Интересы производителей и национальные интересы

Уже два столетия экономисты выдвигают эти аргументы против сторонников ограничения импорта, но нельзя сказать, чтобы им удалось добиться большого успеха. Французский экономист Фредерик Бастиа (1801-1850) в 1845 г. написал остроумный памфлет в форме жалобы французских изготовителей свечей на несправедливую конкуренцию солнца. Их просьба, чтобы Палата депутатов защитила рабочие места свечных дел мастеров, запретив устройство в домах окон, великолепно показывает всю абсурдность протекционистской логики. Памфлет Бастиа переиздавался множество раз, но высмеиваемые им аргументы живы и по сей день.

Отчасти это объясняется противостоящими здравому смыслу групповыми интересами. Люди охотно верят аргументам, которым хотят верить, и с большим трудом воспринимают рассуждения, противоречащие их интересам. И что еще важнее: политический процесс почти всегда приводит к тому, что голос тех, кто хочет получить выгоду от ограничений международной торговли, звучит громче, чем голос более многочисленных групп населения, которые на этом теряют. Значительные трансакционные издержки мешают покупателям радиоприемников организовать эффективное сопротивление отечественным производителям, не говоря уже о зарубежных производителях, влияние которых на внутреннюю политику страну-импортера, конечно, незначительно. В демократическом обществе можно с большой уверенностью предсказать, что когда правительству придется выбирать между интересами американцев-покупателей и американцев-производителей радиотехники, то сквозь шум вопящих кругом производителей до него почти не донесется слабый голос потребителей. Совершенно ясно, к чему прислушиваются в таких условиях государственные чиновники, если они, конечно, хотят сохранить свои посты.

Справедливый, хотя и ограниченного применения аргумент в пользу протекционистской политики можно привести, если принять во внимание издержки, связанные со структурными изменениями в экономике. Закрытие предприятий отрасли, не выдержавшей иностранной конкуренции, конечно, приведет к потерям как для их владельцев, так и для занятых на них работников. Величина этих потерь зависит от того, насколько узко специализированными являются высвободившиеся таким образом ресурсы. В данном случае действительно может возникнуть повод для протекционистской политики. Однако заметьте, что точно такую же логику можно применить и к отрасли, пострадавшей от внутренней, а не иностранной конкуренции. Разумеется, конкуренты внутри страны имеют большее политическое влияние, и против них труднее принять ограничительный закон. И все же если ограничения импорта привлекли в данную отрасль дополнительные ресурсы, было бы несправедливо внезапно убрать протекционистский зонтик, который держит над ней государство. Следовательно, есть основание сохранять эти долгое время существовавшие ограничения или, по крайней мере, снимать их достаточно медленно. Из соображений справедливости (вместе с политическими реалиями) можно также оправдать политику временных субсидий, нацеленных на частичное возмещение ущерба рабочим и собственникам закрытых предприятий. Но из этого аргумента нельзя вывести необходимость введения новых или дополнительных ограничений импорта.

Число неубедительных аргументов, которые можно придумать в поддержку ограничений импорта, бесконечно, и было бы бессмысленно стараться предвидеть и опровергнуть каждый из них. Тот факт, что в большинстве этих аргументов есть рациональное зерно, лишь усложняет их анализ: прежде чем показать ограниченную применимость этого «рационального зерна», его надо извлечь из окружающей шелухи. Если бы мы твердо придерживались принципа сравнительной выгоды, это явно пошло бы на пользу ведущейся в обществе дискуссии и помогло бы поднять ее на более высокий уровень.

Принцип сравнительной выгоды показывает, почему и как обмен порождает богатство. Он гласит, что издержки сделки равны той ценности, с которой мы расстались, а ее выгоды - ценности, которую мы приобрели. Поэтому бессмысленно утверждать, что страна может стать богаче, экспортируя больше, чем импортируя. Принцип сравнительной выгоды опровергает утверждение, будто одна страна может производить все блага более эффективно, чем другая. Это логически невозможно, исходя из самого определения эффективности как отношения между ценностью того, что произведено, и того, что не произведено, между полученными благами и благами, от производства которых пришлось отказаться, потому что оно было сопряжено со слишком большими альтернативными стоимостями. Сосредоточивая внимание на реальных процессах производства и обмена, принцип сравнительной выгоды рассеивает туман, который неминуемо появляется, как только мы начинаем обсуждать торговую политику в чисто денежных терминах.

К сожалению, многие заинтересованные стороны надеются извлечь из этой неразберихи личную выгоду: если бы не она, не было бы и шансов «пробивать» соответствующие их интересам законы. Поэтому вы можете встретить людей, которые изобретают дефицит торгового баланса, заявляют, что у них есть доказательства завышенного или заниженного валютного курса, и время от времени обвиняют своих иностранных конкурентов в использовании нечестных приемов. В сфере политической экономии такие аргументы имеют вес. Этой проблеме посвящена гл. 22.