затратит более забот и усилий, чтобы ее добыть. Вот почему вода, несмотря на всю ее необходимость и множество удовольствий, которые она доставляет человеку, не рассматривается как нечто ценное в стране хорошо орошенной; человек не стремится обеспечить себе обладание ею, так как изобилие этого вещества дает возможность всегда иметь его. Но в песчаных пустынях вода имела бы беспредельную цену.

Мы еще не имеет дела с обменом, а редкость уже стала одним из элементов оценки. Следует заметить, что эта оценка, связанная с редкостью, основывается еще на особого рода полезности; ибо полезнее запасать заранее вещь, которую трудно найти; такая вещь больше разыскивается, и человек прилагает больше усилий, чтобы присвоить ее.

Можно свести к этим трем соображениям все те, которые входят в расчет при определении этой ценности, имеющей значение для изолированного человека; это - три элемента, которые содействуют ее образованию. Чтобы дать этой ценности подходящее наименование, мы будем называть ее valeur estimative, ценностью значения, потому что в действительности она вполне определенно показывает, какую степень значения придает человек различным предметам своих желаний.

[Потребности и средства их удовлетворения]

Небесполезно⁵ разобраться в том, что такое степень значения, которую придает человек различным предметам своих желаний, какова природа этой оценки или единое выражение для сравнения ценностей отдельных предметов, какова счетная шкала этого сравнения, в чем ее полезность⁶.

⁵ (В книге "Тюрго. Избранные тексты" под ред. Вигрё (стр. 246) напечатано: "Il n'est pas utile d'appuyer...", т. е. "Бесполезно разбираться...", что противоречит дальнейшему тексту, где Тюрго пытается разобраться в понятии "степень значения". В указанной книге явная опечатка. В издании "Сочинений Тюрго" под ред. Дэра (т. 1, Париж, 1844, стр. 82) напечатано: "Il n'est pas inutile d'appuyer...", т. е. "Небесполезно разобраться...", что вполне согласуется с дальнейшим текстом. Поэтому перевод данного предложения сделан по изданию Тюрго под редакцией Дэра.)

⁶ (В книге "Тюрш. Избранные тексты" под ред. Вигрё (стр. 246) напечатано (в конце третьей строки снизу) слово I'unite, т. е. единство, что по смыслу не вяжется с контекстом. Здесь явная опечатка. В издании Тюрго под ред. Дэра (т. 1, стр. 82) напечатано Vutilite, т. е. полезность, что логически связано с контекстом всего абзаца.)

Размышляя, мы заметим, что совокупность вещей, необходимых для сохранения жизни и для благополучия человека, образует, если можно так выразиться, некую сумму потребностей, которые, несмотря на всю свою широту и многообразие, все-таки весьма ограничены.

Для удовлетворения этих потребностей человек располагает еще более ограниченным количеством сил и способностей (facultes)⁷. Каждый предмет его желаний стоит ему забот, утомления, трудов и по крайней мере времени.

⁷ (Слово facultes Тюрго употребляет, по-видимому, в двояком смысле: как способности человека и как средства удовлетворения его потребностей.)

Именно это употребление своих средств, которое он [человек] должен сделать при отыскании каждого пред-мета, создает компенсацию - пользование им и, так сказать, цену предмета. Человек еще одинок; природа одна снабжает его благами для удовлетворения потребностей, а он уже заключает с нею первую торговую сделку, по которой природа не дает ничего без оплаты трудом человека, употреблением его способностей и его времени.

Его капитал в этого рода [торговле] ограничен узкими пределами; необходимо, чтобы с размерами [этого капитала] сообразовалась сумма его потребностей; необходимо, чтобы в необъятной кладовой природы человек сделал выбор и разделил эту цену, [уплатив] которую, он может располагать разными подходящими ему предметами так, чтобы он оценил их соответственно значению для своего самосохранения и своего благосостояния. А эта оценка, разве она не что иное, как отчет, который он [человек] дает самому себе о своем труде и своем времени или, выражая эти две вещи одним словом, о доле своих средств, которую он может употребить на отыскание оцениваемого предмета без пожертвования теми [предметами], которые равно или более важны?

[Определение ценности значения]

Какое же здесь мерило ценностей? Какова будет шкала сравнения? Это, очевидно, не что иное, как сами его [человека] средства. Только общая сумма его средств образует единство этой шкалы, единственный прочный пункт, откуда он [человек] может исходить, и ценности, которые он придает предметам, являются пропорциональными частями этой шкалы. Отсюда следует, что ценность значения предмета для изолированного человека точным образом представляет долю совокупности его средств, соответствующих его желанию в отношении того или другого предмета, который он хочет использовать для удовлетворения этого желания. Можно сказать другими словами, что это есть отношение данной пропорциональной части к совокупности средств человека; это отношение можно было бы выразить дробью, которая имеет в числителе единицу [долю, часть], а в знаменателе число ценностей, или равных пропорциональных частей, содержащее в себе целиком все средства человека.

Мы не можем не сделать здесь одно замечание. Мы еще не видели возникновения торговли; мы еще не соединили двух людей, а уже с первых шагов нашего исследования мы натолкнулись на одну из самых глубоких истин, и самых новых, которую заключает в себе общая теория ценностей. Это та истина, которую господин аббат Галиани высказал двадцать лет тому назад в своем трактате о монете с такой ясностью и энергией, но почти без надлежащего развития, сказав, что общей мерой всех ценностей является человек⁸. Весьма вероятно, что эта же истина, которую неясно видел и автор только что появившегося труда под названием "Опыт анализа богатства и налога"⁹, послужила основанием для его доктрины о постоянной и единой ценности, выраженной всегда в единстве, в коем все отдельные ценности являются лишь пропорциональными частями, доктрины, представляющей собою смесь истины с ложью, вследствие чего она показалась большинству читателей весьма неясной.

⁸ (Галиани Фернандо (1728-1787), аббат - итальянский буржуазный экономист, критик физиократизма. В сочинении "О монете" (1750) выдвигал положение, будто стоимость вещи определяется ее полезностью - значением той потребности, которую удовлетворяет данная вещь. Вместе с тем в той же работе Галиани, как отмечал Маркс, высказал ряд более или менее правильных догадок о природе товара и денег.)

⁹ (Автор этой книги - Жан Жозеф Луи Грален (Graslin) (1727-1790). Противник учения физиократов, Грален критиковал его основные положения: схему воспроизводства, идею создания чистого продукта лишь в земледелии, принцип единого налога на чистый доход - ренту.)

Здесь в этом нашем кратком изложении не место развивать более подробно то, что действительно может показаться неясным для наших читателей. Это положение заслуживает тщательного обсуждения, соответствующего его значению, и мы не должны в данный момент подробно излагать многочисленные выводы [из этого положения].

[Обмен]

Будем следовать по пути, которым мы шли до сих пор; расширим наше первое предположение. Вместо того чтобы рассматривать изолированного человека, возьмем двух людей; пусть каждый из них имеет в своем распоряжении вещи, пригодные для него, но вещи эти различны и годятся для удовлетворения разных потребностей. Предположим, например, что на пустынный остров в северных морях причалили с разных сторон два дикаря. Один в своей лодке привез больше рыбы, чем сам он может потребить, другой привез шкур больше, чем он может употребить на то, чтоб прикрыться и разбить шатер. Тот, кто привез рыбу, испытывает холод, тот, кто привез шкуры, голодает. И тогда он попросит у владельца рыбы часть его запаса и предложит ему взамен несколько своих шкур, и другой согласится. Вот обмен, вот и торговля.

Остановимся немного на рассмотрении того, что происходит в этом обмене. Прежде всего очевидно, что тот человек, который наловил рыбу, чтоб прокормиться в,течение немногих дней, по истечении которых она испортится, выбросил бы остаток, как бесполезный; но, заметив, что эта рыба служит для получения (путем обмена) шкур, которые нужны ему, чтоб прикрыть себя, начинает придавать ей большее значение; эта избыточная рыба приобретает в его глазах ценность, которой она ранее не имела. Владелец шкур будет рассуждать так же и научится со своей стороны ценить те из них, в которых он сам не имеет надобности. Весьма вероятно, что в этом первом положении, где мы допустили, что каждый из двоих наших людей обильно снабжен вещами, которые ему принадлежат, и привык не придавать цены избытку, торг относительно условий обмена не будет особо оживленным: каждый из них предоставит взять другому всю рыбу или все шкуры, в которых он сам не нуждается. Но изменим несколько предположение: допустим, что каждый из этих двоих людей имеет интерес сберегать свой избыток, имеет основание придавать ему ценность. Предположим, что вместо рыбы один привез маис, который может очень долго сохраняться, а другой вместо шкур привез дрова и что на острове нет ни зерна, ни леса. Один из наших двоих дикарей имеет пропитание, другой - топливо на несколько месяцев. Они не могут возобновить свои запасы иначе, как возвратившись на континент, откуда, быть может, они были изгнаны страхом перед дикими зверями либо перед враждебной нацией. Они не могут этого сделать, не встречая на море почти неизбежных опасностей в бурное время года. Очевидно, что весь маис и все дрова станут очень ценными для обоих владельцев, они приобретут для них очень большую ценность; но дрова, которые один может потребить в течение месяца, будут ему вовсе бесполезны, если в тот же промежуток времени он умрет с голоду из-за недостатка маиса; а владелец маиса будет не в лучшем положении, если ему суждено умереть от холода из-за недостатка дров. Они, следовательно, вновь совершат обмен, дабы каждый из них мог иметь дрова и маис, пока время или погода позволят им отправиться морем на континент для поисков другого маиса и другого леса.

В таком положении и тот и другой были бы, конечно, менее великодушны: каждый из них стал бы старательно взвешивать все соображения, могущие побудить его предпочесть известное количество вещей, которых нет у него, известному количеству тех, которые у него имеются; то есть, другими словами, он начнет сравнивать силу двух потребностей, двух интересов, между которыми он колеблется, а именно, интереса сохранить маис и приобрести дрова и интереса сохранить дрова и приобрести маис; одним словом, он точно установит ценность значения по отношению к себе самому. Эта ценность значения пропорциональна интересу, который он имеет к приобретению этих двух вещей, и сравнение двух ценностей есть, очевидно, сравнение двух интересов. Но каждый делает вычисления со своей стороны, и результаты могут быть различны: один согласен обменять три меры маиса на шесть охапок дров, другой захочет отдать свои шесть охапок дров только за девять мер маиса. Независимо от той мысленной оценки, посредством которой каждый из них сравнивает интерес сохранения с интересом приобретения, оба проникнуты также общим и не зависящим ни от какого сравнения интересом: это интерес каждого сохранить возможно большее количество своего продукта и приобрести возможно большее количество продукта другого. С этой целью каждый будет хранить втайне сделанное в своей голове сравнение двух этих интересов, двух ценностей, которые он придает этим обмениваемым вещам. Он будет выведывать, предлагая меньшее [количество] и требуя большего у владельца вещи, которую он желает. Другой держится такой же линии поведения. Они начнут торговаться об условиях обмена и, так как оба сильно заинтересованы в том, чтобы прийти к соглашению, они и придут к нему в конце концов: мало-помалу каждый из них начнет увеличивать свои предложения либо уменьшать свои требования до тех пор, пока они не условятся, наконец, дать определенное количество маиса за определенное количество дров. В тот момент, когда совершается обмен, дающий, например, четыре меры маиса за пять охапок дров предпочитает, вне сомнения, эти пять охапок четырем мерам маиса: он придает им превосходящую [по сравнению с дровами] ценность значения; но, с другой стороны, получающий четыре меры маиса предпочитает их пяти охапкам дров. Это превосходство ценности значения¹⁰, придаваемой покупаемой вещи [ее] приобретателем сравнительно с уступаемой [им], существенно для обмена, ибо оно является единственным его мотивом. Каждый остался бы при своем, если бы он не находил интереса личной выгоды в обмене, если бы по отношению к самому себе он не полагал, что получает больше, чем дает.

¹⁰ (Под ценностью значения (valeur estimative) Тюрго понимал по существу субъективную ценность.)

[Меновая, или оценочная, ценность]

Но это различие в ценности значения является обоюдным и совершенно равным для обеих сторон, ибо не будь оно равным, один из двоих меньше желал бы вступить в обмен и принудил бы другого приблизиться к своей цене путем более значительного предложения. Поэтому остается всегда неоспоримо верным, что каждый дает равную ценность за равную ценность. Если дают четыре меры маиса за пять охапок дров, то дают также пять охапок дров за четыре меры маиса, и, следовательно, четыре меры маиса в этом отдельном обмене равноценны пяти охапкам дров. Оба эти предмета имеют, таким образом, равную меновую ценность (valeur echangeable).

Остановимся снова. Посмотрим, что такое в точности эта меновая ценность, равенство которой является необходимым условием свободного обмена. Мы уже не будем исходить из нашей простой гипотезы, где мы рассматриваем только двоих договаривающихся и два обмениваемых предмета. Это не вполне ценность значения, или, другими словами, интерес, который каждый из двоих придавал в отдельности обоим потребным предметам, владение которыми он сравнивал, желая определить, что он должен уступить из одного, дабы получить из другого, ибо результат этого сравнения мог быть не равен в уме обоих договаривающихся: эта первая ценность, которой мы дали наименование ценности значения, устанавливается путем производимого каждым со своей стороны сравнения двух борющихся в нем интересов. Она [ценность значения] существует только в уме каждого из них, взятого в отдельности. Меновая ценность, напротив, принята обоими договаривающимися, которые усматривают в ней равенство и делают его условием обмена. При установлении ценности значения каждый человек, взятый в отдельности, сравнивал только два интереса: интерес к предмету, который есть у него, и к тому, которого он желает. При установлении меновой ценности мы имеем двоих человек, которые сравнивают, и четыре сравниваемых интереса. Но оба интереса каждого из двоих [лишь] были ранее сравнены ими в отдельности, и сейчас оба результата сравниваются между собой или, лучше сказать, происходит торг между обоими договаривающимися, чтобы составить среднюю ценность значения, которая и является в точности меновой ценностью; ей мы и предлагаем дать наименование оценочной (appreciative) ценности, ибо она определяет цену, или условия обмена.

Из сказанного видно, что оценочная ценность - равная ценность обоих обмениваемых предметов - имеет в сущности ту же природу, как и ценность значения; она отличается от нее только тем, что представляет собою среднюю ценность значения. Выше мы видели, что для каждого из договаривающихся ценность значения полученной вещи больше отданной в обмен и что эта разница совершенно одинакова для обеих сторон; взяв половину этой разницы, чтобы отнять ее от большей ценности, и прибавив ее к меньшей, мы сделаем их [ценности] равными. Мы видели, что это совершенное равенство и составляет подлинный характер оценочной ценности в обмене. Эта оценочная ценность, очевидно, не что иное, как средняя ценность значения из тех [ценностей значения], которые придаются обоими договаривающимися каждому предмету. Мы доказали, что ценность значения предмета для изолированного человека есть не что иное, как отношение между частью средств, которую человек может посвятить отысканию этого предмета, и всей массой его средств; таким образом, оценочная ценность в обмене между двумя людьми представляет собою отношение между суммой частей их обоюдных средств, которую они предназначают для отыскания каждого из обмениваемых предметов, и [общей] суммой [всех] средств обоих этих людей.

[Обмен увеличивает богатство обменивающихся]

Здесь кстати заметим, что возникновение обмена между двумя этими людьми увеличивает богатство и того и другого, то есть дает им с теми же средствами большее количество наслаждений. Я предполагаю в примере с нашими дикарями, что места, где произрастает маис, и места, где - лес, отдалены друг от друга. Один дикарь принужден был сам совершить два путешествия, чтобы иметь у себя запас маиса и запас дров; он потерял бы, следовательно, в плавании много времени и сил. Если, напротив, их будет двое, то один займется рубкой леса, другой - добыванием маиса, используя время и труд, которые они должны были бы затратить на второе путешествие. Общая сумма собранного маиса и дров будет большей, а следовательно, и доля каждого [будет большей].

Возвратимся назад. Из нашего определения оценочной ценности следует, что она не является отношением между двумя обмениваемыми вещами или между ценою и продаваемой вещью, как некоторые склонны думать. Это выражение было бы совершенно неверным при сравнении двух ценностей, двух оснований обмена. Имеется отношение равенства, и это отношение равенства предполагает две вещи уже равными. А эти две равные вещи отнюдь не являются двумя обмениваемыми вещами, но именно ценностями обмениваемых вещей. Не следует поэтому смешивать ценности, которые находятся в отношении равенства, с этим отношением равенства, которое предполагает две сравнимые ценности.

Конечно, есть смысл [в выражении], что ценности находятся в отношении, и мы выяснили это выше, стараясь глубже проникнуть в природу ценности значения; мы даже сказали, что это отношение, как и всякое отношение, можно было бы выразить дробью. Именно равенство этих двух дробей и составляет существенное условие обмена, равенство, которое получается путем установления оценочной ценности, составляющей половину двух различных ценностей значения.

[Цена и ценность]

На языке торговли часто бессознательно смешивают цену и ценность, ибо на самом деле указание цены заключает в себе и указание ценности. Но тем не менее это весьма различные понятия, которые важно различать.

Цена - это вещь, которую дают в обмен на другую. Из этого определения с очевидностью следует, что эта Другая вещь есть также цена первой; когда говорят об обмене, почти излишне делать это замечание, и так как всякая торговля есть обмен, то, очевидно, это выражение (цена) всегда соответствует находящимся в торговом обороте вещам, каждая из которых равно является ценою другой. Цена и купленная вещь, или, если угодно, обе цены, имеют равную ценность: цена стоит покупки, а покупка стоит цены. Но наименование "ценность", строго говоря, столь же мало соответствует первому, как и второму из двух отношений обмена. Почему же употребляют оба этих термина, один вместо другого? Вот довод, объяснение которого поможет нам сделать еще один шаг в теории ценностей.

[Невозможность выразить ценность в себе самой]

Этот довод заключается в том, что невозможно выразить ценность в себе самой. В этой невозможности легко убедиться, чуть поразмыслив над тем, что мы сказали и доказали относительно природы ценности.

Как, в самом деле, найти выражение для отношения, первый член которого - числитель, основная единица, представляет собою нечто не поддающееся оценке и имеющее самые неопределенные границы? Можно ли объявить, что ценность предмета соответствует двухсотой доле средств человека, и о каких средствах здесь шла бы речь? Без сомнения, при расчете этих средств следует принять во внимание и время, но на каком промежутке его следовало бы остановиться? Взять ли все протяжение жизни, или год, или месяц, или день? Без сомнения, ни один из этих сроков нельзя взять, ибо применительно к каждому потребному предмету средства человека неизбежно должны быть использованы в более или менее продолжительные, но всегда весьма неравные промежутки времени. Как оценить эти промежутки времени, в течение которых удовлетворяются совместно все виды потребностей, которые должны, однако, входить в расчет не иначе, как [промежутками] неравной длительности, соответственно виду каждой потребности? Как оценить воображаемые части времени, всегда единого и протекающего, если можно так выразиться, по одной неделимой линии? И какая нить могла бы указать путь в этом лабиринте расчетов, все элементы которых неопределенны? Стало быть, невозможно выразить ценность в самой себе, и в этом отношении человеческий язык может выразить лишь то, что ценность одной вещи равна ценности другой. Оценка [своих] интересов, или, вернее, сознание их двумя людьми, устанавливает это равенство в каждом отдельном случае, и никто при этом никогда не думал суммировать средства человека, чтобы сравнить общую массу их с каждым предметом потребности. Интерес всегда фиксирует результат этого сравнения, но он никогда не создавал его, да и не мог создавать.

[Ценность не имеет иного измерения, кроме самой ценности]

Итак, единственный способ выразить ценность, как мы уже говорили, заключается в том выражении, что одна вещь по ценности равна другой, или, если хотите, другими словами: одна ценность равна искомой ценности. Ценность, как и ее величина, не имеет иной меры, кроме ценности, и измеряют ценности, сравнивая их с ценностями же, как измеряют протяжение мерами длины; в том и в другом случае нет основной единицы, данной природою. Имеется только единица произвольная и установленная соглашением; так как в каждом обмене имеются две равные ценности и можно найти меру одной, выражая ее в другой, то следует прийти к соглашению относительно произвольной единицы, которую (принимают за основу этой меры или, если угодно, как элемент исчисления частей, из коих составят шкалу сравнения ценностей. Предположим, что один из двоих договаривающихся в обмене захочет выразить ценность приобретаемой вещи; он возьмет за единицу своей шкалы ценностей постоянную часть того, что он дает, и выразит в целом [числе] и в дроби этой единицы количество даваемого за определенное количество получаемой вещи. Это количество выразит для него ценность и будет ценою вещи, которую он получает; отсюда видно, что цена есть всегда выражение ценности, и, таким образом, для приобретателя выразить ценность - это значит объявить цену приобретенной вещи. Поэтому, выражая количество того, что дается для ее приобретения, он и будет, не различая, говорить: это количество есть ценность, или цена покупаемого им. Употребляя оба эти способа выражения, он в уме будет придавать им один и тот же смысл, и подобным же образом поймут это и те, кто его слушает. Отсюда становится понятным, каким образом два слова ценность и цена, хотя и выражают различные по существу понятия, могут без затруднений замещать друг друга в обычном языке, не стремящемся к строгой точности.

Полностью очевидно, что если один из договаривающихся принял некоторую произвольную долю отдаваемой им вещи для измерения ценности приобретаемой им вещи, то другой договаривающийся в свою очередь имеет равное право взять эту же вещь, приобретенную его противником, но отданную им самим, для измерения ценности вещи, отданной ему противником и служившей мерой для последнего. В нашем примере тот, кто дал четыре мешка маиса за пять охапок дров, возьмет за единицу своей шкалы мешок маиса и скажет: охапка дров стоит четыре пятых мешка маиса. Тот, кто дал дрова за маис, примет, напротив, за свою единицу охапку дров и скажет: мешок маиса стоит охапки с четвертью дров. Это точно такое же действие, какое происходило бы между двумя людьми, пожелавшими взаимно оценить товары друг у друга: один - французские локти в испанских, а другой - испанские локти во французских¹¹.

¹¹ (Локоть - мера длины в древности и в средние века, соответствующая приблизительно длине локтевой кости. Величина этой меры несколько различалась в разных странах и даже по провинциям одной и той же страны. Во Франции локоть (aune) был больше вары - испанского локтя.)

Чтобы оценить [какую-либо] вещь, в обоих случаях берут как твердую и неделимую единицу часть той вещи, которой пользуются для оценки [других вещей], и оценивают вещь, сравнивая ее с произвольно взятой за единицу частью [вещи, служащей для оценки других вещей]. Но подобно тому, как локоть Испании не является мерою локтей Франции, так и мешок маиса не измеряет ценности охапки дров, а охапка дров не измеряет ценности мешка маиса.

Из этого общего положения следует сделать вывод, что во всяком обмене оба отношения обмена одинаково являются мерою ценности друг друга. На том же основании во всяком обмене оба отношения равно являются залогами, представляющими друг друга; то есть, имеющий маис может за этот маис приобрести некоторое количество дров, равное по ценности, так же как имеющий дрова может за эти дрова приобрести некое количество маиса, равное по ценности.

Вот очень простая, но весьма существенная истина в теории ценностей, денег и торговли. Как она ни очевидна, но она еще часто не признается даже очень хорошими умами, а незнание ее самых непосредственных последствий часто вовлекало правительство в пагубнейшие ошибки. Достаточно напомнить знаменитую систему Ло.

[Меновая ценность существует для большинства обменивающихся]

Мы надолго остановились на этих первых гипотезах относительно изолированного человека и о двоих людях, обменивающихся двумя предметами; но мы хотели вывести отсюда все понятия теории ценностей, которые не требуют большего усложнения. Становясь всегда таким образом на почву наивозможно простой гипотезы, мы выводим из нее понятия, которые необходимо представляются уму в более чистом и незапутанном виде.

Нам остается только расширить наши предположения, увеличить число обменивающихся и предметов обмена, чтобы представить себе возникновение торговли и дополнить ряд понятий, связанных со словом ценить (valoir).

Для этой последней цели достаточно лишь увеличить количество людей, рассматривая постоянно лишь два предмета в обмене.

Предположим наличие четырех человек вместо дйойх, то есть двух владельцев дров и двух владельцев майса. Сперва можно предположить, что двое обменивающихся встречаются на одной, а двое - на другой [стороне острова], причем все четверо не сталкиваются друг с Другом. Тогда каждый обмен совершится в отдельности, как будто лишь двое обменивающихся oсуществуют на свете. Но именно потому, что оба обмена совершаются в отдельности, нет никаких оснований полагать, что они совершатся на одинаковых условиях. В каждом обмене, взятом в отдельности, оценочная ценность обоих обмениваемых предметов будет равной на одной и на другой стороне. Но не следует упускать из виду, что эта оценочная ценность есть не что иное, как средний вывод из двух оценочных ценностей, придаваемых договаривающимися предметам обмена. Следовательно, весьма вероятно, что этот средний вывод будет совершенно различным в двух обменах, заключенных в отдельности, ибо оценочные ценности зависят от способа рассмотрения каждым предметов, удовлетворяющих его (Потребности, и от места полезности, которое он отводит ей среди других своих потребностей, [а] они [потребности] различны у каждого индивида. Таким образом, если рассматривать только двух индивидов на одной стороне и двух на другой [стороне острова], вывод может быть весьма различен. Очень возможно, что договаривающиеся в одном из обменов будут менее чувствительны к холоду, чем договаривающиеся в другом [обмене]; это обстоятельство побудит их придавать меньшее значение дровам и большее маису. Поэтому если в одном из двух обменов четыре мешка маиса и пять охапок дров имеют равную оценочную ценность, то для обоих других договаривающихся пять охапок дров будут равноценны лишь двум мешкам маиса; это не помешает в каждом договоре тому, что для двоих договаривающихся ценности обоих предметов будут совершенно равны, ибо один [предмет] дают за другой.

Сблизим теперь наших четырех человек, дадим им возможность сообщаться, узнавать об условиях, предложенных каждым владельцем маиса либо дров. С тех пор тот, кто раньше соглашался отдать четыре мешка за пять охапок дров, не захочет делать этого, когда узнает, что один из владельцев дров охотно даст пять охапок дров за два лишь мешка маиса. Но этот, в свой черед, узнав, что можно за те же пять охапок дров получить четыре мешка маиса, тоже изменит свое мнение и не пожелает довольствоваться двумя. Он очень хотел бы потребовать четыре мешка, но владельцы [маиса] уже не согласятся дать им [это количество], так же как владельцы дров не будут согласны удовольствоваться двумя мешками. Поэтому предполагавшиеся условия сделок изменятся, составится новая оценка, новая оценка ценности дров и ценности маиса. Прежде всего ясно, что эта оценка будет одинаковой в обоих обменах и для четверым обменивающихся, то есть за то же количество дров оба владельца маиса не дадут друг другу ни больше, ни меньше маиса и, напротив, оба владельца дров дадут ни больше, ни меньше дров за то же количество маиса. С первого взгляда ясно, что если один из владельцев маиса потребует меньше дров, чем другой, за то же количество маиса, то оба владельца дров обратятся к нему, чтобы воспользоваться этой скидкой. Эта конкуренция побудила бы данного собственника потребовать больше дров, чем он требовал прежде за то же количество маиса; со своей стороны другой собственник маиса понизил бы свои требования в отношении дров или увеличил бы свое предложение в отношении маиса, чтобы привлечь к себе владельцев дров, в которых он нуждается; и все это будет так происходить, пока владельцы маиса не предложат того же количества его за то же количество дров.